И лидер в ней - своего рода старейшина, глава рода. И не страшно, если такому старейшине, скажем, 27 лет, как Александру. Главное, чтобы талант сочетался с человечностью, чтобы сетка математических формул и расчетов не заслоняла души друга, товарища по работе. Ведь наш коммунистический принцип: "Один - за всех и все - за одного". Так как же обойтись без дружбы, без человеческого участия и внимания?! Нет, нельзя. Невозможно!
Александр Сухомлин, Херсон".
Еще одно осложнение - теперь это видится осложнением, - которое читатели не заметили. Козарь так уверен в себе, что внутренне готов посягнуть на пост главного инженера. Нынешний раздражает его слабыми решениями. Что ж, раздражение это понять еще можно, если оно не субъективное ощущение, а объективно выверенная оценка. Но вот сомнения их бы хотелось! Сомнения в том, что решения главного компетентны, это да, допустим - это истина, но что будет, если ему, Александру, предложат занять нелегкую эту должность? Справится ли?
Сомнения этого нет, а оно должно быть. Переоценка самого себя, излишняя самоуверенность? Скорей всего именно так. И это осложнение, этот пропуск в исповеди Александра Козаря - чрезвычайно печальное обстоятельство.
- Хочу быть первым! - восклицает он.
- Ну что ж, в добрый путь, - отвечаем мы с читателями.
- Я созрел даже для должности главного! - утверждает он.
- Э-э, батенька, торопишься, - сомневаемся мы.
И кроме этого посягательства - неосторожного, немудрого, не обеспеченного пока ничем, кроме трудолюбия, настойчивости, умения ориентировать рабочих цеха на выполнение плана, - есть еще множество нерешенных проблем, которые в деяниях главного инженера возрастут во много крат, мешая уж не лично Александру Козарю, а большому делу.
Вот они, эти неодоленные вопросы:
- "силовая" работа с кадрами: на этом далеко не уедешь;
- деление людей на категории, а это значит - недооценка кого-то: она рождает недоверие, обиду;
- отсутствие друзей: разве возможно это в большом деле;
- личная ограниченность: она может тоже сказаться и совершенно неожиданно, и в обстоятельствах совершенно нежданных;
- излишняя холодность и деловитость: это она подарила кличку ЭВМ, это она создает ощущение, что молодой начальник расчетлив и не пожалеет ничего для достижения цели;
- чрезмерное самомнение: оно может отлиться в формы больших, непредсказуемых бед.
Этот реестр можно бы продолжить.
Он важен, если Александр Козарь - человек, искренне и по-человечески служащий своей цели, - ищет ответа на вопросы, которые мучают.
Хочется верить, что это так. Хочется верить, что его осложнения детские болезни, которые излечиваются, когда приходит взрослость и мудрость.
Об осложнениях Александра Козаря можно было бы говорить подробно, анализируя каждое отдельно, исследуя варианты, размышляя о нравственных потерях, которые грозят ему.
Но - неожиданно - один из читателей, по примеру Владимира Владимирова назвавшийся Сергеем Сергеевым, предложил Александру Козарю иные, собственные обстоятельства, совершенно отличные от тех, в которых оказался главный инженер.
Впрочем, вот это письмо.
"Мне 25 лет, инженер. Причем имею как полуторагодичный стаж работы мастером, так и почти уже годичный стаж работы в одной из лабораторий завода.
По распределению я пришел на завод работать мастером исключительно по собственному желанию, хотя, имея "приличный" балл, мог выбрать работу заведомо спокойнее. Согласен с А. Козарем, что работа мастера неблагодарная, выматывающая нервы.
Но, в отличие от А. Козаря, производственный участок мне достался, по нынешним меркам, "приличный". Рабочие в основном старше 30 лет, добросовестные, исполнительные люди. Пьяниц - только двое из 40 человек. План - вполне реально выполнимый. Казалось бы, работай себе да работай.
И вот тут наши производственные судьбы с А. Козарем в корне расходятся.
Его начальнику цеха полтора года до пенсии, и, судя по письму, ему уже наплевать на разваливающееся производство.
Мой начальник цеха, как говорится, с мастеров "три шкуры дерет" (хотя ни разу никому из них не оплатил работу в выходные дни). Поэтому планы участками постоянно перевыполняются, и цех - не из последних в производстве.
А. Козарь мгновенно сориентировался, результат - налицо. Он руководитель цеха.
Я же в итоге подал заявление о переводе, отказавшись, как ни кажется это странным, от ближайшей перспективы назначения начальником участка.
Почему? Да потому, что я понял, причем буквально через месяц после начала работы, что в цехе сложилась такая "гнилая" атмосфера угодничества и чинопочитания перед "шефом", которая постоянно выводила меня из себя.
Начальник цеха - царь и бог, только он имеет право, например, отпустить или не отпустить рабочего в рабочее время по какой-либо уважительной причине (хотя это вполне вправе сделать и мастер), поощрить или не поощрить человека из фонда мастера, хотя название фонда говорит само за себя и мастеру виднее результаты работы этого человека; только начальник цеха вправе делить отпуска рабочим (благо их в цехе не так много); только он вправе назначить (?!) кандидатуру секретаря комсомольской организации цеха, "сориентировав" кого нужно за три дня до собрания, и т. д. и т. п.
Те, кому все это не нравится, попадают в "опалу". И мое возможное назначение начальником участка я должен был воспринять как некое благоденствие с его стороны, то есть должен был попасть в число "своих".
Кроме того, мне кажется, что руководитель, не здоровающийся с людьми, с которыми он работает, недостоин вообще никакого уважения, если не сказать больше.
Вот с таким тяжелым чувством я проработал полтора года и, когда, наконец, сменил работу, почувствовал себя, поверьте, нормальным человеком. Теперь на работе не надо постоянно действовать "с оглядкой", выслушивать "разгоны" за непокорность при закрытых двойных дверях, узнавать, "с той или не с той ноги" сегодня встал "шеф".
Так что можно считать, что я не захотел "быть первым у наипервейшего" (кстати, само по себе это уже не "первый"). И еще ни разу я не пожалел об уходе, хотя немного проиграл материально.
А окажись на моем месте А. Козарь и разверни он такую бурную деятельность (которую описал в своем письме) по продвижению своей карьеры, то или же он вскоре был бы начальником участка и "плясал" бы под дудку "шефа", или же в противном случае ему просто бы "обломали рога".
Об этом говорит тот факт, что за время работы "шефа" в цехе вынуждены были уйти один его заместитель и три мастера".
Вот такая история.
А теперь давайте - благо, в рассуждениях это возможно - поставим Александра Козаря со всеми его верными и ошибочными установками в эти обстоятельства. Поставим его на место Сергея Сергеева.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159
Александр Сухомлин, Херсон".
Еще одно осложнение - теперь это видится осложнением, - которое читатели не заметили. Козарь так уверен в себе, что внутренне готов посягнуть на пост главного инженера. Нынешний раздражает его слабыми решениями. Что ж, раздражение это понять еще можно, если оно не субъективное ощущение, а объективно выверенная оценка. Но вот сомнения их бы хотелось! Сомнения в том, что решения главного компетентны, это да, допустим - это истина, но что будет, если ему, Александру, предложат занять нелегкую эту должность? Справится ли?
Сомнения этого нет, а оно должно быть. Переоценка самого себя, излишняя самоуверенность? Скорей всего именно так. И это осложнение, этот пропуск в исповеди Александра Козаря - чрезвычайно печальное обстоятельство.
- Хочу быть первым! - восклицает он.
- Ну что ж, в добрый путь, - отвечаем мы с читателями.
- Я созрел даже для должности главного! - утверждает он.
- Э-э, батенька, торопишься, - сомневаемся мы.
И кроме этого посягательства - неосторожного, немудрого, не обеспеченного пока ничем, кроме трудолюбия, настойчивости, умения ориентировать рабочих цеха на выполнение плана, - есть еще множество нерешенных проблем, которые в деяниях главного инженера возрастут во много крат, мешая уж не лично Александру Козарю, а большому делу.
Вот они, эти неодоленные вопросы:
- "силовая" работа с кадрами: на этом далеко не уедешь;
- деление людей на категории, а это значит - недооценка кого-то: она рождает недоверие, обиду;
- отсутствие друзей: разве возможно это в большом деле;
- личная ограниченность: она может тоже сказаться и совершенно неожиданно, и в обстоятельствах совершенно нежданных;
- излишняя холодность и деловитость: это она подарила кличку ЭВМ, это она создает ощущение, что молодой начальник расчетлив и не пожалеет ничего для достижения цели;
- чрезмерное самомнение: оно может отлиться в формы больших, непредсказуемых бед.
Этот реестр можно бы продолжить.
Он важен, если Александр Козарь - человек, искренне и по-человечески служащий своей цели, - ищет ответа на вопросы, которые мучают.
Хочется верить, что это так. Хочется верить, что его осложнения детские болезни, которые излечиваются, когда приходит взрослость и мудрость.
Об осложнениях Александра Козаря можно было бы говорить подробно, анализируя каждое отдельно, исследуя варианты, размышляя о нравственных потерях, которые грозят ему.
Но - неожиданно - один из читателей, по примеру Владимира Владимирова назвавшийся Сергеем Сергеевым, предложил Александру Козарю иные, собственные обстоятельства, совершенно отличные от тех, в которых оказался главный инженер.
Впрочем, вот это письмо.
"Мне 25 лет, инженер. Причем имею как полуторагодичный стаж работы мастером, так и почти уже годичный стаж работы в одной из лабораторий завода.
По распределению я пришел на завод работать мастером исключительно по собственному желанию, хотя, имея "приличный" балл, мог выбрать работу заведомо спокойнее. Согласен с А. Козарем, что работа мастера неблагодарная, выматывающая нервы.
Но, в отличие от А. Козаря, производственный участок мне достался, по нынешним меркам, "приличный". Рабочие в основном старше 30 лет, добросовестные, исполнительные люди. Пьяниц - только двое из 40 человек. План - вполне реально выполнимый. Казалось бы, работай себе да работай.
И вот тут наши производственные судьбы с А. Козарем в корне расходятся.
Его начальнику цеха полтора года до пенсии, и, судя по письму, ему уже наплевать на разваливающееся производство.
Мой начальник цеха, как говорится, с мастеров "три шкуры дерет" (хотя ни разу никому из них не оплатил работу в выходные дни). Поэтому планы участками постоянно перевыполняются, и цех - не из последних в производстве.
А. Козарь мгновенно сориентировался, результат - налицо. Он руководитель цеха.
Я же в итоге подал заявление о переводе, отказавшись, как ни кажется это странным, от ближайшей перспективы назначения начальником участка.
Почему? Да потому, что я понял, причем буквально через месяц после начала работы, что в цехе сложилась такая "гнилая" атмосфера угодничества и чинопочитания перед "шефом", которая постоянно выводила меня из себя.
Начальник цеха - царь и бог, только он имеет право, например, отпустить или не отпустить рабочего в рабочее время по какой-либо уважительной причине (хотя это вполне вправе сделать и мастер), поощрить или не поощрить человека из фонда мастера, хотя название фонда говорит само за себя и мастеру виднее результаты работы этого человека; только начальник цеха вправе делить отпуска рабочим (благо их в цехе не так много); только он вправе назначить (?!) кандидатуру секретаря комсомольской организации цеха, "сориентировав" кого нужно за три дня до собрания, и т. д. и т. п.
Те, кому все это не нравится, попадают в "опалу". И мое возможное назначение начальником участка я должен был воспринять как некое благоденствие с его стороны, то есть должен был попасть в число "своих".
Кроме того, мне кажется, что руководитель, не здоровающийся с людьми, с которыми он работает, недостоин вообще никакого уважения, если не сказать больше.
Вот с таким тяжелым чувством я проработал полтора года и, когда, наконец, сменил работу, почувствовал себя, поверьте, нормальным человеком. Теперь на работе не надо постоянно действовать "с оглядкой", выслушивать "разгоны" за непокорность при закрытых двойных дверях, узнавать, "с той или не с той ноги" сегодня встал "шеф".
Так что можно считать, что я не захотел "быть первым у наипервейшего" (кстати, само по себе это уже не "первый"). И еще ни разу я не пожалел об уходе, хотя немного проиграл материально.
А окажись на моем месте А. Козарь и разверни он такую бурную деятельность (которую описал в своем письме) по продвижению своей карьеры, то или же он вскоре был бы начальником участка и "плясал" бы под дудку "шефа", или же в противном случае ему просто бы "обломали рога".
Об этом говорит тот факт, что за время работы "шефа" в цехе вынуждены были уйти один его заместитель и три мастера".
Вот такая история.
А теперь давайте - благо, в рассуждениях это возможно - поставим Александра Козаря со всеми его верными и ошибочными установками в эти обстоятельства. Поставим его на место Сергея Сергеева.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159