— Эалстан в последнее время сам не свой. Ты не знаешь, отчего?
— Знаю, — коротко ответил Леофсиг.
Он поежился: с каждым днем становилось все холоднее.
Когда стало ясно, что больше юноша ничего не скажет, отец недовольно поцокал языком.
— Я могу чем-то ему помочь?
— Может быть, — ответил Леофсиг.
Хестан подождал, не последует ли продолжение, потом хмыкнул про себя.
— Поиграть вздумал, а? Ладно, спрашиваю: что с ним случилось?
— Не стоит об этом рассказывать, — ответил Леофсиг. — Он просил молчать.
— А-а… — протянул Хестан. В свете ламп, сочившемся из окон кухни и спальни, дыхание его обрисовалось инистыми облачками. — Это все из-за тех писем, что он получает из Ойнгестуна, да?
Слишком поздно Леофсиг сообразил, что Эалстан предпочел бы, чтобы его старший брат ответил: «Каких таких писем?» Не получив ответа, Хестан многозначительно кивнул.
Леофсиг тоже выдохнул облако пара.
— Я лучше промолчу, отец.
— Почему? — спросил отец все так же тихо — он редко повышал голос, — но сердито. — Тебе я сумел помочь, знаешь. Может, смогу помочь и твоему брату.
— Если бы я думал, что сможешь, я бы первый побежал к тебе, отец, — ответил Леофсиг. — Если бы… но вряд ли. Хватит твоего влияния, чтобы рыжики перестали отправлять кауниан эшелонами на запад?
Хестан остолбенел. Глаза его выпучились на миг, блеснув в тусклом свете.
— Вот так, — проронил он, вместив в два эти слова целую речь. — Нет. Не хватит. Не знаю даже, чьего влияния хватило бы.
Плечи его опустились чуть приметно.
— Этого я и боялся, — заключил Леофсиг.
В дом они вернулись молча.
Скарню бросил укоризненный взгляд в вышину, будто пытался наставить силы горние на путь истинный.
— Пойдет снег — беда будет, — заметил он на случай, если силы горние к нему не прислушаются.
— Ага. — Рауну тоже глянул в затянутое сизыми мрачными тучами небо. — На снегу следы прятать трудновато.
— Все равно попробуем, — бросила Меркеля из-за каштана, стиснув в руке охотничий жезл, принадлежавший раньше Гедомину. — Мы зашли слишком далеко, чтобы отступать. И если повалит снег, следы может засыпать быстрей, чем мы их оставляем.
Даукту — мрачный, немолодой мужичонка, чей хутор лежал по другую сторону от Павилосты, — покачал головой.
— Если уж так заснежит, Симаню носа не покажет из своего теплого уютного замка.
Горстка валмиерцев, чья ненависть к графу Симаню и альгарвейцам, на чьих штыках тот восседал, оказалась достаточно велика, чтобы рискнуть жизнью в попытке добраться до него, разом обернулась к крепости из желтого известняка, венчавшей холм на полдороги между Павилостой и Адутишкисом. Энкуру, отец нынешнего графа, изрядно укрепил замок — при том, как он обходился с крестьянами, местному властителю требовалось надежное убежище. Кучка повстанцев не могла и надеяться прорвать оборону твердыни. Оставалось только надеяться, что информатор не солгал и Симаню отправится сегодня на охоту — за оленями, вепрями и фазанами.
— В прежние времена, когда ядрометов не было, — заметил Рауну, — такую крепость нипочем бы не взять.
— Даже теперь, когда есть ядрометы и драконы, гарнизон из стойких парней мог бы заставить альгарвейцев попотеть, — добавил Скарню.
— Только не Энкуру. — Даукту сплюнул со злостью. — Он-то знал, с какой стороны хлеб медом намазан. Как только стало ясно, что рыжики побеждают, он повалился на брюхо и показал глотку, словно трусливый пес.
— Теперь он мертв, — промолвила Меркеля. — Пожри его силы преисподние, мертв. И Симаню заслуживает смерти. И, — голос ее осип, — каждый рыжик заслуживает смерти за то, что они сделали с Гедомину…
Ее ненависть к альгарвейцам была и оставалась личным, интимным делом.
— То, что они творят теперь на западе… — пробормотал Скарню.
Голос его пресекся. Остальные валмиерцы промолчали, стараясь не смотреть ему в глаза. Скарню и сам не знал, до какой степени можно верить слухам, распространявшимся по зоне оккупации, но когда вокруг столько дыма, невольно начинаешь побаиваться, что где-то в глубине тлеет огонь.
— Трудно поверить, чтобы даже альгарвейцы опустились до такого, — промолвил Рауну. — Они, конечно, сукины дети, но в Шестилетнюю войну дрались честно, если в общем взять.
— Варвары. Всегда были дикарями, да такими и останутся. — Даукту сплюнул снова.
— О да! — яростно выдохнула Меркеля.
Никому — ни Скарню, ни Рауну, ни соседским хуторянам, знавшим ее всю жизнь, — не хватило смелости сказать ей, что налет на графский замок — дело не женское. Иначе, пожалуй, она обошлась бы с наглецом посуровей самих рыжиков.
«Альгарвейцы сказали бы: „Даже каунианам понятно“, — мелькнуло в голове у Скарню. — Что ж, кнут в их руках, и они орудуют им без колебаний». Но вслух он не сказал ничего. Офицеру полезно иной раз бывает взглянуть с точки зрения противника. А солдаты сражаются упорней, когда считают врага варваром и сукиным сыном.
Отдаленный зов рога отвлек маркиза от раздумий. Прищурившись, он вгляделся в смутные очертания графского замка.
— Мост опускается?
— Ага, — подтвердил Рауну. — Без очков я едва могу читать, зато вдали все вижу лучше, чем в молодости.
— Они приближаются, — выдохнула Меркеля. — Едет вся ихняя охота…
Голос ее, хоть и негромкий, таил в себе больше страсти, чем самые яростные вздохи на любовном ложе, что делила она ныне со Скарню, а прежде — с Гедомину.
Скарню тоже увидал охотников, и не диво: скакуны их сияли ослепительной белизной, будто озаренные невидимым из-за тяжелых снежных туч солнцем.
— Это не кони, — промолвил он. — Это единороги. Щегольства ради.
— Ага, — подтвердил Даукту. — Ты не знал, что граф держит в усадьбе целый табун? — Он пожал плечами. — Ну, что ж поделаешь. Ты ж не из тутошних.
Если бы Скарню до конца дней своих прожил в здешних краях, местные жители до седых волос говорили бы: «Да он не из тутошних». Но мысль эта улетучилась быстро.
— Тогда нам тяжелей придется, — заметил он. — Единороги скачут быстрей, чем кони, и соображения у них больше.
— Ага. А еще у каждого всадника есть жезл, и обращаться с ним всякий умеет, — добавил Рауну. — За Симаню не скажу, а вот средь альгарвейцев трусов не бывает, что про них ни скажи.
— Если струсил — можешь возвращаться на хутор, — бросила Меркеля.
— Лучше возьми свои слова назад.
Старый солдат глянул Меркеле прямо в глаза, и та отвела взгляд, неохотно кивнув. Скарню зауважал своего товарища по несчастью еще сильней. Немногим удавалось сдвинуть Меркелю с занятых позиций. Даже у капитана это получалось нечасто, хотя они с хозяйкой хутора и были любовниками.
Вновь пропел рог. Охота приближалась. Часть приближенных Симаню носила штаны, другие было облачены в юбки, но все с легкостью управлялись с капризными единорогами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203