— И поделом, — отрезал Ратарь. — Война очень быстро делает то, на что не способен мир: отделяет офицеров, что умеют воевать, от тех, что только делают вид. А сейчас, раз уж я не могу отправиться на юг и возглавить наступление там, я намерен проинспектировать наши позиции на центральном фронте в окрестностях Котбуса. Посмотрим, чем здесь мы сможем подсобить Ватрану, когда начнется атака.
В последние недели фронт проходил в изрядном отдалении от столицы. На карте расстояние между двумя булавками можно было накрыть пальцем, в реальности же оно превращалось в три часа езды на становом караване по самой уродливой местности, какую только видывал маршал. Ни ункерлантцы, ни их противники не просили пощады в бою — и не давали пощады. За каждый городок, за каждую деревню сражения кипели дважды: сначала — когда альгарвейцы рвались к столице, а затем — когда откатывались прочь. Устоявшая стена здесь была редкостью, избежавший пожаров и взрывов дом — чудом.
Караван встал, не доехав до передовой добрую треть пути.
— Боюсь, здесь вам придется выйти, господин маршал, — извинился чародей-путеец. — К востоку отсюда мы еще не расчистили линию от зарядов, заложенных альгарвейскими саботажниками. Не годится рисковать вами.
— Ну хоть коня вы мне приготовили? — рявкнул маршал.
— Не извольте беспокоиться, сударь.
Действительно, по другую сторону перрона конюх держал за уздцы горячего жеребчика. Сам Ратарь, не будучи отменным всадником, предпочел бы мерина, но полагал, что справится и со своевольной скотиной. Он и сам был своеволен изрядно.
Должно быть, конь провел близ передовой немало времени: он не шарахался ни от резкого запаха гари, рыся мимо спаленных деревень, ни от вони тухлого мяса, которая проникала повсюду — порою едва заметная, порою удушающая.
Идти рысью, а не вязнуть по бабки в скользкой грязи, жеребчик мог только потому, что не сходил с грубо замощенной дорогой. Ратарь миновал бригаду военнопленных, под жезлами ункерлантских охранников укладывавших на проезжую часть доски, и пожалел, что нельзя показать этих грязных, тощих, до полусмерти запуганных альгарвейцев каждому солдату в армии конунга Свеммеля. Порою случалось, что рыжики продолжали наступать только потому, что и сами они, и их ункерлантские противники были убеждены в необедимости солдат Мезенцио. Но эта толпа пленных уже не могла вселить в сердца врагов подобного трепета.
Наконец, когда солнце закатилось за окоем за спиною и сгустились сумерки, маршал заслышал впереди рокот канонады. В ближайшей деревне его окликнули из развалин двое часовых:
— Стой! Кто идет?!
— Я маршал Ратарь, — спокойно ответил главнокомандующий. — Прежде чем спалить меня за неверный ответ, отведите-ка лучше к своему командиру. Он поручится за меня.
Он понял, что не знает, что за полковник или бригадир командует здесь. Если маршал когда-то разрушил этому человеку карьеру, тот может заявить, что в первый раз видит этого типа, и тогда Ратаря просто пристрелят, как шпиона. Оно, конечно, вряд ли… но ункерлантская история знавала казусы и почище.
В данном случае, однако, Ратарь беспокоился совершенно зря. Офицер, к которому проводили его ошалелые часовые, — полковник Эврих — отдал честь так четко, что маршал побоялся, как бы у того рука не отвалилась, потом уступил Ратарю собственное потертое кресло, почти силком накормил гречневой кашей с луком и, кажется, кониной и налил гигантских размеров стакан первача.
— Возможно, я и выживу, — заметил маршал, покончив с кашей и самогоном. — Хотя моя задница предпочла бы сдохнуть.
— Вас, государь мой маршал, не за то держат, чтобы вы верхом скакали, — ответил Эврих с ухмылкой. — А ради того, чтобы вы нам указывали, куда скакать.
— Пока своими глазами не увижу, как идут дела, ничего толкового мне вам приказать не удастся, — ответил Ратарь. — Потому я и стараюсь выбраться на передовую, как только случай выпадет. — Он ткнул пальцем в сторону Эвриха — точно, как было обычае у конунга Свеммеля: — Так как у вас идут дела, полковник?
— Прямо сейчас никак не идут, правду сказать, — ответил Эврих. — Мы ждем, пока земля просохнет, и рыжики ждут. А тем временем то мы в них швырнем пару ядер, то они в нас. Прихлопнет одного-двух солдатиков, но на исходе боя это не скажется ни на вошь.
Он выпятил челюсть, будто ждал, что Ратарь отчитает его за дерзость. Но маршал поднялся с кресла, шагнул вперед и стиснул полковника в медвежьих объятьях.
— Всякий раз славлю силы горние, как натыкаюсь на честного человека, — промолвил он. — А уж какая это редкость — вы не поверите!
Эврих расхохотался. Для полковника он был молод — чуть за тридцать. Сколько же старших офицеров должно было погибнуть или попасть в опалу, чтобы этот юнец занял свое место? Излишне откровенных капитанов много, но большинство из них выше капитана не поднималось. Должно быть, Эврих показал себя с лучшей стороны, а кроме того, оказался в удачное время в нужном месте.
— Но вот что я еще скажу, государь мой, — промолвил Эврих. — Мы накрутим паршивцам хвоста, если только не натворим совсем уж запредельных глупостей. Как это у нас бывает. — Он с ухмылкой поднял бровь. — Ничего личного, понятное дело.
— Понятное. — Ратарь усмехнулся в ответ и огрел Эвриха по плечу: — Далеко пойдешь. Куда тебя при этом посылать будут — дело иное, но пойдешь далеко!
Оба расхохотались. Их связывало то, что объединяло большую часть ункерлантских офицеров, — пока они пережили все, что могли сотворить с их страной конунг Свеммель и король Мезенцио. Ратарь про себя полагал, что теперь сможет пережить все что угодно. Судя по лихому выражению на физиономии Эвриха, это чувство у них тоже было общим.
Альгарвейские драконы принялись засыпать деревушку ядрами. Эврих с Ратарем поспешно спрыгнули в окоп позади землянки, в которой полковник устроил свой командный пункт.
— И что о вас подумают в Котбусе, когда вы вернетесь с ног до головы в грязи? — поинтересовался Эврих.
— Что я отрабатываю свое жалованье, — отозвался маршал. — Или что я круглый дурак, раз рискую головой без нужды.
— В отличие от нас, несчастных, кому головой рисковать по чину положено, — закончил за него Эврих. Ратарь пожал плечами: а что тут можно было ответить? Так заведено было от начала времен. Но Эврих только улыбнулся: — Я-то знаю, вы в свое время навоеваться успели.
Совсем рядом разорвалось ядро, окатив Ратаря жидкой, отдающей гнильцой грязью. И все равно маршал чувствовал себя… очистившимся .
— Неплохо сработано, — заметил Этельхельм. Эалстан сидел у руководителя оркестра дома, распивая с ним вино. — Если бы ты вел мои счета с довоенных времен, альгарвейцы смогли бы отнять у меня куда больше денег.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203