сначала его отбили у фортвежских солдат ункерлантцы, но не прошло и двух лет, как альгарвейцы вышибли оттуда ункерлантский гарнизон. Но даже после бомбежек оно оставалось величавей, больше и прекрасней, чем обиталище герцога Громхеорта. И весь город был таким же.
— Да, большая деревня, — заметил Эалстан как-то утром, упрямо делая вид, что столица нимало его не впечатляет. — В такой проще затеряться. — Он окинул взглядом тесную квартирку, которую они снимали. — Вот так, например.
Ванаи кивнула.
— Да. Вот так.
После уютного дома, в котором она жила с Бривибасом, квартирка в бедных кварталах города казалась особенно маленькой и особенно задрипанной. Но жить с Эалстаном было намного проще, чем с дедом. Дед не догадывался, о чем думает девушка, и не хотел догадываться. Эалстан же, напротив, будто читал ее мысли:
— Темно, знаю. Я сам привык к лучшему. Но нас здесь не найдут, если только не перероют весь город. И общество приятнее.
Чтобы крепко обнять юношу, Ванаи пришлось обойти шаткий кухонный стол. Послужив игрушкой для утех альгарвейского офицера, она думала, что никогда больше не позволит мужчине коснуться себя, не говоря о том, чтобы по доброй воле дотронуться до мужского тела самой. И то, что она ошибалась, служило ей неисчерпаемым источником изумления и восторга.
Эалстан усадил девушку к себе на колени — табурет, тоже шаткий, угрожающе скрипнул — и поцеловал. А потом отпустил, чего никогда не позволил бы себе майор Спинелло.
— Мне пора, — сказал Эалстан. — У парня, где я подрабатывал последний раз, нашелся приятель, которому тоже нужен счетовод, способный досчитать до двадцати, не снимая ботинок.
— И он тоже заплатит тебе меньше, чем ты заслуживаешь, — укорила его Ванаи и поцеловала юношу. Почему бы нет? Дверь заперта, окна закрыты ставнями от зимнего ветра. Никто не узнает. Никто не услышит.
— Этого хватит на кусок хлеба и крышу над головой, — ответил Эалстан с той суровой практичностью, которая так привлекала Ванаи.
К двери он направился с таким видом, будто уходил в это время на работу каждый день последние лет двадцать.
Ванаи помыла тарелки. Работой этой она занималась с тех пор, как сумела удержать тарелку в руках, не уронив: дед ее, великий археолог, к жизни в современном мире приспособлен был скверно. Закончив с мытьем, она вернулась в спаленку и растянулась на кровати, где они спали с Эалстаном.
Глядя на покрытую облупившейся штукатуркой стену в паре локтей от лица, девушка вздохнула. Из всех оставленных в Ойнгестуне вещей больше всего она тосковала по книгам. До встречи с Эалстаном книги были ее единственными друзьями. По ним она скучала больше, чем по Бривибасу. Стыдно ей не было. С тех пор как девушка отдалась альгарвейцу, чтобы избавить деда от принудительных работ, тот обходился с ней попросту мерзко.
А единственной книгой в меблирашке оказался дешевый, скверно напечатанный романчик — верно, предыдущий жилец забыл книгу, когда съезжал. Сейчас книга валялась на тумбочке. Ванаи брезгливо взяла ее в руки, вздохнула снова и покачала головой. То был перевод на фортвежский альгарвейского исторического романа с претенциозным названием «Крушение империи зла».
Но больше читать было нечего. Пришлось читать «Крушение». Роман оказался до нелепого скверным во всех отношениях. Ванаи так и не поняла, игнорировал его автор историю или просто ее не знал. Альгарвейские наемники все как один были мужественными героями. Кауниане-имперцы — трусами и негодяями. А их жены и дочери едва не истекали слюнями, пытаясь выяснить, что такое прячут альгарвейцы под юбками, — и выясняли, неоднократно и в подробностях.
Но Ванаи больше не смеялась, хотя на первых страницах хихикала почти непрерывно. Истинная внучка своего деда-ученого, она смотрела глубже, сквозь пелену вранья. Но что подумает невежественный альгарвеец или фортвежец, прочитав «Крушение империи зла»? Что кауниане трусы и негодяи, вот что, а женщины их — потаскухи. И решит, что кровавая бойня, с любовью описанная автором на последних страницах, была вполне заслужена.
А если так подумает читатель о древних каунианах, какого мнения он будет о современных потомках имперцев? И, начитавшись таких вот писаний, не решит ли, что те заслужили самое суровое обращение?
Ванаи попыталась представить, сколько же экземпляров «Крушения» разошлось по Альгарве, а теперь вот и в Фортвеге. Сколько подобных романчиков выдают на-гора альгарвейские писаки и сколько разошлось каждого из них? И какими еще средствам убеждают рыжики своих единоплеменников и покоренные народы, что кауниане не вполне люди?
Губы ее дрогнули. Многих фортвежцев и убеждать не приходилось. И многих альгарвейцев — тоже. Иначе как могли они загонять кауниан в теплушки, зная, какая страшная участь ожидает их на западе?
Девушка вздрогнула. Не от холода — в квартире при всех ее недостатках было тепло. Но они с дедом едва сами не попали в такую же теплушку. Какой-то альгарвейский жандарм уговорил своего начальника выбрать двоих других кауниан. И они сейчас, без сомнения, мертвы. А Бривибас и Ванаи живы.
— Если это жизнь, — пробормотала она
Девушка старалась как можно реже покидать квартиру. Если альгарвейцы столкнутся с ней на улице, то могут отправить на запад. Но сидеть дома сложа руки ей уже осточертело. Так чисто в квартире не было, должно быть, со времен постройки дома.
Когда Ванаи открыла ставни и выглянула в окно, стало полегче, но все, что можно было видеть, — это узкий, извилистый переулок и по другую его сторону доходные дома, столь же мрачные и заброшенные, как и тот, где поселились Эалстан с Ванаи.
Прохожие на улице почти сплошь фортвежцы. Ванаи доводилось слышать, что в Эофорвике живет много кауниан, но то ли большинство попрятались по домам, как она сама, то ли уже угнаны на запад. Что хуже — девушка сама не взялась бы сказать. По мостовой вышагивали трое альгарвейцев-патрульных с жезлами в руках. Ванаи отшатнулась от окна. Заранее нельзя было узнать, собирают они кауниан на заклание или нет, но выяснять она не собиралась. Жандармы не сбавили шага. Прохожие поспешно уступали им дорогу. Это, без сомнения, ласкало тщеславие надменных альгарвейцев, но если они и впрямь такие герои, какими хотят казаться, почему всегда ходят по трое?
Тянулось время. Прилетел голубь — примостился на подоконнике, оглядел Ванаи янтарными глазками-бусинами. В голове у нее закружились рецепты из поваренных книг времен империи: вяхирь жареный, вяхирь, томленный в меду, вяхирь тушенный с грибами и фигами… Аппетит разыгрался с такой силой, что Ванаи неосторожно приоткрыла окно. Вспугнутый голубь улетел.
Эалстан вернулся, когда уже стемнело. В руках он сжимал мешок с продуктами на пару дней вперед.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203
— Да, большая деревня, — заметил Эалстан как-то утром, упрямо делая вид, что столица нимало его не впечатляет. — В такой проще затеряться. — Он окинул взглядом тесную квартирку, которую они снимали. — Вот так, например.
Ванаи кивнула.
— Да. Вот так.
После уютного дома, в котором она жила с Бривибасом, квартирка в бедных кварталах города казалась особенно маленькой и особенно задрипанной. Но жить с Эалстаном было намного проще, чем с дедом. Дед не догадывался, о чем думает девушка, и не хотел догадываться. Эалстан же, напротив, будто читал ее мысли:
— Темно, знаю. Я сам привык к лучшему. Но нас здесь не найдут, если только не перероют весь город. И общество приятнее.
Чтобы крепко обнять юношу, Ванаи пришлось обойти шаткий кухонный стол. Послужив игрушкой для утех альгарвейского офицера, она думала, что никогда больше не позволит мужчине коснуться себя, не говоря о том, чтобы по доброй воле дотронуться до мужского тела самой. И то, что она ошибалась, служило ей неисчерпаемым источником изумления и восторга.
Эалстан усадил девушку к себе на колени — табурет, тоже шаткий, угрожающе скрипнул — и поцеловал. А потом отпустил, чего никогда не позволил бы себе майор Спинелло.
— Мне пора, — сказал Эалстан. — У парня, где я подрабатывал последний раз, нашелся приятель, которому тоже нужен счетовод, способный досчитать до двадцати, не снимая ботинок.
— И он тоже заплатит тебе меньше, чем ты заслуживаешь, — укорила его Ванаи и поцеловала юношу. Почему бы нет? Дверь заперта, окна закрыты ставнями от зимнего ветра. Никто не узнает. Никто не услышит.
— Этого хватит на кусок хлеба и крышу над головой, — ответил Эалстан с той суровой практичностью, которая так привлекала Ванаи.
К двери он направился с таким видом, будто уходил в это время на работу каждый день последние лет двадцать.
Ванаи помыла тарелки. Работой этой она занималась с тех пор, как сумела удержать тарелку в руках, не уронив: дед ее, великий археолог, к жизни в современном мире приспособлен был скверно. Закончив с мытьем, она вернулась в спаленку и растянулась на кровати, где они спали с Эалстаном.
Глядя на покрытую облупившейся штукатуркой стену в паре локтей от лица, девушка вздохнула. Из всех оставленных в Ойнгестуне вещей больше всего она тосковала по книгам. До встречи с Эалстаном книги были ее единственными друзьями. По ним она скучала больше, чем по Бривибасу. Стыдно ей не было. С тех пор как девушка отдалась альгарвейцу, чтобы избавить деда от принудительных работ, тот обходился с ней попросту мерзко.
А единственной книгой в меблирашке оказался дешевый, скверно напечатанный романчик — верно, предыдущий жилец забыл книгу, когда съезжал. Сейчас книга валялась на тумбочке. Ванаи брезгливо взяла ее в руки, вздохнула снова и покачала головой. То был перевод на фортвежский альгарвейского исторического романа с претенциозным названием «Крушение империи зла».
Но больше читать было нечего. Пришлось читать «Крушение». Роман оказался до нелепого скверным во всех отношениях. Ванаи так и не поняла, игнорировал его автор историю или просто ее не знал. Альгарвейские наемники все как один были мужественными героями. Кауниане-имперцы — трусами и негодяями. А их жены и дочери едва не истекали слюнями, пытаясь выяснить, что такое прячут альгарвейцы под юбками, — и выясняли, неоднократно и в подробностях.
Но Ванаи больше не смеялась, хотя на первых страницах хихикала почти непрерывно. Истинная внучка своего деда-ученого, она смотрела глубже, сквозь пелену вранья. Но что подумает невежественный альгарвеец или фортвежец, прочитав «Крушение империи зла»? Что кауниане трусы и негодяи, вот что, а женщины их — потаскухи. И решит, что кровавая бойня, с любовью описанная автором на последних страницах, была вполне заслужена.
А если так подумает читатель о древних каунианах, какого мнения он будет о современных потомках имперцев? И, начитавшись таких вот писаний, не решит ли, что те заслужили самое суровое обращение?
Ванаи попыталась представить, сколько же экземпляров «Крушения» разошлось по Альгарве, а теперь вот и в Фортвеге. Сколько подобных романчиков выдают на-гора альгарвейские писаки и сколько разошлось каждого из них? И какими еще средствам убеждают рыжики своих единоплеменников и покоренные народы, что кауниане не вполне люди?
Губы ее дрогнули. Многих фортвежцев и убеждать не приходилось. И многих альгарвейцев — тоже. Иначе как могли они загонять кауниан в теплушки, зная, какая страшная участь ожидает их на западе?
Девушка вздрогнула. Не от холода — в квартире при всех ее недостатках было тепло. Но они с дедом едва сами не попали в такую же теплушку. Какой-то альгарвейский жандарм уговорил своего начальника выбрать двоих других кауниан. И они сейчас, без сомнения, мертвы. А Бривибас и Ванаи живы.
— Если это жизнь, — пробормотала она
Девушка старалась как можно реже покидать квартиру. Если альгарвейцы столкнутся с ней на улице, то могут отправить на запад. Но сидеть дома сложа руки ей уже осточертело. Так чисто в квартире не было, должно быть, со времен постройки дома.
Когда Ванаи открыла ставни и выглянула в окно, стало полегче, но все, что можно было видеть, — это узкий, извилистый переулок и по другую его сторону доходные дома, столь же мрачные и заброшенные, как и тот, где поселились Эалстан с Ванаи.
Прохожие на улице почти сплошь фортвежцы. Ванаи доводилось слышать, что в Эофорвике живет много кауниан, но то ли большинство попрятались по домам, как она сама, то ли уже угнаны на запад. Что хуже — девушка сама не взялась бы сказать. По мостовой вышагивали трое альгарвейцев-патрульных с жезлами в руках. Ванаи отшатнулась от окна. Заранее нельзя было узнать, собирают они кауниан на заклание или нет, но выяснять она не собиралась. Жандармы не сбавили шага. Прохожие поспешно уступали им дорогу. Это, без сомнения, ласкало тщеславие надменных альгарвейцев, но если они и впрямь такие герои, какими хотят казаться, почему всегда ходят по трое?
Тянулось время. Прилетел голубь — примостился на подоконнике, оглядел Ванаи янтарными глазками-бусинами. В голове у нее закружились рецепты из поваренных книг времен империи: вяхирь жареный, вяхирь, томленный в меду, вяхирь тушенный с грибами и фигами… Аппетит разыгрался с такой силой, что Ванаи неосторожно приоткрыла окно. Вспугнутый голубь улетел.
Эалстан вернулся, когда уже стемнело. В руках он сжимал мешок с продуктами на пару дней вперед.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203