«Что за оказия? — думаю.— Какая же в зеленой роще болезнь объявилась? А может,— думаю,— и в самом деле у кого-то расстройство?..»
Смотрю — не то... Подпевают: «Выпьем тут — на том свете не дадут...»
Выходят из машины завы, замы и их плотненькие дамы.
Из машины на зеленую травку выкладывают бутылки. А их, видать, распорядитель пояснения дает: «Эта, говорит, мадера спасает от холеры! А эта, с перцем, ле-шт сердце!..»
А люди вроде культурные...
У нас один «очень культурный» сельский руководитель уж очень людям голову крутил. Года два крутил. Хороший домик себе в селе воздвиг. Ферму собственную завел. А уж ее, ту клятую, тянул — не спрашивайте. Глотал как воду. Из похмелья не выходил. Его не раз предупреждали, а он только губами шлепает, смеется:
— Что вы! Что вы меня учите! Молодые вы да зеленые... В воскресенье выпьете, а в понедельник бежите опохмеляться. Вот мы! Две недели пьем и не опохмеляемся!
Сняли с работы, отобрали и дачу и ферму. Признали— за магарыч нахватал, награбил.
А когда снимали — плакал и жаловался сторожу Матвею:
— Голубчик мой! Снимают!..
— О боже! Да неужели? — переспрашивает Матвей.
— Вот! Вот уже и бумага пришла. Читай!
— Да где мне читать,— дед-сторож в ответ,— а только скажу: ай-ай!.. Снимают! А кого же нам присылают?
— Такую недотёпу, такого дурака шлют!
Где дед Матвей, вытирая пот:
— Что? Глупее вас?
— Куда мне!
— Эх! Господи, господи! — перекрестился Матвей.-—^ Ну и не везет же нам! Снова дурня присылают...
А оно и неправда — умного, прекрасного человека нам рекомендовали. Председателем колхоза избрали. Вежливый, деликатный, по-людски себя ведет. Партийный. Хороший, душевный человек!
Если вам не надоело меня, старого, слушать, то заходите еще раз, я вам все сельские истории как на ладони выложу. Будете писать —не забудьте обрисовать, каких у нас достигли урожаев. Какие чудесные люди выросли. Какой красивой стала жизнь! Жить да поживать. Меньше стало и пьяниц, вывелись и лодыри.
— Не знаю,— говорит симпатичный дедусь,— правда ли это или нет, а только говорят, когда Юрий Гагарин летал вокруг Земли, то рассмотрел — кто и как живет, Смотрел и радовался. Меньше стало королей и царей. Во многих странах теперь вольные люди хозяйничают. Легче и мне, старому,— нет царей, нет панов. Есть еще, известно, царьки, но то уже, как моя Ганна говорит, при- шей кобыле хвост.
Так заходите, будьте ласковы. Погомоним еще. Я тепло ответил:
— Непременно зайду. Ей-богу, не обману,
ПУХОВЫЕ ПОДУШКИ
Вы, скажем, решили написать очерк. Очерк о славных тружениках-хлеборобах.
Значит, поехали вы в колхоз. Поехали пожить, поработать и пописать.
Прекрасные, хорошие люди в колхозах. Кто не ездил, пожалуйста, поезжайте. Уверяю — колхозники встретят вас тепло и приветливо.
Советую-по приезде не замыкайтесь в отдельную, пусть и расписную, хату. Не создавайте себе и отдельного уютного кабипетика. Идите на поле, на фермы, к свинаркам, к дояркам...
Не стыдитесь — подсобляйте... Берет доярка подойник, а вы хватайте второй... Доярка садится корову доить, а вы на землю присаживайтесь. Один мудрый че ловек говорил: «Чтобы глубже жизнь изучить и знать, надо самому на земле посидеть».
Будьте пытливыми, не зазнавайтесь! Обо всем на ферме расспрашивайте и переспрашивайте. Чтобы с вами не было того, что со мной случилось.
Поглаживаю телку и упорно спрашиваю:
— А сколько эта корова молока дает? Завфермой мне с улыбкой и говорит:
— Разве вы не понимаете? Она еще не дает. Она еще яловая...
Словом, радость — вы среди доярок!
Знаю — чудесные доярки очаруют вас. Очаруют и красотой и работой. Они и в работе хороши, и станом стройны, и глаза у них умные: глубоко-карие и глубокоголубые.
Вот тут пусть вам повезет. Пусть ваш содержательный очерк отразит подлинно человечное. Настоящим украшением засияет женская духовная красота, любовь к труду.
Так вот я поделиться с вами своими творческими дерзаниями и терзаниями...
Приехал я в колхоз. Мне предлагают: выбирайте, куда вам лучше направиться — на фермы или к механизаторам?
А я пожелал к природе.
— Устройте меня,— прошу,— в места с природной красотой. Чтобы и хата была расписная, уютная. Чтобы и кучерявый садок. Чтобы и глубокий прудок...
— Пожалуйста,— говорят.—Есть такая хата. Есть и садок, есть и прудок. А уж хозяйка радушная! А уж какая говорливая! А уж какая заботливая!.. Пылинка на вас не упадет...
Иду и подпрыгиваю. Уютную, отдельную хатку выпросил. Закроюсь и спокойно поработаю. Вошел в хату, поздоровался.
— Может, вы с дороги отдохнете? — вежливо предложила хозяйка.— Умывайтесь, а я вам постель приготовлю.
Умылся и бросился в чистенькую постель. Лег, начал дремать, а симпатичная хозяйка и спрашивает;
— Может, вам в головах низко?
— Вроде,— говорю,— ничего.
— Не говорите, вижу, низко. Давайте я вам вот эту мягонькую подушечку подложу.
Заботливая хозяйка здоровенную пуховую подушку подсунула.
Положил я голову и завертелся — высоко! Мария Ивановна (так звали и именовали радушную хозяйку) сразу приметила.
— Правда ваша —высоко! Вот я вам поменьше подушечку подложу.
Морока с подушками не скоро закончилась. Слышу, хорошая Мария Ивановна вышла во двор и громко, радостно оповестила:
— У меня!.. Ей-богу, у меня остановился! Уже и лег уже и дремлет... Приходите!..
После этого вошла в хату, тихонько подступила ко мне и так же тихонько спросила:
— А может, вам подушки и под бока подложить? Вот давайте подложу! Я знаю — полежишь на мягоньком, то и работаешь добренько. Поднимитесь!
Разве станешь вежливой хозяйке перечить,— поднялся.
Потом снова начал дремать. Мария Ивановна, дай боже ей здоровья, предупредила:
— Подождите, не засыпайте! Я возьму рушничок мух повыгоняю. Вы только посмотрите, на богородицу — и на ту, распроклятые, понасели!
Выгнала Мария Ивановна мух и вышла во двор. Немного погодя снова входит.
— Извините! Ну, бегут, ну, спрашивают: будете вы картины рисовать или книги писать? Так я за этими разговорами и забыла спросить: вам радио выключить или пусть поет?
— Не возражаю, выключите.
Прошла минута, может, две, может, пять.
— А может, пусть поет? Хорошую же песню передают: «Ой, у луз1, та ще й при березь..»
— Пусть,— говорю,— поет.
Сколько пело радио, не припомню,— в сон здорово ударило. Разбудило легонькое подергивание. Будила Мария Ивановна.
— Стояла я у порога да и подумала: человек с дороги... уморился... А сон — все-таки сон! Пожалуй, я выключу радио.
Выключила Мария Ивановна радио и быстренько выбежала из хаты: чего-то куры закричали. Вбегает:
— Ой, горюшко! Взбесилась наседка — на петуха села! Чтобы ей в борще свариться! Забила мне голову, и я только теперь разглядела — ставни не закрыты! Как вам лучше — закрыть или пусть светло будет?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67