Мокренький ужин хорошо намочил уважаемую особу, ибо до рассвета земского мессию церемониально волокли по росистым лопухам в любезно отведенную резиденцию— крытую камышом просторную ригу.
В риге, на грядках двух заблаговременно сдвинутых арб, состоялось и первое торжественное хуторское учредительное собрание под лозунгом: «Мы — соль земли! Мы — испокон веков властелины!»
5
История учит нас, что там, где на чашу весов кладут* ся субъективно-индивидуальные интересы, там неизбежно вспыхивает непримиримая вражда.
Вспыхнула она и в просторной, камышом крытой риге.
Противоположную оппозицию в камышовой риге породила ненасытная зависть Кирилла Тугокопылого. Вечно завистливый, он давно косо посматривал на кошель штунды. Бывало, идет мимо старообрядческой усадьбы, трехперстной щепотью махнет и сам себе шепнет;
— Какие деньжищи двумя перстами гребет! Отойдет немного в сторону и истинно по-православному заскрежещет:
— Гонишь? Гони, гони!.. Дери! Рви! Я из тебя, дьявола, и душу вырву!..
Счастливый случай — вырвать душу с кошельком — подвернулся на вечернем совещании. На закрытом вечернем совещании — «Какие творческие силы должны стать у хуторского руля?» — Тугокопылый конфиденциально шепнул спасительному мессии:
— Штунда не дает ходу. Шкуру с православных дерет... Непомерную таксу гребет...
Земец и сотворил державный акт: «Монополизировать перваки! Понеже штунда начнет упираться, увиливать и покорно не согнет спины, приказываю: подсобить ей согнуть спину увесистой дубинкой!»
Тугокопылый добился-таки своего, загнал враждебную штунду в самый угол риги, где оскорбленный Тягни-ряднодосебе оппозиционно примостился на сырых вымолотках.
6
Смиренный брат Терешко Тягниряднодосебе, не будем скрывать, водочное производство поставил на довольна широкую ногу.
Сам же, боже сохрани, капли в рот не брал. Все высокоградусные капли с христианской добротой по скромным ценам ближним своим раздавал... Бутылочка — гусенок, вторая — утенок, две вместе — рябенький поросенок..,
Да и рук своих благочестивых не поганил. Переложил это канительное дело на более опытных... Из Полтавы вызвал ловкого человека, плута и болтуна Микишу Вин-ника.
Прозвище свое Винник целиком оправдывал. Умел словом мутить и из прелого хлеба винное питье варить.
Монтаж винокурни много времени не потребовал: затратили две темненькие ночки. Винокурню ловко замаскировали в чащобе ветвистых столетних дубов на краю хутора и с божьей помощью начали кипятить и варить...
Любезно-корректный знаток библейских легенд Ми-киша Винник тихими летними вечерами частенько читал поклонникам Бахуса рекламно-популярные лекции:
— ...Первак нашей фирмы — чудесно возбуждающий напиток. Ничто в мире так легко не возбуждает, как наш шестидесятиградусный первак! Граждане! Уверяю — чарующее питье! Он имеет чудодейственную силу — одним запахом влияет на человека. Самый сильный человек от двух кружек впадает в детство. Опрокинет, ляжет и лежит в бурьяне, как невинное дитя. Вяжи его, пеленай, сунь ему в рот мокрую соску, пхни сухой навоз —безразлично. Будет неподвижно лежать и глазом не моргнет.
Свои популярные лекции предусмотрительный Винник дополнял доходчивой и действенной практикой: вежливо подносил слушателям на пробу из глиняной миски еще теплого первака. Но сперва мочил собственные губы. Отхлебнет и скажет:
— Попробуйте. Утром нацедили. Животворнее свят-вечернего узвара. Целебная! Болят зубы — опрокиньте этот горшок и будьте уверены — зубы онемеют.
Спасительные капли!.. В любой беде спасут тебя. В библии глава пятая, страница шестьдесят пятая, черным по белому сказано: «И разгневался господь бог на неверность людскую. Много холодной небесной воды шугнул на землю. Всемирный потоп — сорок дней лило. Лило день и ночь. Гибель! Куда бежать, где спрятаться? Мудрый муж Ной первым понял: беги в корчму! Спрячься, закуси и пережди обложной сорокадённый дождик!»
Мои любимые братья! Будьте бодрыми, употребляйте наши душеспасительные капельки. Пусть вас потоп не пугает! Пусть вам будет море по колено...
Порой словесного выдумщика внезапно перебивали.
Тягниряднодосебе, не выдержав библейских длиннот, с черного хода бубнил:
— Не забивайте людям баки. Торгуйте! Когда там дело было, а вы рассусоливаете... Вот человек жертву вечернюю принес. Видите, сухой язык показывает? Хочет за здоровье принесенной овечки горлышко промочить. Не мучьте человека! Ублаготворите жаждущего, а я покорную овцу в хлев загоню.
Да разве ты паршивенькой овечкой удовлетворишь требовательного Винника?
Но несмотря на ловкость проповедника и на то, что Винник был остер на язык, простые посетители простым словом приперли дошлого евангелиста прямо к стене. Не верили, чтобы, залив глаза, можно было впотьмах, по грязи, доползти босым до райских вершин.
— Может, оно и так,— сказал долинчанин в стоптанных лаптях.— Может, кому-нибудь и посчастливится в рай попасть.,. Да, наверное, это очень долгая песня! И долгая, и тяжелая... Мы с кумом Ефимом вчера до слез переживали, душой болели, глядя, как наш праведный дьяк на четвереньках полз к райским воротам. Боже, боже! Какая это адская работа! Да еще, бедняга, сбился с прямой стежки и весь вечер полз по вонючему рву...
Винник перебил:
— Каждый дьяк — свинья! Какие бы он божьи тропари ни читал, как бы ни маскировался, чтобы незаметно подползти на четвереньках,— ни дьякам, ни попам ни один апостол райских дверей не откроет. Церковных вралей в рай не пускают... Им одна дорога — огненный ад...
Кого немилосердно будут жечь на том свете, долин-чанам было безразлично. Их интересовали земля и хлеб.
— А скажите, пожалуйста, в какой волости пятью хлебами целую слободу накормили? Из какого амбара зерно брали или у Тугокопылого занимали?
Винник молитвенно сложил руки:
— Братья, ну его к лешему! Кто да кого там в старину кормил... Давайте лучше выпьем!
Но долинчане — нет, не то. Не пьют. Не хотят пить, хотят правду знать.
— Скажите, отчего оно так: миллионы недоедают, а десяток жиреет? В хуторе амбары от хлеба трещат, а в слободе с голода детки пищат. Как оно в библии об этом сказано?
— Братья! К вам обращаюсь! Забудьте раздоры!
А тут, как на грех, Тягниряднодосебе неустанно колотит и колотит в дверь.
Винник и сюда и туда — вопит, проклятый. Не сдержав гнева, крикнул в дверную щель:
— Чего ты грохочешь? Чего ты бубнишь? Чтоб у тебя язык отнялся! Разве не слышишь—в молельне бунт?
7
В риге заседали только зажиточные, крепкие хозяева. Держа в руках палки, советовались, шумели:
— Земство не в состоянии помочь, будем католиков просить хозяйские земли спасать...
Как только земский верховода Симон Белена стал ногой на дышло, шум в риге стих.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67