.. И рыбы нажарила. Карпов. Ей-богу, заходите. Это нашему звену всяких премий понадавали. Сюда идите... Сюда. Я напротив Домахи живу.
Зашли. В хате нарядно, приветливо. Мебель хорошая, радио поет. На столе и в шкафу книги.
— Это моя Оленка всякие науки изучает. После десятого класса пошла дояркою, а книг не бросает. Вы, наверно, издалека? Так хоть и из далекого края, а Домаху, нашу звеньевую, должны знать. Ее вся округа знает/ Вы ешьте, ешьте... Я вам еще пирогов подам. Слава богу, есть чего и поесть, есть чем и человека угостить. Ой, я вам все такое говорю. Спасибо, что хоть слушаете. Я же в звене Домахи состою... На бураках трудимся. Господи! Чего вам, наверно, не приходится выслушивать. Тот вам рассказывает, тот поясняет... У нас говорят — «повезло теткам». Это нашему звену, значит. Что бурак!.. Посади, мол, сделай прополку, он и сам вырастет. А мы ведь посадили восемь гектаров в долине и два возле верб... Взошел бурак, который у верб... Взошел и увял. Приходим, смотрим, а он головки склонил... Что делать? А тут еще погода испортилась... Холодина такая пошла...
Не вам мне говорить,— бывало, ночами не спим, все гадаем, как посевы спасти... Ешьте, ешьте, не стесняйтесь... Пирогов хватит... Подпушили мы свой бурак, подкормку сделали... Еще раз подкормили, еще раз подпушили, чтоб вокруг него земля была мягкой-мягкой... И что вы думаете, начал наш бурак подыматься... Поднял, как говорят, уши и сам поднялся... Такой уродился — хоть на выставку его вези...
Насмешников зависть взяла. «Смотрите, говорят, сколько бабы заработали. Тут что-то не то».
«Помилуйте, —отвечаем.— Как это не то? Вы с утра на базар едете торговать, а мы, еще солнце не взошло, уже на бураках работаем, прополку делаем».
...Значит, так... Мимо Домахииой хаты огородами, огородами, огородами... Вот так, прямо, прямо...
По точным указаниям гостеприимной колхозницы — «отсюда и дотуда и отатечки» — мы и дошли до птицефермы.
Расположилась птицеферма в тихом, огражденном самою природою живописном уголке. С одной стороны гора, с другой — гора и с третьей — тоже гора. На взгорье сад. Чуть выше — рощица. Внизу небольшой пруд. Хороший пруд, глубокий. В этом пруду и полощется разная водоплавающая... А вокруг рощицы и сада по низине разгуливает «сухопутная» птица — курочки. Шумит пернатое «поголовье». Шумят пепельные, рябенькие и беленькие. Квохчут, кудахтают и кукарекают, как положено.
—( Галя,— зовет Таврило Васильевич,— возьми карандаш и записывай.
Таврило Васильевич — завфермой. Галя — его помощница. Гаврилу Васильевичу шестьдесят с гаком. Гале— восемнадцать. Пришла Галя на птицеферму сразу после десятилетки.
Взяла? Пиши. В правом флигеле — две тысячи двести... Написала? Во флигеле у пруда — три тысячи сто... Есть? Пиши дальше. В новом кирпичном — три тысячи.
— Восемь тысяч триста, Таврило Васильевич!
— Погоди! А на деревьях записала? На деревьях ночует сто двадцать две... До самых морозов на деревьях ночуют. Галя, а та хохлатка до сих пор на дерево ле тает?
— Летает, Таврило Васильевич.
— Допиши... Сто двадцать две плюс хохлатка. Это куры. И гусей пятьсот, уток шестьсот... Слышите, на пруду— гел-гел-гел. Курица — птица смирная. Тихая. Бывает, что и она кричит. А раз кричит, то недаром. Либо яйцо снесла, либо ее обидели. Может, не накормили, не напоили. Да! Курочка любит, чтоб ее ласково подзывали: «Путь, путь, путь...» Чтоб ее просом, ячменем или вареным картофелем кормили. Да! И соль уважает. И мел любит... И песочек следует ей подсыпать. И черепашку дай ей... Все в пропорции и вовремя. Тогда курица настоящая получается. Яйценосная. Тогда не нужно беспокоиться, и щупать ее не требуется, сама яичко принесет.
Да! Не щупать надо, а следить — всего ли ей дадено вволю. А то что получается?.. «Дядя! Вы не видели мою рябенькую?» — «Видел,— говорю,— за селом бегает, провиант добывает».— «За селом? Куда ее холера понесла. И нашла дорогу, чтоб ты сдохла!»
Бродит бедная курочка где попало. Хватают ее, на руки берут, и начинается словесная баталия: «Что же вы, кума, моего петуха заманиваете?! Третью курицу щупаю, и все без яичка».— «Я — вашего петуха? У меня, кума, нет вашей привычки. Не успел мой Василь выйти из хаты, а вы сразу: «Добрый вечер, кум!» — «Это я сказала «Добрый вечер»? А вы слышали?» — «А вы, кума, не кричите... щупайте, щупайте себе .. У вас есть свой петух».
Таврило Васильевич демонстрирует птичье хозяйство,
— Вот здесь главный питательный провиант: кукурузные отходы, пшено, картофель... Здесь черепашник, песочек... А это часы. Курица понятливая птица, по часам встает, по сигналу засыпает. Деликатная птица. Пришло время завтракать, обедать — она на месте. Да-да!
— Гаврило Васильевич, а как ваши несушки яйце-носят?
— Дай бог всем... За лето... Галина! Сколько за лето каждая несушка принесла?
— По сто шестьдесят два яйца...
— Слыхали? Сознательная птица... Правильная, прибыльная... Большой доход дает колхозу. Скояько мы государству сдали курятины?
— Двадцать девять центнеров.
— Вот какая курица птица! Серьезная.
— Гаврило Васильевич, а что это за новые кирпичные строения па горе?
— Фермы. Вон там коровы, в тех свиньи, а дальше овцы. У них такая механизация — куда там! Электрика работает. А вон то высокое здание — клуб. Для доярок. Были мы на областном слете, нас и пристыдили. Говорят: «Одеты как инженеры... На доярках шелка, а про культуру забыли...» Критику приняли и специально для доярок клуб построили. Там теперь так танцуют, так поют, чистые артисты...
— А давно действует электродойка?
— Давненько. Чтоб не соврать, года три... Сперва доярки стеснялись, не верили: «руками, говорят, лучше доить». А потом привыкли, одно удовольствие...
— А кур не хапают разные коршуны, лисицы?
— Что вы! Мы их из ружья... Заявился к нам один хорек... Видный такой мужчина... Круглый, роскошный. Любитель курятины. Рассказывал, будто его на какой-то базе снабжения не поняли... Тогда он на низовую работу спустился, грехи свои исправлять на... курятине.
А меня то сюда, то туда вызывают... В район, в область. Требуют, чтоб я рассказал, каким зельем я кур привораживаю. А моя помощница — молодая еще, несмелая дивчина... Придет сюда тот хорек, при галстуке, при портфеле, и приказывает Гале: «Лови вот ту беленькую».— «Вы что... это же несушка».— «Лови, тебе^ говорят».
Как-то я поймал его:
«Несушек, говорю, вам подавай? А кто яйца нести будет?» А он, такой гордый, важный, отвечает
«Я ваше руководство. Я буду...» «Вы?..» Ну я палочкой и замахнулся... Ноги его больше тут не было. Слышно было — куда-то его передвинули... Может быть, на гусиную ферму.
Мы же главным образом кур выращиваем. Государству сдаем и сами богатеем. И подшефный завод не забываем. Это тоже надо. Рабочий класс нам всю механизацию наладил.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67
Зашли. В хате нарядно, приветливо. Мебель хорошая, радио поет. На столе и в шкафу книги.
— Это моя Оленка всякие науки изучает. После десятого класса пошла дояркою, а книг не бросает. Вы, наверно, издалека? Так хоть и из далекого края, а Домаху, нашу звеньевую, должны знать. Ее вся округа знает/ Вы ешьте, ешьте... Я вам еще пирогов подам. Слава богу, есть чего и поесть, есть чем и человека угостить. Ой, я вам все такое говорю. Спасибо, что хоть слушаете. Я же в звене Домахи состою... На бураках трудимся. Господи! Чего вам, наверно, не приходится выслушивать. Тот вам рассказывает, тот поясняет... У нас говорят — «повезло теткам». Это нашему звену, значит. Что бурак!.. Посади, мол, сделай прополку, он и сам вырастет. А мы ведь посадили восемь гектаров в долине и два возле верб... Взошел бурак, который у верб... Взошел и увял. Приходим, смотрим, а он головки склонил... Что делать? А тут еще погода испортилась... Холодина такая пошла...
Не вам мне говорить,— бывало, ночами не спим, все гадаем, как посевы спасти... Ешьте, ешьте, не стесняйтесь... Пирогов хватит... Подпушили мы свой бурак, подкормку сделали... Еще раз подкормили, еще раз подпушили, чтоб вокруг него земля была мягкой-мягкой... И что вы думаете, начал наш бурак подыматься... Поднял, как говорят, уши и сам поднялся... Такой уродился — хоть на выставку его вези...
Насмешников зависть взяла. «Смотрите, говорят, сколько бабы заработали. Тут что-то не то».
«Помилуйте, —отвечаем.— Как это не то? Вы с утра на базар едете торговать, а мы, еще солнце не взошло, уже на бураках работаем, прополку делаем».
...Значит, так... Мимо Домахииой хаты огородами, огородами, огородами... Вот так, прямо, прямо...
По точным указаниям гостеприимной колхозницы — «отсюда и дотуда и отатечки» — мы и дошли до птицефермы.
Расположилась птицеферма в тихом, огражденном самою природою живописном уголке. С одной стороны гора, с другой — гора и с третьей — тоже гора. На взгорье сад. Чуть выше — рощица. Внизу небольшой пруд. Хороший пруд, глубокий. В этом пруду и полощется разная водоплавающая... А вокруг рощицы и сада по низине разгуливает «сухопутная» птица — курочки. Шумит пернатое «поголовье». Шумят пепельные, рябенькие и беленькие. Квохчут, кудахтают и кукарекают, как положено.
—( Галя,— зовет Таврило Васильевич,— возьми карандаш и записывай.
Таврило Васильевич — завфермой. Галя — его помощница. Гаврилу Васильевичу шестьдесят с гаком. Гале— восемнадцать. Пришла Галя на птицеферму сразу после десятилетки.
Взяла? Пиши. В правом флигеле — две тысячи двести... Написала? Во флигеле у пруда — три тысячи сто... Есть? Пиши дальше. В новом кирпичном — три тысячи.
— Восемь тысяч триста, Таврило Васильевич!
— Погоди! А на деревьях записала? На деревьях ночует сто двадцать две... До самых морозов на деревьях ночуют. Галя, а та хохлатка до сих пор на дерево ле тает?
— Летает, Таврило Васильевич.
— Допиши... Сто двадцать две плюс хохлатка. Это куры. И гусей пятьсот, уток шестьсот... Слышите, на пруду— гел-гел-гел. Курица — птица смирная. Тихая. Бывает, что и она кричит. А раз кричит, то недаром. Либо яйцо снесла, либо ее обидели. Может, не накормили, не напоили. Да! Курочка любит, чтоб ее ласково подзывали: «Путь, путь, путь...» Чтоб ее просом, ячменем или вареным картофелем кормили. Да! И соль уважает. И мел любит... И песочек следует ей подсыпать. И черепашку дай ей... Все в пропорции и вовремя. Тогда курица настоящая получается. Яйценосная. Тогда не нужно беспокоиться, и щупать ее не требуется, сама яичко принесет.
Да! Не щупать надо, а следить — всего ли ей дадено вволю. А то что получается?.. «Дядя! Вы не видели мою рябенькую?» — «Видел,— говорю,— за селом бегает, провиант добывает».— «За селом? Куда ее холера понесла. И нашла дорогу, чтоб ты сдохла!»
Бродит бедная курочка где попало. Хватают ее, на руки берут, и начинается словесная баталия: «Что же вы, кума, моего петуха заманиваете?! Третью курицу щупаю, и все без яичка».— «Я — вашего петуха? У меня, кума, нет вашей привычки. Не успел мой Василь выйти из хаты, а вы сразу: «Добрый вечер, кум!» — «Это я сказала «Добрый вечер»? А вы слышали?» — «А вы, кума, не кричите... щупайте, щупайте себе .. У вас есть свой петух».
Таврило Васильевич демонстрирует птичье хозяйство,
— Вот здесь главный питательный провиант: кукурузные отходы, пшено, картофель... Здесь черепашник, песочек... А это часы. Курица понятливая птица, по часам встает, по сигналу засыпает. Деликатная птица. Пришло время завтракать, обедать — она на месте. Да-да!
— Гаврило Васильевич, а как ваши несушки яйце-носят?
— Дай бог всем... За лето... Галина! Сколько за лето каждая несушка принесла?
— По сто шестьдесят два яйца...
— Слыхали? Сознательная птица... Правильная, прибыльная... Большой доход дает колхозу. Скояько мы государству сдали курятины?
— Двадцать девять центнеров.
— Вот какая курица птица! Серьезная.
— Гаврило Васильевич, а что это за новые кирпичные строения па горе?
— Фермы. Вон там коровы, в тех свиньи, а дальше овцы. У них такая механизация — куда там! Электрика работает. А вон то высокое здание — клуб. Для доярок. Были мы на областном слете, нас и пристыдили. Говорят: «Одеты как инженеры... На доярках шелка, а про культуру забыли...» Критику приняли и специально для доярок клуб построили. Там теперь так танцуют, так поют, чистые артисты...
— А давно действует электродойка?
— Давненько. Чтоб не соврать, года три... Сперва доярки стеснялись, не верили: «руками, говорят, лучше доить». А потом привыкли, одно удовольствие...
— А кур не хапают разные коршуны, лисицы?
— Что вы! Мы их из ружья... Заявился к нам один хорек... Видный такой мужчина... Круглый, роскошный. Любитель курятины. Рассказывал, будто его на какой-то базе снабжения не поняли... Тогда он на низовую работу спустился, грехи свои исправлять на... курятине.
А меня то сюда, то туда вызывают... В район, в область. Требуют, чтоб я рассказал, каким зельем я кур привораживаю. А моя помощница — молодая еще, несмелая дивчина... Придет сюда тот хорек, при галстуке, при портфеле, и приказывает Гале: «Лови вот ту беленькую».— «Вы что... это же несушка».— «Лови, тебе^ говорят».
Как-то я поймал его:
«Несушек, говорю, вам подавай? А кто яйца нести будет?» А он, такой гордый, важный, отвечает
«Я ваше руководство. Я буду...» «Вы?..» Ну я палочкой и замахнулся... Ноги его больше тут не было. Слышно было — куда-то его передвинули... Может быть, на гусиную ферму.
Мы же главным образом кур выращиваем. Государству сдаем и сами богатеем. И подшефный завод не забываем. Это тоже надо. Рабочий класс нам всю механизацию наладил.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67