А каких красочных цветов девчата вокруг насадили! Ай-я-яй!.. Глянешь — молодеешь. Кругом цветы... А у самого входа над колоннами живым цветом живые слова вырастают: «Ленинским путем».
...В клубе непременно побывайте. Да заодно побывайте и на нашей опытной станции. По левую руку от клуба будет. В лощине... Идите лощиной, а потом низом, низом... Зайдите — не пожалеете. Увидите, какие овощи колхоз вырастил. Куда ваше дело. Наука!
Устин Иванович затягивается и продолжает:
— Раньше на той полосе болото стояло. Грязюка. Заросли, осока и всякие лопухи стелились...
Садитесь вот под этой яблоней, и я вам одну легенду о тех болотах расскажу. Да какая это легенда — сущая правда.
Вот тут и присаживайтесь. Это моя любимая яблоня. Возле нее, возле кучерявой, не одному черту оскомину сбивали... Вот здесь наши бабы эсэсовцу, карателю, рядно на голову набросили. Хорошо укутали... Он только успел завопить: «Доннер веттер... Неправильно вою-вайт...»
Чего там неправильно? Правильно! Именно правильно. Не грабь! Не лезь, чертова душа, куда тебя не просят. Не хватай! Пусть цветет, пусть растет. Схватишь— беды наживешь.
...Тихий украинский вечер. Воздух не шелохнется. Разве иногда дятел застучит да вверху легкий ветерок листвой зашелестит.
Тихо, чудесно.
— Видите вон те тополи, что над речкою, вдоль Ворсклы стоят? Там школа-десятилетка. Немного выше— детские ясли. Когда-то в этих местах один сумасброд хутор имел, в зарослях, в болотах жил. Он и сам словно из болота выскочил. Угрюмый, лохматый, злой... Нашего брата крестьянина мордовал да все о независимости пел... Очень о независимости заботился. Что ни банда — и он там. Что ни иноземная орда — и он сзади в обмотках плетется..,
Заскочит в село, коршуном налетит, и сразу деда Авксентия хвать за грудки: «Где твои сыновья?»
Не терпелось ему Авксентьевых сыновей поймать. Так не терпелось, что даже пена на губах выступала.
У деда Ковтюха Авксентия сыны богатыри были. Большевики. Солдаты. Они с германцем и в прошлой войне воевали. В Петрограде царя сбросили, Зимний брали. Храбрые, душевные, бесстрашные хлопцы. Старшего Василием звали, младшего — Петром.
Прибыли братья Ковтюхи из Петрограда в родное село, и дело пошло на всенародный лад. Панскую землю поделили, бедноту скотиной наделили. Бедняцкий комитет организовали... И меня в этот комитет избрали...
Повеселели люди. Вот там, в доме Жеглова, комитет обосновался. Жеглов — это такой панок был.
Возле этого дома рос высокий-высокий дуб. Столетний... На том дубе реяло знамя нашей победы — красное знамя. А еще выше — пятиконечная звезда. Высоко сияла, на всю округу видно было.
Да! Тот, с болота, бывало, подойдет и вытаращит глаза. У него и прозвище было — Лупатый. Станет и хлопает своими зенками, а затем, будто кто ему фигу показал, скорчит рожу, еще раз исподлобья косо глянет и уйдет прочь, сжавшись как собака. Не по душе Лупатому пятиконечная звезда была, ой не по душе.
В комитете мне приходилось частенько дежурить. Дежурил вместе с отцом. Отец конфискованный панский инвентарь охранял.
Однажды ночью смотрю — подходит Лупатый. Подошел, глянул — сияет. Высоко-высоко сияет. Вот он, дурень, и начал взбираться на дуб.
Я гляжу на него и думаю: прыгай не прыгай — выше носа не доскочишь. Не добраться тебе до звезды: руки коротки!
Лез, лез он, не долез и до половины — кубарем скатился вниз. Слетел и — верьте не верьте — зарычал. Заскулил и со злости начал кору на дереве грызть.
Отец, бывало, подойдет ко мне и спросит:
«Грызет?»
«Да,— говорю,— грызет».
«Возьми, Андрей, кнут да отгони его, а то взбесится...»
Пришлось отцовский совет выполнить: длинным кнутовищем стегнуть Лупатого по спине — куда лапы свои грязные протягиваешь?
Не подходит Лупатый к дубу одну ночь, не подходит вторую, не подходит и третью...
На четвертую, слышим, на болоте появилась шайка. Чернохвостая шайка. На шапках у них черные хвосты болтались.
Останавливают пешего и конного и начинают допрашивать: «Состоишь в комитете бедноты или не состоишь?»
Допрашивают, бьют нагайками, отбирают одежду, а если на телеге везут поросенка — забирают и поросенка.
Василий Ковтюх созвал сходку.
«Товарищи! — говорит.— Долго ли мы будем терпеть этих проходимцев? Довольно! Натерпелись!»
Собрались стар и млад и пошли на эти болота порядок наводить.
Порядок навели скоро: кого за грабежом застали, поймали, а кое-кто и удрал. Удрал и Лупатый. Не слышно его стало. Ну и черт с ним, думаем.
Прошли годы. Хорошо зажило село колхозной жизнью. Но вот на нашу беду фашиста на Украину принесло.
Смотрят вечером люди: холера тебе в бок,—Лупатый в немецком мундире на кляче тащится. Едет по улице словно призрак. Рожа раскормлена, толстая...
Тетки глазам своим не верят. Никто сроду не видел, чтобы свинья на коне ехала.
Взял Лупатый в помощники себе одного босяка — из тюрьмы сбежал — и давай с ним измываться над людьми.
«Я,— горланит,— ваша держава!.. Видите, за поясом у меня знаки власти — кланяйтесь в ноги! Я— власть... Кормите, почитайте...»
Распоясался, расчванился, опекаемый немецкими штыками. В народе есть сказка о хищном волке. Вбежал волчище в беззащитную кошару, схватил ягненка да и давай на него орать:
«Я —сила! Я —лев! Ягнят — не хочу, давайте мне слона. Я его с хоботом проглочу».
Угодливый служитель в три погибели согнулся:
«Ваше волчье!.. Может, разрешите в вашу пасть быстрокрылого орла запихнуть? Видали, вольно летает. Летает высоко в небесах».
«Тяни!— приказал волчище.—Давай и орла, давай и небеса».
«Ваше...— даже застонал служитель.— Глотайте по степенно. Туча в ваше чрево не влезет. Оно не выдержит фасону, лопнет». ,
Величавая птица — вольный орел — слушал, слушал да как начал с орлятами серых хищников клювом дол« бать: «Не глумитесь, ворюги! Не издевайтесь, злодеи!»
Долбал так, что шерсть во все стороны летела. Подох хищный волчище. Вот такая в народе ходит сказка. Она очень подходит и к Лупатому.
Задавался, людей мучил. А однажды надулся и поплелся к Ковтюхам — хотел деда Авксентия прикончить.
Дед Авксентий старенький: девяносто лет стукнуло. Дома взрослых нет: сыновья и их жены ушли в партиза- ны. А дома одна мелкота: дети-школьники. Два мальчика и две девочки. Вошла в хату эта важная шишка, расселась и давай хорохориться.
«Видишь, кто зашел! — гаркнул он изо всех сил.— Почему голову не склоняешь, лодырь! Падай на колени, старая собака! — горланил Лупатый и вытащил кольт.— Это те выродки, что в моей гостиной учатся?»
Потом нам внуки рассказали. Дед Авксентий потихоньку снял косу — на стене без деревянной ручки висела. Снял да как крикнул. Орлиным клекотом позвал:
«Деточки! Внуки! Бейте палача!»
Гуртом набросились на предателя. Били чем попало.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67
...В клубе непременно побывайте. Да заодно побывайте и на нашей опытной станции. По левую руку от клуба будет. В лощине... Идите лощиной, а потом низом, низом... Зайдите — не пожалеете. Увидите, какие овощи колхоз вырастил. Куда ваше дело. Наука!
Устин Иванович затягивается и продолжает:
— Раньше на той полосе болото стояло. Грязюка. Заросли, осока и всякие лопухи стелились...
Садитесь вот под этой яблоней, и я вам одну легенду о тех болотах расскажу. Да какая это легенда — сущая правда.
Вот тут и присаживайтесь. Это моя любимая яблоня. Возле нее, возле кучерявой, не одному черту оскомину сбивали... Вот здесь наши бабы эсэсовцу, карателю, рядно на голову набросили. Хорошо укутали... Он только успел завопить: «Доннер веттер... Неправильно вою-вайт...»
Чего там неправильно? Правильно! Именно правильно. Не грабь! Не лезь, чертова душа, куда тебя не просят. Не хватай! Пусть цветет, пусть растет. Схватишь— беды наживешь.
...Тихий украинский вечер. Воздух не шелохнется. Разве иногда дятел застучит да вверху легкий ветерок листвой зашелестит.
Тихо, чудесно.
— Видите вон те тополи, что над речкою, вдоль Ворсклы стоят? Там школа-десятилетка. Немного выше— детские ясли. Когда-то в этих местах один сумасброд хутор имел, в зарослях, в болотах жил. Он и сам словно из болота выскочил. Угрюмый, лохматый, злой... Нашего брата крестьянина мордовал да все о независимости пел... Очень о независимости заботился. Что ни банда — и он там. Что ни иноземная орда — и он сзади в обмотках плетется..,
Заскочит в село, коршуном налетит, и сразу деда Авксентия хвать за грудки: «Где твои сыновья?»
Не терпелось ему Авксентьевых сыновей поймать. Так не терпелось, что даже пена на губах выступала.
У деда Ковтюха Авксентия сыны богатыри были. Большевики. Солдаты. Они с германцем и в прошлой войне воевали. В Петрограде царя сбросили, Зимний брали. Храбрые, душевные, бесстрашные хлопцы. Старшего Василием звали, младшего — Петром.
Прибыли братья Ковтюхи из Петрограда в родное село, и дело пошло на всенародный лад. Панскую землю поделили, бедноту скотиной наделили. Бедняцкий комитет организовали... И меня в этот комитет избрали...
Повеселели люди. Вот там, в доме Жеглова, комитет обосновался. Жеглов — это такой панок был.
Возле этого дома рос высокий-высокий дуб. Столетний... На том дубе реяло знамя нашей победы — красное знамя. А еще выше — пятиконечная звезда. Высоко сияла, на всю округу видно было.
Да! Тот, с болота, бывало, подойдет и вытаращит глаза. У него и прозвище было — Лупатый. Станет и хлопает своими зенками, а затем, будто кто ему фигу показал, скорчит рожу, еще раз исподлобья косо глянет и уйдет прочь, сжавшись как собака. Не по душе Лупатому пятиконечная звезда была, ой не по душе.
В комитете мне приходилось частенько дежурить. Дежурил вместе с отцом. Отец конфискованный панский инвентарь охранял.
Однажды ночью смотрю — подходит Лупатый. Подошел, глянул — сияет. Высоко-высоко сияет. Вот он, дурень, и начал взбираться на дуб.
Я гляжу на него и думаю: прыгай не прыгай — выше носа не доскочишь. Не добраться тебе до звезды: руки коротки!
Лез, лез он, не долез и до половины — кубарем скатился вниз. Слетел и — верьте не верьте — зарычал. Заскулил и со злости начал кору на дереве грызть.
Отец, бывало, подойдет ко мне и спросит:
«Грызет?»
«Да,— говорю,— грызет».
«Возьми, Андрей, кнут да отгони его, а то взбесится...»
Пришлось отцовский совет выполнить: длинным кнутовищем стегнуть Лупатого по спине — куда лапы свои грязные протягиваешь?
Не подходит Лупатый к дубу одну ночь, не подходит вторую, не подходит и третью...
На четвертую, слышим, на болоте появилась шайка. Чернохвостая шайка. На шапках у них черные хвосты болтались.
Останавливают пешего и конного и начинают допрашивать: «Состоишь в комитете бедноты или не состоишь?»
Допрашивают, бьют нагайками, отбирают одежду, а если на телеге везут поросенка — забирают и поросенка.
Василий Ковтюх созвал сходку.
«Товарищи! — говорит.— Долго ли мы будем терпеть этих проходимцев? Довольно! Натерпелись!»
Собрались стар и млад и пошли на эти болота порядок наводить.
Порядок навели скоро: кого за грабежом застали, поймали, а кое-кто и удрал. Удрал и Лупатый. Не слышно его стало. Ну и черт с ним, думаем.
Прошли годы. Хорошо зажило село колхозной жизнью. Но вот на нашу беду фашиста на Украину принесло.
Смотрят вечером люди: холера тебе в бок,—Лупатый в немецком мундире на кляче тащится. Едет по улице словно призрак. Рожа раскормлена, толстая...
Тетки глазам своим не верят. Никто сроду не видел, чтобы свинья на коне ехала.
Взял Лупатый в помощники себе одного босяка — из тюрьмы сбежал — и давай с ним измываться над людьми.
«Я,— горланит,— ваша держава!.. Видите, за поясом у меня знаки власти — кланяйтесь в ноги! Я— власть... Кормите, почитайте...»
Распоясался, расчванился, опекаемый немецкими штыками. В народе есть сказка о хищном волке. Вбежал волчище в беззащитную кошару, схватил ягненка да и давай на него орать:
«Я —сила! Я —лев! Ягнят — не хочу, давайте мне слона. Я его с хоботом проглочу».
Угодливый служитель в три погибели согнулся:
«Ваше волчье!.. Может, разрешите в вашу пасть быстрокрылого орла запихнуть? Видали, вольно летает. Летает высоко в небесах».
«Тяни!— приказал волчище.—Давай и орла, давай и небеса».
«Ваше...— даже застонал служитель.— Глотайте по степенно. Туча в ваше чрево не влезет. Оно не выдержит фасону, лопнет». ,
Величавая птица — вольный орел — слушал, слушал да как начал с орлятами серых хищников клювом дол« бать: «Не глумитесь, ворюги! Не издевайтесь, злодеи!»
Долбал так, что шерсть во все стороны летела. Подох хищный волчище. Вот такая в народе ходит сказка. Она очень подходит и к Лупатому.
Задавался, людей мучил. А однажды надулся и поплелся к Ковтюхам — хотел деда Авксентия прикончить.
Дед Авксентий старенький: девяносто лет стукнуло. Дома взрослых нет: сыновья и их жены ушли в партиза- ны. А дома одна мелкота: дети-школьники. Два мальчика и две девочки. Вошла в хату эта важная шишка, расселась и давай хорохориться.
«Видишь, кто зашел! — гаркнул он изо всех сил.— Почему голову не склоняешь, лодырь! Падай на колени, старая собака! — горланил Лупатый и вытащил кольт.— Это те выродки, что в моей гостиной учатся?»
Потом нам внуки рассказали. Дед Авксентий потихоньку снял косу — на стене без деревянной ручки висела. Снял да как крикнул. Орлиным клекотом позвал:
«Деточки! Внуки! Бейте палача!»
Гуртом набросились на предателя. Били чем попало.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67