Из будки вымахнул навстречу взъерошенный Джульбарс. Васька попятился было обратно за калитку, но Джульбарс, увидев Ваську, два раза для порядка гавкнул и, добродушно повиляв хвостом, полез на свое место в будку.
«Признал за своего, - обрадовался Васька.— Добрая примета!»
Однако идти через двор в одиночку все-таки не решился: собака есть собака, кто ее знает, как поведет она себя дальше.
Из сарая, напахнув па голову мешок из-под картошки, вышла на лай Джульбарса Зосина мать, заметила у калитки Ваську, замахала руками.
— Проходи в хату быстрее! Чего мокнешь?—А сама кинулась к собачьем конуре, прикрыв ногой выход из нее.— Зося в хате! Давай, давай!..
Васька вошел в сумрачные сени, снял мокрый плащ, пятерней поправил влажные волосы, а потом с привычной робостью переступил порог этой хаты. Зося стояла спиной к окну, держась руками за подоконник, и смотрела на пего, прикрыв смеющиеся глаза густыми ресницами.
— Поздравить тебя можно? Васька растерялся от захлестнувшей его нежности и, шагнув к Зосе, обеими руками взял ее теплую легкую ладонь. Хотелось прижать Зосю к себе, но не посмел: рядом стояла мать. И даже когда Зося призывно потянулась к нему, Васька не решился обнять ее.
— Ты все такой же,— Зося обвила руками, его вмиг покрасневшую шею, прислонилась щекой к Васькиной груди.
— Ты только не такая,— проворчала мать и нарочито громко загремела посудой.
Зося засмеялась еще громче, слегка оттолкнула от себя Ваську и ласково, сквозь полуопущенные ресницы поглядела на него.
— Пойдем, герой. Посидим рядком, поговорим ладком.
В ее голосе проскользнули снисходительно-насмешливые нотки, будто она знала что-то, чего не мог знать Васька. Однако он не обиделся на нее: любимым надо уметь прощать.
— Рассказывай все по порядку.
По запотевшим стеклам все еще шуршали ручьи. Ослепительно полоснула молния, и сразу же за ее синим жестоким огнем забубнил гром, неразлучный, верный спутник молнии. Ваське неожиданно пришла в голову мысль сравнить эту странную и в то же время привычную дружбу молнии и грома с человеческими отношениями. Молния — злая. Она поджигает в полях скирды душистого сена, убивает животных, рвет электрические провода, ранит высокие деревья. А что гром? Он бегает за жутко поблескивающей молнией по пятам, безвредный, устрашающе рыкающий, извечный свидетель зла.
Об этом и сказал Васька, надеясь удивить, а может, даже и ошеломить Зосю своим философствованием. По Зося только грустно улыбнулась.
— Чудак ты, Вася. Хотя что — для меня это не в новинку.— Она вздохнула, задумчиво покачала головой, потом положила руку на его по-мальчишески острую коленку.— Мысль твоя, возможно, и умна, однако абстрактна. А я земной человек, мне конкретное подавай.
— Ну например? — насупясь, проронил Васька.
— Ну например, если говорить о молнии, то мне не интересны отношения ее с громом. Меня бы взволновало другое. Молния — огромное скопление тепловой энергии. Как бы ее использовать с пользой для люден?.. Кстати, она не такая уж и злая, после ее разрядов мы озоном дышим.— Она решительно пристукнула ладошкой по его коленке.— Ладно, оставим молнию в покое. Как там Днепропетровск? Я была там па экскурсии еще школьницей от Дома пионеров. Наверное, изменился очень... На экзаменах задавали каверзные вопросы?
— Да ничего такого не было. Все просто, ответил на билет и пошел...— Васька помолчал, глядя на светлеющее окно.— Если я чудак, то ты не меньше моего-Я тебе — про молнию, поэзию, а ты мне — извини, голый практицизм.
— Вся беда в том, Васенька, что из твоей поэтичности хлеба не испечешь,
Такая беседа, начатая им же самим, вовсе не нравилась Ваське. Ему хотелось поговорить с Зосей действительно о земном и конкретном. По так вот всегда получается: думал сказать одно, а ляпнул совсем другое.
«Ну что я за человек дурной,— в душе клеймил себя Васька.— Прав отец, когда, рассердившись, бранит меня: ни богу свеча, ни черту кочерга. По заслугам...»
Кроме всего прочего, Васька тяготился присутствием з комнате Зосиной матери. При ней он не осмеливался вымолвить то сокровенное, что кипело у него в душе, когда он бежал сюда через весь город. Оно созрело у него еще в Днепропетровске и теперь неудержимо рвалось наружу.
Васька с тоской глядел за окно в ожидании конца дождя. Не будет же он лить вечно? Хотя что с того... Время уплывало вместе с дождем, Зосе скоро на работу. Угрюмо, мрачно ерзал он по дивану. Зося, казалось, сочувствовала ему, потому что раз за разом томительно вздыхала.
Но вот Васька все-таки дождался своего. Дождь прекратился, окно засияло солнечной белизной.
— Удрала молния,— примирительно улыбнулся Васька.— Пойдем в сад, подышим озоном.
Вышли на крыльцо, чисто вымытое дождем. Тихо, будто жалуясь, поскрипывали половицы. Осторожно, чтобы не поскользнуться, Зося с Васькой спустились в сад.
С веток па побуревшую землю срывались серебряные дождинки. Звон их напоминал весеннюю капель. Зося щурилась от солнца. Оно медленно вылущивалось из густой проседи туч и бросало на рабочий поселок охапки мятых, но свежих и чистых лучей. Зелень сада, кое-где подбитая вялой желтизной, окаченная студеной грозовой водой, блистала звонким глянцем. На дорожке, выложенной зеленым плитняком, дымились лужи, и над садом уже качался птичий высвист.
— Ты хочешь мне сказать что-то важное? — искоса, с лукавинкой поглядывая на Ваську, спросила Зося.
— Да, очень важное,— Васька в который раз удивился ее проницательности и будто с обрыва прыгнул в глубокую воду, приятно-теплую как парное молоко.— Я на тебе жениться решил.
— Ну и ну! — Зося серьезно покачала головой.— Значит, ты будешь в Днепропетровске, а я здесь. Какой смысл?
— И я буду здесь. С тобой. Перейду на заочное.
— Перейдешь на заочное, тебя в армию заберут. И опять я одна.
— Это всего два года, по не пять же.
— Не дури, Вася,— Зося строго остановила его.— Институт — дело нужное. Учись!.. А замуж что? — В глазах ее Васька опять заметил лукавинки.— Замуж не напасть, лишь бы замужем не пропасть.
— Да ты что, не веришь мне? Сомневаешься? — вспыхнул обиженный Васька: получалось так, что Зося отказывала ему.
— Я верю тебе,— Зося порывисто, вновь, как в начале встречи, обвила его шею руками, и он почувствовал на щеке у себя ее горячее дыхание.— Не кипятись. Пять лет — сущие пустяки. Я ведь не старуха, верно? Ты будешь приезжать. Если позовешь, я приеду. Так и пролетят они. Дождусь!
— Ну нет уж! — в голосе Васьки зазвенел металл.— Если любишь, то распишемся.— И, как бы извиняясь за
свою резкость, добавил теплее, доверительнее: — Я всегда, вольно или невольно, иду навстречу всем твоим желаниям, а сейчас не могу. Не могу — и все!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50
«Признал за своего, - обрадовался Васька.— Добрая примета!»
Однако идти через двор в одиночку все-таки не решился: собака есть собака, кто ее знает, как поведет она себя дальше.
Из сарая, напахнув па голову мешок из-под картошки, вышла на лай Джульбарса Зосина мать, заметила у калитки Ваську, замахала руками.
— Проходи в хату быстрее! Чего мокнешь?—А сама кинулась к собачьем конуре, прикрыв ногой выход из нее.— Зося в хате! Давай, давай!..
Васька вошел в сумрачные сени, снял мокрый плащ, пятерней поправил влажные волосы, а потом с привычной робостью переступил порог этой хаты. Зося стояла спиной к окну, держась руками за подоконник, и смотрела на пего, прикрыв смеющиеся глаза густыми ресницами.
— Поздравить тебя можно? Васька растерялся от захлестнувшей его нежности и, шагнув к Зосе, обеими руками взял ее теплую легкую ладонь. Хотелось прижать Зосю к себе, но не посмел: рядом стояла мать. И даже когда Зося призывно потянулась к нему, Васька не решился обнять ее.
— Ты все такой же,— Зося обвила руками, его вмиг покрасневшую шею, прислонилась щекой к Васькиной груди.
— Ты только не такая,— проворчала мать и нарочито громко загремела посудой.
Зося засмеялась еще громче, слегка оттолкнула от себя Ваську и ласково, сквозь полуопущенные ресницы поглядела на него.
— Пойдем, герой. Посидим рядком, поговорим ладком.
В ее голосе проскользнули снисходительно-насмешливые нотки, будто она знала что-то, чего не мог знать Васька. Однако он не обиделся на нее: любимым надо уметь прощать.
— Рассказывай все по порядку.
По запотевшим стеклам все еще шуршали ручьи. Ослепительно полоснула молния, и сразу же за ее синим жестоким огнем забубнил гром, неразлучный, верный спутник молнии. Ваське неожиданно пришла в голову мысль сравнить эту странную и в то же время привычную дружбу молнии и грома с человеческими отношениями. Молния — злая. Она поджигает в полях скирды душистого сена, убивает животных, рвет электрические провода, ранит высокие деревья. А что гром? Он бегает за жутко поблескивающей молнией по пятам, безвредный, устрашающе рыкающий, извечный свидетель зла.
Об этом и сказал Васька, надеясь удивить, а может, даже и ошеломить Зосю своим философствованием. По Зося только грустно улыбнулась.
— Чудак ты, Вася. Хотя что — для меня это не в новинку.— Она вздохнула, задумчиво покачала головой, потом положила руку на его по-мальчишески острую коленку.— Мысль твоя, возможно, и умна, однако абстрактна. А я земной человек, мне конкретное подавай.
— Ну например? — насупясь, проронил Васька.
— Ну например, если говорить о молнии, то мне не интересны отношения ее с громом. Меня бы взволновало другое. Молния — огромное скопление тепловой энергии. Как бы ее использовать с пользой для люден?.. Кстати, она не такая уж и злая, после ее разрядов мы озоном дышим.— Она решительно пристукнула ладошкой по его коленке.— Ладно, оставим молнию в покое. Как там Днепропетровск? Я была там па экскурсии еще школьницей от Дома пионеров. Наверное, изменился очень... На экзаменах задавали каверзные вопросы?
— Да ничего такого не было. Все просто, ответил на билет и пошел...— Васька помолчал, глядя на светлеющее окно.— Если я чудак, то ты не меньше моего-Я тебе — про молнию, поэзию, а ты мне — извини, голый практицизм.
— Вся беда в том, Васенька, что из твоей поэтичности хлеба не испечешь,
Такая беседа, начатая им же самим, вовсе не нравилась Ваське. Ему хотелось поговорить с Зосей действительно о земном и конкретном. По так вот всегда получается: думал сказать одно, а ляпнул совсем другое.
«Ну что я за человек дурной,— в душе клеймил себя Васька.— Прав отец, когда, рассердившись, бранит меня: ни богу свеча, ни черту кочерга. По заслугам...»
Кроме всего прочего, Васька тяготился присутствием з комнате Зосиной матери. При ней он не осмеливался вымолвить то сокровенное, что кипело у него в душе, когда он бежал сюда через весь город. Оно созрело у него еще в Днепропетровске и теперь неудержимо рвалось наружу.
Васька с тоской глядел за окно в ожидании конца дождя. Не будет же он лить вечно? Хотя что с того... Время уплывало вместе с дождем, Зосе скоро на работу. Угрюмо, мрачно ерзал он по дивану. Зося, казалось, сочувствовала ему, потому что раз за разом томительно вздыхала.
Но вот Васька все-таки дождался своего. Дождь прекратился, окно засияло солнечной белизной.
— Удрала молния,— примирительно улыбнулся Васька.— Пойдем в сад, подышим озоном.
Вышли на крыльцо, чисто вымытое дождем. Тихо, будто жалуясь, поскрипывали половицы. Осторожно, чтобы не поскользнуться, Зося с Васькой спустились в сад.
С веток па побуревшую землю срывались серебряные дождинки. Звон их напоминал весеннюю капель. Зося щурилась от солнца. Оно медленно вылущивалось из густой проседи туч и бросало на рабочий поселок охапки мятых, но свежих и чистых лучей. Зелень сада, кое-где подбитая вялой желтизной, окаченная студеной грозовой водой, блистала звонким глянцем. На дорожке, выложенной зеленым плитняком, дымились лужи, и над садом уже качался птичий высвист.
— Ты хочешь мне сказать что-то важное? — искоса, с лукавинкой поглядывая на Ваську, спросила Зося.
— Да, очень важное,— Васька в который раз удивился ее проницательности и будто с обрыва прыгнул в глубокую воду, приятно-теплую как парное молоко.— Я на тебе жениться решил.
— Ну и ну! — Зося серьезно покачала головой.— Значит, ты будешь в Днепропетровске, а я здесь. Какой смысл?
— И я буду здесь. С тобой. Перейду на заочное.
— Перейдешь на заочное, тебя в армию заберут. И опять я одна.
— Это всего два года, по не пять же.
— Не дури, Вася,— Зося строго остановила его.— Институт — дело нужное. Учись!.. А замуж что? — В глазах ее Васька опять заметил лукавинки.— Замуж не напасть, лишь бы замужем не пропасть.
— Да ты что, не веришь мне? Сомневаешься? — вспыхнул обиженный Васька: получалось так, что Зося отказывала ему.
— Я верю тебе,— Зося порывисто, вновь, как в начале встречи, обвила его шею руками, и он почувствовал на щеке у себя ее горячее дыхание.— Не кипятись. Пять лет — сущие пустяки. Я ведь не старуха, верно? Ты будешь приезжать. Если позовешь, я приеду. Так и пролетят они. Дождусь!
— Ну нет уж! — в голосе Васьки зазвенел металл.— Если любишь, то распишемся.— И, как бы извиняясь за
свою резкость, добавил теплее, доверительнее: — Я всегда, вольно или невольно, иду навстречу всем твоим желаниям, а сейчас не могу. Не могу — и все!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50