Между кроватью и стулом, на котором восседал Васька, еще один стол, небольшой, квадратный. На нем в беспорядке валялись тетради, карандаши и ручка. Здесь Зося совсем недавно готовила уроки! И сама она сегодня какая-то особенная — в светло-коричневой юбочке, в синей — под цвет глаз — кофте. Расстроенная и смущенная.
— Нравится у меня? — Сняв с кровати покрывало, Зося села на нее.
— Нравится,— заулыбался Васька.
— Посмотри мои книги,— она кивнула на полку над столом,— а я пока чай вскипячу.
— Не надо! — Васька мотнул головой.— Зачем? Я не хочу чаю!
— Захочешь! — Зося ушла на кухню, загремела чашками.
«Кажется, я там валялся,— вспомнил Васька, и на душе у него заскребли кошки.— Как нехорошо получилось».
Он встал, подошел к книжной полке, рассеянно принялся перебирать книги. Видел, как Зося, разрумянившись от тепла, юркнула в другую, темную комнату, сняла кофту и осталась в светлой блузке. Вернувшись, она собрала тетради и положила их в сумку. Потом прине-
ела и поставила на стол сахарницу и две фарфоровые чашки на блюдечках. Немного погодя появилась ваза с вареньем.
— Попробуй! Малиновое.— И совсем по-детски похвасталась: — Сама варила!
— Ну, только потому, что сама,— Васька ложечкой подцепил немного паренья.— У-у! — восхищенно протянул он.
Две чашки разморили Ваську. Он устало откинулся на спинку стула.
— Сегодня работали в паровоздуходувном. Знаешь, какой там шум? — оправдываясь, сказал он.— Голова побаливает.
— Домой пойдешь? — участливо спросила Зося.
— Нет, я не о том.— Васька стряхнул с себя истому, сел прямо.— Просто сказал, так, к слову. Прилечь бы.
— Да приляг, вот кровать,— она легко привстала, по-женски сноровисто собрала посуду со стола, понесла на кухню. У порога обернулась.— Пиджак сними. А то в нем завалишься,— произнесла с мягкой, нежной улыбкой.
Через минуту Зося вернулась, присела рядом, подложила ему под голову — Васька полулежал, опершись спиной на стенку,— подушку. Лебяжий пух плавно принял на себя Васькину усталость. Он хотел поблагодарить Зосю за ее заботу, как вдруг она сказала:
— Тебе, наверное, так неудобно лежать? — окинула взглядом кровать. Подумала.— А забирайся-ка ты с ногами! — благосклонно разрешила она.
И это было проделано им не спеша, но с радостным воодушевлением. Теперь Васька лежал, развалившись на кровати, как у себя дома. Подле него сидела любимая и перебирала тонкими, длинными пальцами его русые, влажно примятые шапкой волосы.
— А если я усну? — встрепенулся он.
— Спи,— спокойно обронила Зося.
— А ты? — Васька с усилием приподнял веки.— Что будешь делать?
— Тоже спать,— невозмутимо ответила она, и ее руки, полные пеги, легли па его грудь.
— Где?
Зося усмехнулась, теплой сухой ладонью провела по его лицу.
— Найду место... Кроватей хватит.
— Тогда все, я засыпаю! — И Васька безжизненно свесил голову набок.
— Только попробуй!—она легонько дернула его за нос.
— Ладно! — серьезно пообещал Васька.— Не буду спать. Погаси только свет, пусть глаза не режет.
Зося встала, подошла к выключателю, щелк — и комнату поглотила темнота. Васькино сердце в неосознанном до конца предчувствии забилось, как пойманная в силок птица.
Медленно ступая — ее профиль четко вырисовывался на светло-лиловом фоне окна,— Зося ощупью нашла кровать, села на краешек. Васька подвинулся к ней, обнял.
— Не тронь,— сказала она тихо, не шевелясь.
— Ляг рядом!..— Ваське уже не хотелось спать. Сонливость, усталость, расслабленность — все это сразу покинуло его с нахлынувшей темнотой, будто растворившись в ней.— Что же ты, вот так и будешь сидеть? — не совсем искренне посочувствовал он.
— Зачем тебе это? — Зося низко наклонила к нему лицо, и он ощутил на своих щеках ее теплое взволнованное дыхание.
— Просто...— Он не в силах был лгать, но и правду сказать не мог.— Мне хочется, чтобы ты была рядом...
Зося, помедлив, сняла тапочки и легла навзничь, глядя широко распахнутыми и необыкновенно яркими в луп-ном свете глазами в потолок.
Васька, затаив дыхание, лежал, вслушиваясь в неуловимое Зосино дыхание, боясь сглотнуть слюну и пошевелиться. Но в спину ему будто кто иголки вгонял: не улежишь! Не выдержав этой пытки, Васька неловко, стараясь не потревожить Зосю, перевернулся.
— Что ты ворочаешься?
— На боку удобнее...— и не в силах остановить в себе желание, Васька нежно обнял Зосю, прижался губами к ее горячему, молчаливому лицу...
Кровать была небольшая, узкая, и они лежали, притиснувшись друг к другу. В ушах звенело от тишины. Васькина голова, умиротворенная, отпылавшая, теперь тонула в шелковисто-мягких волнах Зосиных волос, буйно разметавшихся по подушке.
— Я боюсь,— вдруг сказала Зося, но в ее голосе Васька не уловил страха. В нем было, пожалуй, больше ласковой задумчивости.— Я боюсь, что ты разлюбишь меня.
— А ты? — спросил Васька.— Ты не разлюбишь?
— Я не разлюблю.— Она помолчала, собираясь с мыслями.— И вообще, что за глупое слово «разлюбить»! Если человек по-настоящему любит, ему чуждо это слово,
— Л что, бывает, и не по-настоящему любят?
— Не по-настоящему — значит нравиться какое-то время,— рассудительно произнесла она.— Надоели друг другу и расстались, а говорят — разлюбили.— Зося порывисто прильнула к Ваське.— Теперь-то ты веришь, что с Акимом было так... ерунда всякая! Я до тебя никого не любила.— Ее пышные волосы, прохладно пахнущие жасмином, приятно щекотали Ваське губы.— А ты побежал тогда... помнишь?
— Помню.
Тот случай в августовской степи, за станцией, сейчас виделся Ваське таким несказанно далеким, будто произошел он по крайней мере в самые дни его рождения, этак лет восемнадцать назад.
— Я все-таки боюсь,— вновь ласковая задумчивость прошелестела в ночной тиши.— Мама говорит: мужская любовь, что охапка сена — горит жарко, да сгорает быстро... Ты меня слышишь?
Зося прислушалась, но ответа не последовало. Тогда она пальцем осторожно провела по его лбу — он был в мелких остывающих капельках пота,— разгладила брови:
— У! Какие они у тебя лохматые,— и плотнее прижалась к нему.
В воскресенье в профессионально-техническом, в котором учились Зося с Лилей, намечался весенний бал. Васька узнал об этом загодя, еще в пятницу вечером, и тут же поторопился выложить новость Мотылю.
«Пропустить такое мероприятие было бы грешно»,— решили оба.
Ранним воскресным утром, едва Васька успел позавтракать, раздался стук щеколды и на подворье ступил Мотыль. У Васьки от удивления сам собой открылся рот. Лешка ли это? Неузнаваемый Мотыль стоял перед ним и небрежно одаривал его лучезарной улыбкой— в новых джинсах, в белой рубашке, в галстуке в красную искорку. Весь его вид как бы говорил: жили бедно — хватит!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50
— Нравится у меня? — Сняв с кровати покрывало, Зося села на нее.
— Нравится,— заулыбался Васька.
— Посмотри мои книги,— она кивнула на полку над столом,— а я пока чай вскипячу.
— Не надо! — Васька мотнул головой.— Зачем? Я не хочу чаю!
— Захочешь! — Зося ушла на кухню, загремела чашками.
«Кажется, я там валялся,— вспомнил Васька, и на душе у него заскребли кошки.— Как нехорошо получилось».
Он встал, подошел к книжной полке, рассеянно принялся перебирать книги. Видел, как Зося, разрумянившись от тепла, юркнула в другую, темную комнату, сняла кофту и осталась в светлой блузке. Вернувшись, она собрала тетради и положила их в сумку. Потом прине-
ела и поставила на стол сахарницу и две фарфоровые чашки на блюдечках. Немного погодя появилась ваза с вареньем.
— Попробуй! Малиновое.— И совсем по-детски похвасталась: — Сама варила!
— Ну, только потому, что сама,— Васька ложечкой подцепил немного паренья.— У-у! — восхищенно протянул он.
Две чашки разморили Ваську. Он устало откинулся на спинку стула.
— Сегодня работали в паровоздуходувном. Знаешь, какой там шум? — оправдываясь, сказал он.— Голова побаливает.
— Домой пойдешь? — участливо спросила Зося.
— Нет, я не о том.— Васька стряхнул с себя истому, сел прямо.— Просто сказал, так, к слову. Прилечь бы.
— Да приляг, вот кровать,— она легко привстала, по-женски сноровисто собрала посуду со стола, понесла на кухню. У порога обернулась.— Пиджак сними. А то в нем завалишься,— произнесла с мягкой, нежной улыбкой.
Через минуту Зося вернулась, присела рядом, подложила ему под голову — Васька полулежал, опершись спиной на стенку,— подушку. Лебяжий пух плавно принял на себя Васькину усталость. Он хотел поблагодарить Зосю за ее заботу, как вдруг она сказала:
— Тебе, наверное, так неудобно лежать? — окинула взглядом кровать. Подумала.— А забирайся-ка ты с ногами! — благосклонно разрешила она.
И это было проделано им не спеша, но с радостным воодушевлением. Теперь Васька лежал, развалившись на кровати, как у себя дома. Подле него сидела любимая и перебирала тонкими, длинными пальцами его русые, влажно примятые шапкой волосы.
— А если я усну? — встрепенулся он.
— Спи,— спокойно обронила Зося.
— А ты? — Васька с усилием приподнял веки.— Что будешь делать?
— Тоже спать,— невозмутимо ответила она, и ее руки, полные пеги, легли па его грудь.
— Где?
Зося усмехнулась, теплой сухой ладонью провела по его лицу.
— Найду место... Кроватей хватит.
— Тогда все, я засыпаю! — И Васька безжизненно свесил голову набок.
— Только попробуй!—она легонько дернула его за нос.
— Ладно! — серьезно пообещал Васька.— Не буду спать. Погаси только свет, пусть глаза не режет.
Зося встала, подошла к выключателю, щелк — и комнату поглотила темнота. Васькино сердце в неосознанном до конца предчувствии забилось, как пойманная в силок птица.
Медленно ступая — ее профиль четко вырисовывался на светло-лиловом фоне окна,— Зося ощупью нашла кровать, села на краешек. Васька подвинулся к ней, обнял.
— Не тронь,— сказала она тихо, не шевелясь.
— Ляг рядом!..— Ваське уже не хотелось спать. Сонливость, усталость, расслабленность — все это сразу покинуло его с нахлынувшей темнотой, будто растворившись в ней.— Что же ты, вот так и будешь сидеть? — не совсем искренне посочувствовал он.
— Зачем тебе это? — Зося низко наклонила к нему лицо, и он ощутил на своих щеках ее теплое взволнованное дыхание.
— Просто...— Он не в силах был лгать, но и правду сказать не мог.— Мне хочется, чтобы ты была рядом...
Зося, помедлив, сняла тапочки и легла навзничь, глядя широко распахнутыми и необыкновенно яркими в луп-ном свете глазами в потолок.
Васька, затаив дыхание, лежал, вслушиваясь в неуловимое Зосино дыхание, боясь сглотнуть слюну и пошевелиться. Но в спину ему будто кто иголки вгонял: не улежишь! Не выдержав этой пытки, Васька неловко, стараясь не потревожить Зосю, перевернулся.
— Что ты ворочаешься?
— На боку удобнее...— и не в силах остановить в себе желание, Васька нежно обнял Зосю, прижался губами к ее горячему, молчаливому лицу...
Кровать была небольшая, узкая, и они лежали, притиснувшись друг к другу. В ушах звенело от тишины. Васькина голова, умиротворенная, отпылавшая, теперь тонула в шелковисто-мягких волнах Зосиных волос, буйно разметавшихся по подушке.
— Я боюсь,— вдруг сказала Зося, но в ее голосе Васька не уловил страха. В нем было, пожалуй, больше ласковой задумчивости.— Я боюсь, что ты разлюбишь меня.
— А ты? — спросил Васька.— Ты не разлюбишь?
— Я не разлюблю.— Она помолчала, собираясь с мыслями.— И вообще, что за глупое слово «разлюбить»! Если человек по-настоящему любит, ему чуждо это слово,
— Л что, бывает, и не по-настоящему любят?
— Не по-настоящему — значит нравиться какое-то время,— рассудительно произнесла она.— Надоели друг другу и расстались, а говорят — разлюбили.— Зося порывисто прильнула к Ваське.— Теперь-то ты веришь, что с Акимом было так... ерунда всякая! Я до тебя никого не любила.— Ее пышные волосы, прохладно пахнущие жасмином, приятно щекотали Ваське губы.— А ты побежал тогда... помнишь?
— Помню.
Тот случай в августовской степи, за станцией, сейчас виделся Ваське таким несказанно далеким, будто произошел он по крайней мере в самые дни его рождения, этак лет восемнадцать назад.
— Я все-таки боюсь,— вновь ласковая задумчивость прошелестела в ночной тиши.— Мама говорит: мужская любовь, что охапка сена — горит жарко, да сгорает быстро... Ты меня слышишь?
Зося прислушалась, но ответа не последовало. Тогда она пальцем осторожно провела по его лбу — он был в мелких остывающих капельках пота,— разгладила брови:
— У! Какие они у тебя лохматые,— и плотнее прижалась к нему.
В воскресенье в профессионально-техническом, в котором учились Зося с Лилей, намечался весенний бал. Васька узнал об этом загодя, еще в пятницу вечером, и тут же поторопился выложить новость Мотылю.
«Пропустить такое мероприятие было бы грешно»,— решили оба.
Ранним воскресным утром, едва Васька успел позавтракать, раздался стук щеколды и на подворье ступил Мотыль. У Васьки от удивления сам собой открылся рот. Лешка ли это? Неузнаваемый Мотыль стоял перед ним и небрежно одаривал его лучезарной улыбкой— в новых джинсах, в белой рубашке, в галстуке в красную искорку. Весь его вид как бы говорил: жили бедно — хватит!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50