повесть
День, когда кончается детство и наступает юность, не отметишь ни в одном календаре. Ты неожиданно задумаешься, пристально посмотришь вокруг и тут же поймаешь себя на том, что видишь мир чуть-чуть другими глазами. Нет, мир не стал для тебя менее прекрасным и увлекательным. Просто он стал четче и строже.
Васька сидел в тени акации на низком складном стульчике и томительно поджидал отца с работы. Жаркое южное лето уже отцветало голубыми трепетными зарницами. Далеко в степи кричали, уносясь вдаль, сердитые и добрые, счастливые и горемычные поезда. На одном из них еще в начале лета собирался укатить и Васька, да не вышло.
«Не судьба»,—так кратко и прокомментировала это событие мать. Видимо, она права. Васька с весны твердо надумал поступать в металлургический институт. Родители радовались его решению. Окончив школу, Васька отослал документы в вуз и кропотливо начал готовиться к вступительным экзаменам. Вот и подоспела пора выезжать В далекий, загадочно манящий большой город, но... Внезапно заболел отец. Сказалось давнее фронтовое ранение под сердце. Недуг крепко оседлал отца, в любую минуту могло случиться самое страшное, и, конечно, о Васькиной поездке и речи не было.
Даже сейчас, вспоминая о трудных, изматывающих душу днях и ночах, Васька вздохнул протяжно и взахлеб. Нет, тогда все обошлось, отец поправился, но Васька никуда не поехал: время было упущено, вступительные экзамены прошли.
Васька оперся спиной об узловатый, шершавый ствол акации, закинул ногу за ногу и посмотрел на небо. Оно, высокое и голубое, за лето выгорело. Желтые, подернутые доменной пылью облака коробились на нем ржавчиной. В другой раз эти ядовито-желтые пятна на фоне чистого неба вызвали бы у Васьки неприятное чувство досады и раздражения — пыль мельтешила в воздухе сухой искрящейся мошкарой,— но сейчас он смотрел на эти замурзанные облака почти с любовью.
Что пыль? Ерунда! Он хотел работать в доменном цехе, среди пыли, огня и гари. Работать у печи, пусть сначала помощником горнового, а потом можно и горновым. Но и здесь незадача. Наверное, Васька родился таким невезучим. На металлургический завод не то что в доменный, вообще приема пет. Временно, конечно, но нет. Так ему вчера сказал начальник отдела кадров. Сносят с лица земли устаревший бессемеровский цех, и рабочих рук и так достаточно.
Все верно, ничего не скажешь против, Однако Ваське тоже работать надо. Вот поэтому он и ждет отца, чтобы вместе с ним сходить к Карпову, заместителю директора завода по общим вопросам. Он — старый, хороший товарищ отца. Еще до войны начали работать бок о бок в цехе водоснабжения, потом воевали в одной танковой части, дошли до Праги, а там пути их разошлись — отец попал в госпиталь... Встретились после войны опять на металлургическом заводе.
Солнце раскаленным диском медленно скатывалось за горизонт по рыжим волнам черепичных крыш. На душе у Васьки тоскливо: вдруг и Карпов ничем не поможет?
Однако что-то долго нет отца. Вон уже и предвечерние тени залегли в саду, прохлада чувствуется. Что ни говори, а осень на носу. Васька повел взглядом по двору. Зелень уже привяла, побурела и, казалось, изнутри отсвечивала медью.
— Неулыба! — ухватясь за доски, на заборе повис крупный, мордастый парень.— На скачки пойдем?
Васька недовольно покосился на парня, на поскрипывающий под его упитанным телом старенький забор. Эк, взгромоздился ребенок, завалит еще к черту забор, городи тогда новый. Но ничего не сказал. Это Ленька Белоконь, его двоюродный брат, ровесник, неизменный спутник почти во всех его походах.
— Так пойдешь или нет? — уже громче переспросил Ленька, багровеющий от напряжения: на заборе висеть ему было нелегко.
— Если успею...
— А чем ты занят? — Ленька стрельнул по двору удивленными глазами.
— Да ничем,— нехотя отозвался Васька.— С отцом надо сходить в одно место. Вот сижу, жду его.
— Отца? — Ленька взглянул вдоль забора, в переулок.— Да вон он идет.— Ноги его заелозили по доскам, и он тяжело спрыгнул на землю.
Стукнула щеколда, в калитку вошел отец — приземистый, плотный, в серой фуражке и в синем спецовоч-ном пиджаке. С первого взгляда Васька определил: отец не в духе. Наверное, опять какие-то нелады с его очередным рацпредложением.
Как-то несколько лет назад отцу пришла в голову мысль, что домны могут давать, кроме чугуна, еще и дешевую электроэнергию. Он подсчитал, что одна домна даст электроэнергии столько, что ее хватит для освещения города со стотысячным населением, а короче — их родного города. И главное — почти бесплатно. Для выработки ее используется давление скапливающихся в домне газов — они приводят в действие турбоагрегат. Конечно, для начала нужны немалые затраты — строительство здания, монтаж и наладка оборудования,— но они быстро окупятся.
Отец не успокоился до тех пор, пока его предложение не разобрали на совместном заседании парткома и дирекции завода и не признали ценным. Однако поскольку заводу вполне хватало той электроэнергии, которой его снабжали, то было отмечено нецелесообразным строительство на заводе своих собственных домен-электростанций. На сегодняшний день. А в дальнейшем, возможно, еще придется вернуться к конкретной разработке этого предложения.
Отец медленно, но поостыл. А вот теперь не дает ему жить новое рацпредложение: использование на заводе шламов — отходов металлургического производства.
Грузной походкой наработавшегося за день человека по дорожке, выстланной красным кирпичом, отец прошел к дому, снял фуражку, обнажив широкую овальную лысину. И, уже взявшись за дверную скобу, внимательно и с участием посмотрел на Ваську.
— Заждался небось?
— Что-то есть.— Васька нарочито небрежно встал, потянулся, разминаясь.
— Сейчас умоюсь, пообедаем и потопаем...
Пока отец, фыркая и постукивая медным поршеньком, мылся под рукомойником, мать накрывала стол под акацией. Васька вынес из хаты три стула и, помогая матери, стал нарезать толстыми ломтями хлеб.
День густел. Горизонт подернулся сизою, мутнеющей дымкой. По изжелта-синей небесной кальке чертил белые параболы реактивный самолет. Слышно было, как за шлаковыми отвалами в сортировочном цехе гремели загружаемые в вагоны швеллеры.
— Ты там хорошо поговори,— помешивая половником парующий борщ в кастрюле, поучала мать отца,— как надо поговори. Работать-то мальчишке надо. Не собак же гонять по улицам.
— Поговорю, - буркнул отец.
Васька знает: отец ужас как не линии ходить будь к кому с просьбами. Тем более с такими, как сейчас, когда надо выделить сына изо всех, хлопотать за него И Васька хорошо понимает отца, сам такой же: как кого просить — острый нож в сердце.
Отец тщательно выбрился опасной бритвой, надел новую рубашку и новые лакированные туфли.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50
День, когда кончается детство и наступает юность, не отметишь ни в одном календаре. Ты неожиданно задумаешься, пристально посмотришь вокруг и тут же поймаешь себя на том, что видишь мир чуть-чуть другими глазами. Нет, мир не стал для тебя менее прекрасным и увлекательным. Просто он стал четче и строже.
Васька сидел в тени акации на низком складном стульчике и томительно поджидал отца с работы. Жаркое южное лето уже отцветало голубыми трепетными зарницами. Далеко в степи кричали, уносясь вдаль, сердитые и добрые, счастливые и горемычные поезда. На одном из них еще в начале лета собирался укатить и Васька, да не вышло.
«Не судьба»,—так кратко и прокомментировала это событие мать. Видимо, она права. Васька с весны твердо надумал поступать в металлургический институт. Родители радовались его решению. Окончив школу, Васька отослал документы в вуз и кропотливо начал готовиться к вступительным экзаменам. Вот и подоспела пора выезжать В далекий, загадочно манящий большой город, но... Внезапно заболел отец. Сказалось давнее фронтовое ранение под сердце. Недуг крепко оседлал отца, в любую минуту могло случиться самое страшное, и, конечно, о Васькиной поездке и речи не было.
Даже сейчас, вспоминая о трудных, изматывающих душу днях и ночах, Васька вздохнул протяжно и взахлеб. Нет, тогда все обошлось, отец поправился, но Васька никуда не поехал: время было упущено, вступительные экзамены прошли.
Васька оперся спиной об узловатый, шершавый ствол акации, закинул ногу за ногу и посмотрел на небо. Оно, высокое и голубое, за лето выгорело. Желтые, подернутые доменной пылью облака коробились на нем ржавчиной. В другой раз эти ядовито-желтые пятна на фоне чистого неба вызвали бы у Васьки неприятное чувство досады и раздражения — пыль мельтешила в воздухе сухой искрящейся мошкарой,— но сейчас он смотрел на эти замурзанные облака почти с любовью.
Что пыль? Ерунда! Он хотел работать в доменном цехе, среди пыли, огня и гари. Работать у печи, пусть сначала помощником горнового, а потом можно и горновым. Но и здесь незадача. Наверное, Васька родился таким невезучим. На металлургический завод не то что в доменный, вообще приема пет. Временно, конечно, но нет. Так ему вчера сказал начальник отдела кадров. Сносят с лица земли устаревший бессемеровский цех, и рабочих рук и так достаточно.
Все верно, ничего не скажешь против, Однако Ваське тоже работать надо. Вот поэтому он и ждет отца, чтобы вместе с ним сходить к Карпову, заместителю директора завода по общим вопросам. Он — старый, хороший товарищ отца. Еще до войны начали работать бок о бок в цехе водоснабжения, потом воевали в одной танковой части, дошли до Праги, а там пути их разошлись — отец попал в госпиталь... Встретились после войны опять на металлургическом заводе.
Солнце раскаленным диском медленно скатывалось за горизонт по рыжим волнам черепичных крыш. На душе у Васьки тоскливо: вдруг и Карпов ничем не поможет?
Однако что-то долго нет отца. Вон уже и предвечерние тени залегли в саду, прохлада чувствуется. Что ни говори, а осень на носу. Васька повел взглядом по двору. Зелень уже привяла, побурела и, казалось, изнутри отсвечивала медью.
— Неулыба! — ухватясь за доски, на заборе повис крупный, мордастый парень.— На скачки пойдем?
Васька недовольно покосился на парня, на поскрипывающий под его упитанным телом старенький забор. Эк, взгромоздился ребенок, завалит еще к черту забор, городи тогда новый. Но ничего не сказал. Это Ленька Белоконь, его двоюродный брат, ровесник, неизменный спутник почти во всех его походах.
— Так пойдешь или нет? — уже громче переспросил Ленька, багровеющий от напряжения: на заборе висеть ему было нелегко.
— Если успею...
— А чем ты занят? — Ленька стрельнул по двору удивленными глазами.
— Да ничем,— нехотя отозвался Васька.— С отцом надо сходить в одно место. Вот сижу, жду его.
— Отца? — Ленька взглянул вдоль забора, в переулок.— Да вон он идет.— Ноги его заелозили по доскам, и он тяжело спрыгнул на землю.
Стукнула щеколда, в калитку вошел отец — приземистый, плотный, в серой фуражке и в синем спецовоч-ном пиджаке. С первого взгляда Васька определил: отец не в духе. Наверное, опять какие-то нелады с его очередным рацпредложением.
Как-то несколько лет назад отцу пришла в голову мысль, что домны могут давать, кроме чугуна, еще и дешевую электроэнергию. Он подсчитал, что одна домна даст электроэнергии столько, что ее хватит для освещения города со стотысячным населением, а короче — их родного города. И главное — почти бесплатно. Для выработки ее используется давление скапливающихся в домне газов — они приводят в действие турбоагрегат. Конечно, для начала нужны немалые затраты — строительство здания, монтаж и наладка оборудования,— но они быстро окупятся.
Отец не успокоился до тех пор, пока его предложение не разобрали на совместном заседании парткома и дирекции завода и не признали ценным. Однако поскольку заводу вполне хватало той электроэнергии, которой его снабжали, то было отмечено нецелесообразным строительство на заводе своих собственных домен-электростанций. На сегодняшний день. А в дальнейшем, возможно, еще придется вернуться к конкретной разработке этого предложения.
Отец медленно, но поостыл. А вот теперь не дает ему жить новое рацпредложение: использование на заводе шламов — отходов металлургического производства.
Грузной походкой наработавшегося за день человека по дорожке, выстланной красным кирпичом, отец прошел к дому, снял фуражку, обнажив широкую овальную лысину. И, уже взявшись за дверную скобу, внимательно и с участием посмотрел на Ваську.
— Заждался небось?
— Что-то есть.— Васька нарочито небрежно встал, потянулся, разминаясь.
— Сейчас умоюсь, пообедаем и потопаем...
Пока отец, фыркая и постукивая медным поршеньком, мылся под рукомойником, мать накрывала стол под акацией. Васька вынес из хаты три стула и, помогая матери, стал нарезать толстыми ломтями хлеб.
День густел. Горизонт подернулся сизою, мутнеющей дымкой. По изжелта-синей небесной кальке чертил белые параболы реактивный самолет. Слышно было, как за шлаковыми отвалами в сортировочном цехе гремели загружаемые в вагоны швеллеры.
— Ты там хорошо поговори,— помешивая половником парующий борщ в кастрюле, поучала мать отца,— как надо поговори. Работать-то мальчишке надо. Не собак же гонять по улицам.
— Поговорю, - буркнул отец.
Васька знает: отец ужас как не линии ходить будь к кому с просьбами. Тем более с такими, как сейчас, когда надо выделить сына изо всех, хлопотать за него И Васька хорошо понимает отца, сам такой же: как кого просить — острый нож в сердце.
Отец тщательно выбрился опасной бритвой, надел новую рубашку и новые лакированные туфли.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50