Мне это нравится. Только одного желания мало.
— Было бы желание, а остальное приложится. Главное,— уверенно сказал Васька,— желание. Ну и настойчивость, конечно. Тогда всего в жизни добьешься и всегда будешь одним из первых.
— Ну нет,— возразила Зося.— Настойчивость, упорство — возможно, это и хорошо. Но надо уметь соизмерять свои желания со своими возможностями. Л то ведь в стремлении быть первым и себя изведешь мукой, и других. А счастье разве в чтом?..
У калитки Зосиного дома стояли недолго. Одурманивающе пах жасмин. Волью чашечки цветов с желтовато-притемненным донцем свешивались через забор.
— Зайдем к нам,— попросила Зося.— Мать с отцом будут рады. Пообедаем вместе.
— Что ты! — испуганно отмахнулся Васька, который до сих пор при встречах с Зосиной матерью испытывал жгучую неловкость. А об отце и говорим, нечего. Васька знал его как человека мрачноватого, нелюдимого.— Я сыт.
— Упрашивать не стану. Сыт так сыт. Ну что ж,— она протянула ему руку,— тогда до встречи.
Васька взял ее пунцовые прохладные пальцы в свои ладони и, замирая от нежности, поднес к губам. Лепестки жасмина, будто крупные хлопья снега, кружась, падали им на разгоряченные лица, скользили, слетали к ногам.
— Может, вечером в кино сходим? — предложил Васька с просящими нотками в голосе.
— Вечером? Хорошо, тотчас согласилась Зося, мягко освобождая пальцы из его ладоней. Приходи, я буду дома.
При возвращении в город у самого моста Васька повстречал Антрацита. Тот, радостно присвистнув, ринулся к нему со ступенек.
— Дай пять чистых,— растопырил он огромную пятерню.
— На пять,— расплылся в улыбке и Васька,— будет десять. Что-то ты не по времени сегодня.
— На строительстве обжимного работали,— охотно объяснил столь раннее появление в поселке Антрацит.— Работали «на урок»: сделали, что требовалось, и домой. Л ты у Зоськи был?
— У нее,— Васька запустил пальцы в шевелюру, взъерошил волосы. Русые кудряшки задорно упали на лоб.— А ты далеко собрался?
— К Акиму,— с нарочитой небрежностью уронил он. К, Акиму? Васька пристально посмотрел на Антрацита. Тот спокойно выдержал его взгляд.
Да, собственно, чему удивляться? Еще с неделю на? зад Мамлюк сказал Ваське, что видел на танцах Антра» цита. Тот был навеселе и ходил в обнимку с Акимом, А потом и Мотыль говорил, что как ни странно, но Антрацит задружил с Акимом, да еще как крепко; такие друзья — водой не разольешь.
— Слушан,— Антрацит положил тяжелую лапу на плечо Ваське,— давай зайдем к Акиму. Кстати, ты знаешь, где он живет?
— Понятия не имею,—похмурнел Васька.
— Здесь недалеко. Давай зайдем. Не бойся!
— Я и не боюсь,— Васька с досадой сплюнул в сторону.— Неприятен он мне, вот и все.
— Неприятен,— насмешливо, с ощутимой для Васьки долей презрения протянул Антрацит.— Скажи откровенно, что трусишь.
Кровь бросилась в лицо Ваське, зашумела в висках.
— Пошли! — Васька намертво сжал губы...
Забор у Акима имел неприглядный вид. Столбы под* гнили, отрухлявившиеся доски выщербились, погнулись, Он стоял, накренившись в сторону двора, темный, из» мочаленный, как давно небритый пьянчужка. Запустением потянуло от него.
Но, вопреки ожиданиям, двор выглядел зеленым, светлым, ухоженным. Стволы молоденьких яблонь в саду были побелены, у хаты пологим холмиком чернела свежевспахапная клумба в узорном обрамлении кирпича. От калитки в глубь двора вела зеленовато-серая бетонированная дорожка, что для рабочего поселка являлось роскошью, а вдоль нее двумя изумрудными лентами тянулись грядки цветов. Опрятно невысокая, обложенная красным кирпичом хата под новой черепичной крышей смотрела во двор большими чистыми глазами окон.
Прохудившаяся неприглядность забора, видимо, должна была объясняться длительным отсутствием в доме хозяина, у Акима просто-напросто не дошли до него руки. Серая бетонная дорожка у самой хаты делала ответвление вправо, в густой вишенник, в недрах которого с трудом просматривалась уборная. Состроив рожу и загадочно подмигнув Ваське, Антрацит шмыгнул в вишенник.
В замешательстве Васька затоптался на месте. Что ж это получается? Антрацит затащил его сюда, а сам исчез. А вдруг сейчас откроется дверь и на пороге появится Аким? Что говорить ему, как объяснить, каким образом он попал сюда?
Ваське стало не по себе, жутковато. Вот черт! Прямо-таки наваждение какое-то! Сам, по своей воле, забрался в волчье логово. Надо быстрее выбираться из него, не то загрызут! И поделом мне, дураку! Кого послушался?
Голову сверлила мысль: зачем Антрацит заманил его сюда? В том, что тот именно заманил, Васька теперь не сомневался.
И уйти нельзя. Уйти — значит, сбежать. Васька совсем скис. Но что же предпринять? Надо сделать первый шаг, а потом все пойдет само собой. Любой шаг!
Тут слева от хаты затрещали, зашелестели ветви. Васька внутренне сжался, напрягся в ожидании самого худшего. Из смородиновых кущей штопором вывернулся Антрацит. Круглые черные глаза его плутовато бегали, по лоснящейся мордахе бродила лукавая улыбка.
— Чего ж ты не заходишь? Меня ждешь? Вперед! Трус в карты пс играет!
И Ваську внезапно осенило: да ведь Антрацит нарочно пугает. Потому-то он и обежал вокруг хаты, надеясь потешиться его страхом. Не на того напал, дружок!
Вмиг улетучилась тренога. Васька, с наслаждением вдохнув — все-таки какой здесь у них чудесный воздух, что значит степь рядом! — спокойно расправил плечи. Раз Антрацит, этот могучий балбес, пытается с ним шутки строить, то можно быть уверенным: никакая опасность Ваське не грозит.
Подталкиваемый сзади Антрацитом, Васька переступил порог хаты и с натянутой улыбкой остановился в дверях. Аким при виде такого гостя заметно удивился.
— Что шары выкатил? — в громогласном хохоте зашелся Антрацит.— Ставь гостям бутылку!
Аким, видимо, недавно пришел с работы и только что помылся. Он стоял посреди хаты в белой майке-сетке, с вафельным полотенцем па шее. Ничего не ответив Антрациту, он кивком головы предложил гостям пройти.
Васька, раздираемый сомнениями: стоит ли в такой ситуации рассаживаться,— замедленно опустился на стул, стоящий у стола, и бегло окинул взглядом хату.
Ее можно было бы назвать убогой, если бы не цветной телевизор на подставке из красного дерева, красующийся в темном углу, если бы не шикарный ковер ручной работы на стене рядом.
А вообще бедно живут, неуютно. Напротив Васьки висело большое овальное зеркало. Трещины черными лучами рассекали его желтую от древности, но еще блестящую амальгаму. Казалось, к зеркалу присосался наук.
Воцарилось неловкое молчание. Аким, обойдя стол, тяжело уселся на боковой валик дивана. Тот был старым, ободранным. Удивительно, подумалось Ваське, что до сих пор его не выбросили из хаты.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50
— Было бы желание, а остальное приложится. Главное,— уверенно сказал Васька,— желание. Ну и настойчивость, конечно. Тогда всего в жизни добьешься и всегда будешь одним из первых.
— Ну нет,— возразила Зося.— Настойчивость, упорство — возможно, это и хорошо. Но надо уметь соизмерять свои желания со своими возможностями. Л то ведь в стремлении быть первым и себя изведешь мукой, и других. А счастье разве в чтом?..
У калитки Зосиного дома стояли недолго. Одурманивающе пах жасмин. Волью чашечки цветов с желтовато-притемненным донцем свешивались через забор.
— Зайдем к нам,— попросила Зося.— Мать с отцом будут рады. Пообедаем вместе.
— Что ты! — испуганно отмахнулся Васька, который до сих пор при встречах с Зосиной матерью испытывал жгучую неловкость. А об отце и говорим, нечего. Васька знал его как человека мрачноватого, нелюдимого.— Я сыт.
— Упрашивать не стану. Сыт так сыт. Ну что ж,— она протянула ему руку,— тогда до встречи.
Васька взял ее пунцовые прохладные пальцы в свои ладони и, замирая от нежности, поднес к губам. Лепестки жасмина, будто крупные хлопья снега, кружась, падали им на разгоряченные лица, скользили, слетали к ногам.
— Может, вечером в кино сходим? — предложил Васька с просящими нотками в голосе.
— Вечером? Хорошо, тотчас согласилась Зося, мягко освобождая пальцы из его ладоней. Приходи, я буду дома.
При возвращении в город у самого моста Васька повстречал Антрацита. Тот, радостно присвистнув, ринулся к нему со ступенек.
— Дай пять чистых,— растопырил он огромную пятерню.
— На пять,— расплылся в улыбке и Васька,— будет десять. Что-то ты не по времени сегодня.
— На строительстве обжимного работали,— охотно объяснил столь раннее появление в поселке Антрацит.— Работали «на урок»: сделали, что требовалось, и домой. Л ты у Зоськи был?
— У нее,— Васька запустил пальцы в шевелюру, взъерошил волосы. Русые кудряшки задорно упали на лоб.— А ты далеко собрался?
— К Акиму,— с нарочитой небрежностью уронил он. К, Акиму? Васька пристально посмотрел на Антрацита. Тот спокойно выдержал его взгляд.
Да, собственно, чему удивляться? Еще с неделю на? зад Мамлюк сказал Ваське, что видел на танцах Антра» цита. Тот был навеселе и ходил в обнимку с Акимом, А потом и Мотыль говорил, что как ни странно, но Антрацит задружил с Акимом, да еще как крепко; такие друзья — водой не разольешь.
— Слушан,— Антрацит положил тяжелую лапу на плечо Ваське,— давай зайдем к Акиму. Кстати, ты знаешь, где он живет?
— Понятия не имею,—похмурнел Васька.
— Здесь недалеко. Давай зайдем. Не бойся!
— Я и не боюсь,— Васька с досадой сплюнул в сторону.— Неприятен он мне, вот и все.
— Неприятен,— насмешливо, с ощутимой для Васьки долей презрения протянул Антрацит.— Скажи откровенно, что трусишь.
Кровь бросилась в лицо Ваське, зашумела в висках.
— Пошли! — Васька намертво сжал губы...
Забор у Акима имел неприглядный вид. Столбы под* гнили, отрухлявившиеся доски выщербились, погнулись, Он стоял, накренившись в сторону двора, темный, из» мочаленный, как давно небритый пьянчужка. Запустением потянуло от него.
Но, вопреки ожиданиям, двор выглядел зеленым, светлым, ухоженным. Стволы молоденьких яблонь в саду были побелены, у хаты пологим холмиком чернела свежевспахапная клумба в узорном обрамлении кирпича. От калитки в глубь двора вела зеленовато-серая бетонированная дорожка, что для рабочего поселка являлось роскошью, а вдоль нее двумя изумрудными лентами тянулись грядки цветов. Опрятно невысокая, обложенная красным кирпичом хата под новой черепичной крышей смотрела во двор большими чистыми глазами окон.
Прохудившаяся неприглядность забора, видимо, должна была объясняться длительным отсутствием в доме хозяина, у Акима просто-напросто не дошли до него руки. Серая бетонная дорожка у самой хаты делала ответвление вправо, в густой вишенник, в недрах которого с трудом просматривалась уборная. Состроив рожу и загадочно подмигнув Ваське, Антрацит шмыгнул в вишенник.
В замешательстве Васька затоптался на месте. Что ж это получается? Антрацит затащил его сюда, а сам исчез. А вдруг сейчас откроется дверь и на пороге появится Аким? Что говорить ему, как объяснить, каким образом он попал сюда?
Ваське стало не по себе, жутковато. Вот черт! Прямо-таки наваждение какое-то! Сам, по своей воле, забрался в волчье логово. Надо быстрее выбираться из него, не то загрызут! И поделом мне, дураку! Кого послушался?
Голову сверлила мысль: зачем Антрацит заманил его сюда? В том, что тот именно заманил, Васька теперь не сомневался.
И уйти нельзя. Уйти — значит, сбежать. Васька совсем скис. Но что же предпринять? Надо сделать первый шаг, а потом все пойдет само собой. Любой шаг!
Тут слева от хаты затрещали, зашелестели ветви. Васька внутренне сжался, напрягся в ожидании самого худшего. Из смородиновых кущей штопором вывернулся Антрацит. Круглые черные глаза его плутовато бегали, по лоснящейся мордахе бродила лукавая улыбка.
— Чего ж ты не заходишь? Меня ждешь? Вперед! Трус в карты пс играет!
И Ваську внезапно осенило: да ведь Антрацит нарочно пугает. Потому-то он и обежал вокруг хаты, надеясь потешиться его страхом. Не на того напал, дружок!
Вмиг улетучилась тренога. Васька, с наслаждением вдохнув — все-таки какой здесь у них чудесный воздух, что значит степь рядом! — спокойно расправил плечи. Раз Антрацит, этот могучий балбес, пытается с ним шутки строить, то можно быть уверенным: никакая опасность Ваське не грозит.
Подталкиваемый сзади Антрацитом, Васька переступил порог хаты и с натянутой улыбкой остановился в дверях. Аким при виде такого гостя заметно удивился.
— Что шары выкатил? — в громогласном хохоте зашелся Антрацит.— Ставь гостям бутылку!
Аким, видимо, недавно пришел с работы и только что помылся. Он стоял посреди хаты в белой майке-сетке, с вафельным полотенцем па шее. Ничего не ответив Антрациту, он кивком головы предложил гостям пройти.
Васька, раздираемый сомнениями: стоит ли в такой ситуации рассаживаться,— замедленно опустился на стул, стоящий у стола, и бегло окинул взглядом хату.
Ее можно было бы назвать убогой, если бы не цветной телевизор на подставке из красного дерева, красующийся в темном углу, если бы не шикарный ковер ручной работы на стене рядом.
А вообще бедно живут, неуютно. Напротив Васьки висело большое овальное зеркало. Трещины черными лучами рассекали его желтую от древности, но еще блестящую амальгаму. Казалось, к зеркалу присосался наук.
Воцарилось неловкое молчание. Аким, обойдя стол, тяжело уселся на боковой валик дивана. Тот был старым, ободранным. Удивительно, подумалось Ваське, что до сих пор его не выбросили из хаты.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50