Все, происходящее вокруг него, до сознания не доходило. Неожиданно в Липовке появился отряд карателей, прибывший из Гомеля во главе с жестоким эсэсовцем Гартманом. Штубе еще что-то говорил, солдаты куда-то тягали Гаврилку, выкручивая руки и пиная ногами. Потом очутился в подвале, и Курт изощрялся в пытках, но боль в теле Гаврилка ощущал глухую, далекую, не способную вывести из оцепенения. Последнее, что он ощутил — страшный удар кованого сапога в подбородок и резкий хруст кости.
Под вечер того же дня в хату Антипа Никаиоровича вбежал Тимофей и еще с порога выдохнул:
— Беда, батя!
— Што такое? — Антип Никанорович подхватился с лежанки, сидя на которой куском битого стекла шлифовал новое топорище.
— Ксюша дома?
— Дома, куды ей?.. Да говори! Ксюша, подь сюды!
Из горницы вышла Ксюша, поздоровалась с братом и уселась на лавку у печи.
— Каратели в Липовке, целый отряд... после обеда прибыл. Люба попалась, казнили ее утром...
— Слыхали,— вздохнула Ксюша.
— Слыхали, да не все. Сегодня ночью или завтра (точно не знаю) Маковский с отрядом собирается разгромить комендатуру. О Любе, видать, не знают, о карателях — и подавно. Представляете, что может случиться? Они рассчитывают на силы комендантского взвода, а тут — каратели!
— Что ж делать? —напугалась Ксюша.—Перебьют их!
— То-то и оно. Предупредить надо, и как можно скорее. Кроме тебя некому.
— Я мигом.— Ксюша кинулась одеваться.— Где они? Антип Никанорович крякнул и осадил дочку:
— Погодь, девка! Неча на ночь глядя бабе по лесу шастать. Я пойду.
— Ослаб ты,— усомнился Тимофей.— Самое мало — верст двенадцать в один конец.
— Я ослаб? — возмутился Антип Никанорович.— Хе-хе, мои ноги ишо сослужат службу. Бывалоча, до Гомеля и обратно пешочком бегал.— Долго не раздумывая, он надел валенки, фуфайку и потянулся за шапкой-ушанкой, висящей на гвозде у входа.
— Пойдешь лесом, мимо Липовки,— объяснял Тимофей.—За бором вправо, через хмызняк и —к Старой дубраве. Там тебя встретят.
— Так и скажи: к Старой дубраве!—осерчал Антип Никанорович.— Дорогу лучше твоего знаю!
Минут через десять задами дворов он уже пробирался к лесу. Ночь опускалась быстро; как полой черного овчинного тулупа, накрыла Метелицу, нависла над выгоном. Ровная полоса леса, будто вычерченная сажей, постепенно теряла четкость линий, сливалась с небом, а над ней взмахнул серп месяца — словно приготовился срезать верхушки деревьев. Замигали первые звезды. После оттепели легкий морозец тонкой коркой покрыл стежку, сцепил разомлевший за день снег.
Антип Никанорович торопился, меряя стежку аршинными шагами и чувствуя прилив сил в ногах. Неожиданное дело взбодрило его, вышибло вялость из тела, заставило забыть старческие невзгоды. Единственная мысль — не припоздниться, прийти до выступления отряда — подстегивала, как вожжами, и пугала: напорются на карателей —
пропадут! А там — Савелий и все лучшие мужики Метелицы.
«Только б стежку найти,— думал Антип Никанорович.— По целику и до утра не доберусь».
Окрестности метелицкого леса были истоптаны вдоль и поперек ногами дровосеков, в этих следах заплутает самый опытный лесовик, и Антип Никанорович решил действовать наверняка: отмахал версты три вдоль опушки леса и под острым углом повернул вглубь по извилистой ленте ручья, надеясь пересечь партизанскую стежку. Пройдя версты полторы по ручью, наткнулся на следы (благо последнюю неделю стояла добрая погода). Обрадованный, как дитя, гордясь своей находчивостью, он зашагал еще быстрее.
На полдороге Антип Никанорович почувствовал, что начинает уставать. Сказывалась недавняя болезнь. В молодости, да и позже, уже перед войной, Антипу Никанорови-чу хватало недели после любой болезни, чтобы набрать прежнюю силу, а теперь силы не приходили, здоровье не восстанавливалось, как у старого дерева: подпорченные ветки высыхали — новые не появлялись.
— Шалавы! — ругнулся Антип Никанорович на свои ноги.— Гляди у меня, шагай! — И, постояв с минуту у дряблой ольхи, двинул дальше, определяя время по месяцу, маячившему поплавком среди голых веток.
К полуночи он был в Старой дубраве. Саженей через триста его остановил молодой голос:
— Стой, кто идет?
— Свой я! Свой! — откликнулся он. Антип Никанорович вгляделся в хлопцев.
— Кто — свой?
— Из Метелицы я, Лапицкий!
— Никак, дед Антип? — удивился один.
— Никанорович, заблудился? — поддержал второй. - Хтой-то, не признаю?
— Демин я, Николай!
— Колька? — обрадовался Антип Никанорович и тут же спросил: —Отряд ушел?
— Это вам зачем? — насторожился Демин. В голосе его Антип Никанорович почувствовал недоверие.
— Ай, хлопя, не до того теперь. Каратели в Липовке.
— Штука! — присвистнул Демин.
Он схватил Антипа Никаноровича за рукав и потянул в лес.
— Оставайся, я мигом! — крикнул он своему дружку, которого Антип Никанорович так и не признал.— Скорей, Никанорович! Скорей!
— Ушли, значит? Ах ты, лишенько! Давно?
— Часа полтора назад.
Дальнейшее происходило быстро и суетливо. Вошли в землянку. На полатях сидел метелицкий мужик Яков Илин, бывший бригадир полеводческой бригады, у стола — двое незнакомых. Яков удивился было появлению Антипа Никаиоровича, но Демин оглушил его вестью, заставив поперхнуться на полуслове и застыть с разинутым ртом.
Ругнувшись и сплюнув на земляной пол, Яков приказал двоим партизанам бежать вдогонку за отрядом, те схватили карабины и юркнули из землянки. Демин ушел на пост, и Антип Никанорович остался вдвоем с Яковом.
— Что же вы, Никанорович, припозднились так! — вздохнул Яков, топчась у стола.—Ах, мать их так перетак! Не успеют хлопцы. Ввяжется в бой Григорий.
— Как узнал — туточки и в дорогу,— оправдался Антип Никанорович.— Черти их принесли. После обеда уже...
— От кого узнали-то?
Антип Никанорович помялся и проворчал: — От людей добрых.— Он умолк, раздумывая, сказать о казни Любы или нет. Но, глядя на растерянного, обеспокоенного Якова, решил: сейчас для него и этого хватает.
— У нас останетесь? — спросил Яков.
— Переночую. Истомился я страсть как!
Яков потоптался в землянке, сокрушенно мотая головой, потом вышел, позвал одного из партизан, приказал?
— Всех хлопцев — на ноги! Запрягать коней и грузиться!
— Сниматься с лагеря? — удивился партизан.
— Видать, придется. Не знаю. Надо быть наготове.
— Мо, подмогнуть чего? — вызвался Антип Никанорович.
— Отдыхайте,—-отказался Яков.— По всему, вам скоро в дорогу,
Отряд пробирался к Липовке. С автоматом за плечом Савелий шагал рядом с Маковским; оба молчали, думая об одном и том же — о предстоящем бое. Из сорока вось-
ми бойцов отряда в операции по разгрому липовской комендатуры приняло участие тридцать пять человек во главе с командиром.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148
Под вечер того же дня в хату Антипа Никаиоровича вбежал Тимофей и еще с порога выдохнул:
— Беда, батя!
— Што такое? — Антип Никанорович подхватился с лежанки, сидя на которой куском битого стекла шлифовал новое топорище.
— Ксюша дома?
— Дома, куды ей?.. Да говори! Ксюша, подь сюды!
Из горницы вышла Ксюша, поздоровалась с братом и уселась на лавку у печи.
— Каратели в Липовке, целый отряд... после обеда прибыл. Люба попалась, казнили ее утром...
— Слыхали,— вздохнула Ксюша.
— Слыхали, да не все. Сегодня ночью или завтра (точно не знаю) Маковский с отрядом собирается разгромить комендатуру. О Любе, видать, не знают, о карателях — и подавно. Представляете, что может случиться? Они рассчитывают на силы комендантского взвода, а тут — каратели!
— Что ж делать? —напугалась Ксюша.—Перебьют их!
— То-то и оно. Предупредить надо, и как можно скорее. Кроме тебя некому.
— Я мигом.— Ксюша кинулась одеваться.— Где они? Антип Никанорович крякнул и осадил дочку:
— Погодь, девка! Неча на ночь глядя бабе по лесу шастать. Я пойду.
— Ослаб ты,— усомнился Тимофей.— Самое мало — верст двенадцать в один конец.
— Я ослаб? — возмутился Антип Никанорович.— Хе-хе, мои ноги ишо сослужат службу. Бывалоча, до Гомеля и обратно пешочком бегал.— Долго не раздумывая, он надел валенки, фуфайку и потянулся за шапкой-ушанкой, висящей на гвозде у входа.
— Пойдешь лесом, мимо Липовки,— объяснял Тимофей.—За бором вправо, через хмызняк и —к Старой дубраве. Там тебя встретят.
— Так и скажи: к Старой дубраве!—осерчал Антип Никанорович.— Дорогу лучше твоего знаю!
Минут через десять задами дворов он уже пробирался к лесу. Ночь опускалась быстро; как полой черного овчинного тулупа, накрыла Метелицу, нависла над выгоном. Ровная полоса леса, будто вычерченная сажей, постепенно теряла четкость линий, сливалась с небом, а над ней взмахнул серп месяца — словно приготовился срезать верхушки деревьев. Замигали первые звезды. После оттепели легкий морозец тонкой коркой покрыл стежку, сцепил разомлевший за день снег.
Антип Никанорович торопился, меряя стежку аршинными шагами и чувствуя прилив сил в ногах. Неожиданное дело взбодрило его, вышибло вялость из тела, заставило забыть старческие невзгоды. Единственная мысль — не припоздниться, прийти до выступления отряда — подстегивала, как вожжами, и пугала: напорются на карателей —
пропадут! А там — Савелий и все лучшие мужики Метелицы.
«Только б стежку найти,— думал Антип Никанорович.— По целику и до утра не доберусь».
Окрестности метелицкого леса были истоптаны вдоль и поперек ногами дровосеков, в этих следах заплутает самый опытный лесовик, и Антип Никанорович решил действовать наверняка: отмахал версты три вдоль опушки леса и под острым углом повернул вглубь по извилистой ленте ручья, надеясь пересечь партизанскую стежку. Пройдя версты полторы по ручью, наткнулся на следы (благо последнюю неделю стояла добрая погода). Обрадованный, как дитя, гордясь своей находчивостью, он зашагал еще быстрее.
На полдороге Антип Никанорович почувствовал, что начинает уставать. Сказывалась недавняя болезнь. В молодости, да и позже, уже перед войной, Антипу Никанорови-чу хватало недели после любой болезни, чтобы набрать прежнюю силу, а теперь силы не приходили, здоровье не восстанавливалось, как у старого дерева: подпорченные ветки высыхали — новые не появлялись.
— Шалавы! — ругнулся Антип Никанорович на свои ноги.— Гляди у меня, шагай! — И, постояв с минуту у дряблой ольхи, двинул дальше, определяя время по месяцу, маячившему поплавком среди голых веток.
К полуночи он был в Старой дубраве. Саженей через триста его остановил молодой голос:
— Стой, кто идет?
— Свой я! Свой! — откликнулся он. Антип Никанорович вгляделся в хлопцев.
— Кто — свой?
— Из Метелицы я, Лапицкий!
— Никак, дед Антип? — удивился один.
— Никанорович, заблудился? — поддержал второй. - Хтой-то, не признаю?
— Демин я, Николай!
— Колька? — обрадовался Антип Никанорович и тут же спросил: —Отряд ушел?
— Это вам зачем? — насторожился Демин. В голосе его Антип Никанорович почувствовал недоверие.
— Ай, хлопя, не до того теперь. Каратели в Липовке.
— Штука! — присвистнул Демин.
Он схватил Антипа Никаноровича за рукав и потянул в лес.
— Оставайся, я мигом! — крикнул он своему дружку, которого Антип Никанорович так и не признал.— Скорей, Никанорович! Скорей!
— Ушли, значит? Ах ты, лишенько! Давно?
— Часа полтора назад.
Дальнейшее происходило быстро и суетливо. Вошли в землянку. На полатях сидел метелицкий мужик Яков Илин, бывший бригадир полеводческой бригады, у стола — двое незнакомых. Яков удивился было появлению Антипа Никаиоровича, но Демин оглушил его вестью, заставив поперхнуться на полуслове и застыть с разинутым ртом.
Ругнувшись и сплюнув на земляной пол, Яков приказал двоим партизанам бежать вдогонку за отрядом, те схватили карабины и юркнули из землянки. Демин ушел на пост, и Антип Никанорович остался вдвоем с Яковом.
— Что же вы, Никанорович, припозднились так! — вздохнул Яков, топчась у стола.—Ах, мать их так перетак! Не успеют хлопцы. Ввяжется в бой Григорий.
— Как узнал — туточки и в дорогу,— оправдался Антип Никанорович.— Черти их принесли. После обеда уже...
— От кого узнали-то?
Антип Никанорович помялся и проворчал: — От людей добрых.— Он умолк, раздумывая, сказать о казни Любы или нет. Но, глядя на растерянного, обеспокоенного Якова, решил: сейчас для него и этого хватает.
— У нас останетесь? — спросил Яков.
— Переночую. Истомился я страсть как!
Яков потоптался в землянке, сокрушенно мотая головой, потом вышел, позвал одного из партизан, приказал?
— Всех хлопцев — на ноги! Запрягать коней и грузиться!
— Сниматься с лагеря? — удивился партизан.
— Видать, придется. Не знаю. Надо быть наготове.
— Мо, подмогнуть чего? — вызвался Антип Никанорович.
— Отдыхайте,—-отказался Яков.— По всему, вам скоро в дорогу,
Отряд пробирался к Липовке. С автоматом за плечом Савелий шагал рядом с Маковским; оба молчали, думая об одном и том же — о предстоящем бое. Из сорока вось-
ми бойцов отряда в операции по разгрому липовской комендатуры приняло участие тридцать пять человек во главе с командиром.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148