Где-то на западе слабо пылает одинокое облачко. Гаснет и оно.
Наступил вечер, и закатилось солнце... Для жены Ни- гуласа и его брата и для Антона Саулина, мужа Мийи.
Приходит ночь, и красный фонарь Нигуласа мечется на высоком берегу между редких приземистых сосенок — в руках у человека, который ищет дорогу домой. Лаас собирается еще этой ночью поехать в Раагвере, но дальше Уулуранна он не попадет. Квартирная хозяйка приводит врача. На следующий день Лааса отправляют в городскую больницу.
Палатная сестра уходит, оставляя Лааса и Наадж одних. Солнечный луч постепенно перемещается со стены на дверь, оттуда на кровать.
— Где ты была?— спрашивает Лаас.— Я так тебя ждал.
— У родственников,— отвечает она.
Лаас нащупывает ее руку и говорит:
— Наадж, будет лучше, если ты все узнаешь. И если не свяжешь со мной свою жизнь.
Но она лишь сильнее сжимает его руку, смотрит неподвижно в окно и говорит:
— Но ведь ты не убивал его...
Лаас не отвечает. Они сидят безмолвно, пока не кончается время посещения. На другой день Наадж появляется снова, приходит она и на третий — каждый день, она так устроила, что может быть в городе.
В больнице Лаас видит по ночам примерно такой сон. Он маленький мальчик, ходит в школу и отвечает урок. Но именно в тот момент, когда он решает на доске задачу, на брюках его обрываются пуговицы, сначала одна, потом другая, и, как бы он ни удерживал брюки, они все равно спадают. Ему ужасно стыдно, и он приседает, чтобы прикрыть ноги длинной рубашкой. К несчастью, рубаха рвется, и он остается совсем голым. Все смеются — девчонки, мальчишки, учитель. Он убегает от них в угол, но они находят его и там. Уже их собралась целая толпа — начальник кордона, Нигулас, откуда-то показывается и вздутое от воды лицо Антона.
Однажды ночью, когда он боялся заснуть, ему опять ясно вспомнилась история с Юулой. «Не говори!»
Но чем дольше жил в нем этот запрет, тем больше росло и желание переступить его, все выговорить с души, больше того, знать также все о других.
Течение всегда влечет его к этим двум противоположным полюсам, будто к Сцилле и Харибде, но нет у него Цирцеи, которая бы дала совет, что же выбрать. И самое странное, что именно через эти две опасности он пытается перекинуть мост своих Золотых Ворот.
Лаас решается обо всем рассказать Наадж, как и что у них было на льдине с Антоном, а также и о том, в чем его обвиняет Мийя. Однако о Юуле и ее запрете он ничего не говорит, исповедуясь: Лаас, как и раньше, з а б ы в а е т об этом.
Палата вдруг становится какой-то странно тихой, давящей. Лаас лежит неподвижно. Температуры больше нет, сознание ясное, и он чувствует, как с него что-то сходит, осыпается, спадает слоями. Его неистовая гордость и горячность улетучились. Одно из его «я» разбилось вдребезги, и эта жизнь, которая тут, в больнице, продолжается,— скорее процесс какого-то медленного изменения и преобразования.
Наадж не отталкивает, крепко обхватывает его запястья. Лаас должен быть уверен, что кинул лыжу наилучшим образом. Обман и ложь самой Мийи убили Саулина, и у Мийи нет права кидать в Лааса камнем.
Вместе с телесным выздоровлением Лаас начинает постепенно освобождаться и от чувства вины, а может, прячет ее еще глубже в закоулках души, закрывает девятью замками. В тот же день, когда Лаас выписался из больницы, он отправился в Раагвере.
На следующий день вместе с Наадж они идут в волостное управление, где фиксируется их желание вступить в брак: Лаас Раун — 27 лет, дорожный мастер, и Надежда Сенна — 19 лет, сельскохозяйственная рабочая.
Вечером отец Наадж ходил подписывать свое согласие. Наутро Лаас уехал. Наадж обещала приехать в Уулуранна через неделю.
Письма Лааса к невесте наполнились новым содержанием. Однако Наадж уже не пишет ему, как прежде. Раньше чувствовалось, что ей не хватает бумаги, она исписывала все края, теперь письма всего в несколько строчек. Лаас становится ревнивым и нетерпимым.
«Наадж! Сейчас я подумал, что не смогу полюбить никого, кроме тебя, потому что нет больше другой такой девушки.
Ответь мне скорее и напиши, что и тебе не нужен никто другой, кроме меня. Хотя ты на вечере танцевала с Харри, но ведь это было просто так.
Послал тебе письмо. Мне больно.
Опять наступил вечер, потом наступит ночь и придет утро. Я писал тебе обо всем, что вспоминал, и сейчас у меня нет других мыслей, кроме одной: когда получу твое письмо и когда ты приедешь сама».
С болезнью ослабевшие было связи с родительским домом снова стали более тесными. Он радуется внешне кажущейся счастливой семейной жизни Малль и Юри. Денег и прочего у бедных людей всегда, правда, мало, но — малым довольствуются, да и много съедается, как говорит мать. Через два месяца Малль родит своего первенца, и он, Лаас, станет дядюшкой. По крайней мере раз в неделю он бывает у родителей, пользуется отцовским верстаком, начал мастерить рамочку для фотографии Наадж. Получается оригинальная. Фотография, правда, небольшая, восьмушка почтовой открытки, но Лаас нашел среди поленьев толстый дубовый сук, выпиливает из него плошку и вставляет в нее фотографию.
У Валерия, брата Наадж, свадьба, и поэтому ее приезд откладывается еще на неделю. У нее сейчас действительно много работы — свадебные сборы, а тут еще взяли столоваться инструктора сценических курсов Хейнриха Уусса- ара. Высоченный парень, Лаас конечно же не видел еще такого высокого мужчину, ест на удивление мало и платит хорошие деньги: крону в день за еду.
Лаас пишет, что не сможет быть на свадьбе брата. Да и стоит ли ехать — ведь Наадж сразу после нее приедет к Раунам. Поэтому он пошлет лишь поздравительную открытку.
Но ни во вторник, ни в среду Наадж не появляется. Лаас нетерпеливо ждет возле почты автобуса. Наадж приезжает лишь в четверг вечером.
— Я ждал тебя! — шепчет он, беря у нее чемодан.
— Раньше никак не могла.
Лаасу вдруг становится неловко, на ногах у него большие грязные сапоги, да и сам он, в своем сером пальто, выглядит довольно жалко. А этот Ууссаар, инструктор сценических курсов, наверно, хорошо одет.
Лаас везет Наадж домой, к Раунам, там больше места, и он хочет показать невесту всем своим родственникам. Почти всю дорогу они как-то чураются друг друга. Лишь после поцелуев в Ныммеметсаском лесу становятся разговорчивее.
— Я ревную тебя к этому Ууссаару, ты писала о нем так хорошо, уж не влюбилась ли в него!
— Глупый мальчишка, он такой старый, плешивый — какой ты чудной. Он знает, что я обручена, и спросил, что же в семейной жизни самое важное. Я не знала. Он сказал, что — доверие.
— Боюсь, что ты не сможешь мне простить Мийю.
Конечно, Наадж ревнует к Мийе, однако ей и в голову
не приходит мстить Лаасу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65
Наступил вечер, и закатилось солнце... Для жены Ни- гуласа и его брата и для Антона Саулина, мужа Мийи.
Приходит ночь, и красный фонарь Нигуласа мечется на высоком берегу между редких приземистых сосенок — в руках у человека, который ищет дорогу домой. Лаас собирается еще этой ночью поехать в Раагвере, но дальше Уулуранна он не попадет. Квартирная хозяйка приводит врача. На следующий день Лааса отправляют в городскую больницу.
Палатная сестра уходит, оставляя Лааса и Наадж одних. Солнечный луч постепенно перемещается со стены на дверь, оттуда на кровать.
— Где ты была?— спрашивает Лаас.— Я так тебя ждал.
— У родственников,— отвечает она.
Лаас нащупывает ее руку и говорит:
— Наадж, будет лучше, если ты все узнаешь. И если не свяжешь со мной свою жизнь.
Но она лишь сильнее сжимает его руку, смотрит неподвижно в окно и говорит:
— Но ведь ты не убивал его...
Лаас не отвечает. Они сидят безмолвно, пока не кончается время посещения. На другой день Наадж появляется снова, приходит она и на третий — каждый день, она так устроила, что может быть в городе.
В больнице Лаас видит по ночам примерно такой сон. Он маленький мальчик, ходит в школу и отвечает урок. Но именно в тот момент, когда он решает на доске задачу, на брюках его обрываются пуговицы, сначала одна, потом другая, и, как бы он ни удерживал брюки, они все равно спадают. Ему ужасно стыдно, и он приседает, чтобы прикрыть ноги длинной рубашкой. К несчастью, рубаха рвется, и он остается совсем голым. Все смеются — девчонки, мальчишки, учитель. Он убегает от них в угол, но они находят его и там. Уже их собралась целая толпа — начальник кордона, Нигулас, откуда-то показывается и вздутое от воды лицо Антона.
Однажды ночью, когда он боялся заснуть, ему опять ясно вспомнилась история с Юулой. «Не говори!»
Но чем дольше жил в нем этот запрет, тем больше росло и желание переступить его, все выговорить с души, больше того, знать также все о других.
Течение всегда влечет его к этим двум противоположным полюсам, будто к Сцилле и Харибде, но нет у него Цирцеи, которая бы дала совет, что же выбрать. И самое странное, что именно через эти две опасности он пытается перекинуть мост своих Золотых Ворот.
Лаас решается обо всем рассказать Наадж, как и что у них было на льдине с Антоном, а также и о том, в чем его обвиняет Мийя. Однако о Юуле и ее запрете он ничего не говорит, исповедуясь: Лаас, как и раньше, з а б ы в а е т об этом.
Палата вдруг становится какой-то странно тихой, давящей. Лаас лежит неподвижно. Температуры больше нет, сознание ясное, и он чувствует, как с него что-то сходит, осыпается, спадает слоями. Его неистовая гордость и горячность улетучились. Одно из его «я» разбилось вдребезги, и эта жизнь, которая тут, в больнице, продолжается,— скорее процесс какого-то медленного изменения и преобразования.
Наадж не отталкивает, крепко обхватывает его запястья. Лаас должен быть уверен, что кинул лыжу наилучшим образом. Обман и ложь самой Мийи убили Саулина, и у Мийи нет права кидать в Лааса камнем.
Вместе с телесным выздоровлением Лаас начинает постепенно освобождаться и от чувства вины, а может, прячет ее еще глубже в закоулках души, закрывает девятью замками. В тот же день, когда Лаас выписался из больницы, он отправился в Раагвере.
На следующий день вместе с Наадж они идут в волостное управление, где фиксируется их желание вступить в брак: Лаас Раун — 27 лет, дорожный мастер, и Надежда Сенна — 19 лет, сельскохозяйственная рабочая.
Вечером отец Наадж ходил подписывать свое согласие. Наутро Лаас уехал. Наадж обещала приехать в Уулуранна через неделю.
Письма Лааса к невесте наполнились новым содержанием. Однако Наадж уже не пишет ему, как прежде. Раньше чувствовалось, что ей не хватает бумаги, она исписывала все края, теперь письма всего в несколько строчек. Лаас становится ревнивым и нетерпимым.
«Наадж! Сейчас я подумал, что не смогу полюбить никого, кроме тебя, потому что нет больше другой такой девушки.
Ответь мне скорее и напиши, что и тебе не нужен никто другой, кроме меня. Хотя ты на вечере танцевала с Харри, но ведь это было просто так.
Послал тебе письмо. Мне больно.
Опять наступил вечер, потом наступит ночь и придет утро. Я писал тебе обо всем, что вспоминал, и сейчас у меня нет других мыслей, кроме одной: когда получу твое письмо и когда ты приедешь сама».
С болезнью ослабевшие было связи с родительским домом снова стали более тесными. Он радуется внешне кажущейся счастливой семейной жизни Малль и Юри. Денег и прочего у бедных людей всегда, правда, мало, но — малым довольствуются, да и много съедается, как говорит мать. Через два месяца Малль родит своего первенца, и он, Лаас, станет дядюшкой. По крайней мере раз в неделю он бывает у родителей, пользуется отцовским верстаком, начал мастерить рамочку для фотографии Наадж. Получается оригинальная. Фотография, правда, небольшая, восьмушка почтовой открытки, но Лаас нашел среди поленьев толстый дубовый сук, выпиливает из него плошку и вставляет в нее фотографию.
У Валерия, брата Наадж, свадьба, и поэтому ее приезд откладывается еще на неделю. У нее сейчас действительно много работы — свадебные сборы, а тут еще взяли столоваться инструктора сценических курсов Хейнриха Уусса- ара. Высоченный парень, Лаас конечно же не видел еще такого высокого мужчину, ест на удивление мало и платит хорошие деньги: крону в день за еду.
Лаас пишет, что не сможет быть на свадьбе брата. Да и стоит ли ехать — ведь Наадж сразу после нее приедет к Раунам. Поэтому он пошлет лишь поздравительную открытку.
Но ни во вторник, ни в среду Наадж не появляется. Лаас нетерпеливо ждет возле почты автобуса. Наадж приезжает лишь в четверг вечером.
— Я ждал тебя! — шепчет он, беря у нее чемодан.
— Раньше никак не могла.
Лаасу вдруг становится неловко, на ногах у него большие грязные сапоги, да и сам он, в своем сером пальто, выглядит довольно жалко. А этот Ууссаар, инструктор сценических курсов, наверно, хорошо одет.
Лаас везет Наадж домой, к Раунам, там больше места, и он хочет показать невесту всем своим родственникам. Почти всю дорогу они как-то чураются друг друга. Лишь после поцелуев в Ныммеметсаском лесу становятся разговорчивее.
— Я ревную тебя к этому Ууссаару, ты писала о нем так хорошо, уж не влюбилась ли в него!
— Глупый мальчишка, он такой старый, плешивый — какой ты чудной. Он знает, что я обручена, и спросил, что же в семейной жизни самое важное. Я не знала. Он сказал, что — доверие.
— Боюсь, что ты не сможешь мне простить Мийю.
Конечно, Наадж ревнует к Мийе, однако ей и в голову
не приходит мстить Лаасу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65