Все молчали, тишину нарушал лишь непривычно громкий топот их шагов по мягкому ковру.
По пути Рив мог чувствовать лишь запах смерти. Аромат ритуальных трав глубоко проникал в ноздри, будто эта хрень старалась спрятаться от холода в синусовых пазухах его носа, и он спросил себя, как долго еще будет чувствовать этот запах при каждом вдохе.
От всего этого ему хотелось взять пескоструйный перфоратор и основательно себе все прочистить.
По правде говоря, ему отчаянно требовался глоток свежего воздуха, но Рив не посмел ускорить шаг. Он смог крепко удерживать себя с помощью трости и резных перил, но увидев свою мать, завернутую в льняное полотно, почувствовал онемение не только во всем теле – у него словно застыл мозг. Последнее, что ему сейчас было нужно, это полет вверх тормашками по всей лестнице до самого мраморного фойе.
Рив сошел с последней ступеньки, перенес трость в правую руку, и практически ринулся открывать дверь. Холодный ветер стал благословением и проклятием одновременно. Температура его тела ушла в свободный полет, но он хотя бы смог сделать глубокий, леденящий вдох, который заменил часть того, что его беспокоило, жгучим обещанием приближающегося снегопада.
Откашлявшись, он протянул руку врачу расы.
– Вы обошлись с телом моей матери с невероятным почтением. Благодарю вас за это.
Глаза Хэйверса за черепаховой оправой были полны не профессиональной, а искренней скорби, и он в сочувствующем жесте протянул ладонь в ответ.
– Она была особенной. Раса потеряла часть своего духовного огня.
Бэлла шагнула вперед, чтобы обнять врача, а Рив поклонился медсестре, которая оказывала помощь, зная, что она, несомненно, предпочтет к нему не прикасаться.
Когда эта пара вышла через переднюю дверь, чтобы дематериализоваться обратно в клинику, Рив какое-то время просто всматривался в ночь. Снова начинался крупный снегопад – не та мелкая пыль, что шла накануне вечером.
Ему стало интересно, видела ли его мать снег вчера вечером? Или же она пропустила этот последний шанс понаблюдать, как чудесные тонкие кристаллики падают с небес?
Боже, никто из них не обладал бесчисленным запасом дней. Бесчисленным количеством снегопадов, за которыми можно наблюдать.
Его мать любила смотреть, как падает снег. Всякий раз, она приходила в гостиную, включала внешнее освещение, а свет в доме гасила, и сидела, вглядываясь в ночь. Она сидела так, пока падал снег. Часами.
Интересно, что она видела? Что она видела в падающем снеге? Он никогда не спрашивал об этом.
Господи, ну почему все когда-нибудь заканчивается?
Рив закрыл дверь, отгораживая себя от зимы по ту сторону порога, и прислонился к толстой деревянной панели. Перед ним под огромной люстрой стояла его сестра, ее глаза ввалились, с уставшим видом она держала на руках свою дочь.
Бэлла не отпускала Наллу ни на миг с того момента, как умерла мать, и ребенок не возражал. Дочь спала на руках у матери, нахмурив бровки, как будто не переставала взрослеть даже во сне.
– Когда-то я держал тебя так же, – сказал Рив. – И ты спала точно так же. Крепко.
– Правда? – Бэлла улыбнулась и погладила Наллу по спинке.
Сегодня вечером ребенок был одет в черно-белые ползунки со значком AC/DC, что вызвало у Рива невольную улыбку. Не удивительно, что его сестра забраковала всю эту жеманную фигню с уточками и зайчиками для новорожденных, что было охренительно. Благослови ее Бог. Если у него когда-нибудь будет ребенок…
Рив нахмурился и сразу же отбросил эту мысль.
– Что такое? – спросила его сестра.
– Ничего. – Да, только что впервые в жизни он подумал о том, чтобы иметь детей.
Может, это вызвано смертью матери?
Может, дело было в Элене, подсказала какая-то часть его.
– Хочешь что-нибудь поесть? – спросил Рив. – Перед тем как вы с Зи соберетесь домой?
Бэлла взглянула на лестницу. Сверху, из душевой, доносился шум воды.
– Да.
Рив положил руку ей на плечо, и они вместе пересекли зал, полный картин на стенах, а потом столовую со стенами цвета мерло[133]. За ней располагалась кухня, которая, в отличие от остальной части дома, была до прагматичности проста. Посередине стоял симпатичный стол, и Рив усадил свою сестру с младенцем на один из стульев с высокой спинкой и подлокотниками.
– Чего желаешь? – спросил он, подходя к холодильнику.
– У нас есть хлопья?
Он подошел к шкафу, где хранилось печенье и консервированные продукты, надеясь, что... «Фростед Флейкс»[134], да. Большая коробка с хлопьями стояла бок о бок с крекерами «Киблер клаб» и сухариками «Пепперидж фарм».
Достав хлопья, Рив посмотрел на упаковку и изображенного на ней Тигра Тони.
Проведя пальцем по мультяшному герою, он тихо спросил:
– Тебе все еще нравятся «Фростед Флейкс»?
– О, конечно. Мои любимые.
– Хорошо. Это меня радует.
Бэлла слегка усмехнулась.
– Почему?
– Ты... не помнишь? – он остановился. – Хотя, с чего тебе помнить это.
– Помнить что?
– Это было давно. Я наблюдал, как ты ешь их, и... это было так мило, правда. То, как ты их любила. Мне нравилось то, как ты их любила.
Он достал миску, ложку, пакет обезжиренного молока и поставил набор перед ней.
Пока она перекладывала Наллу так, чтобы правой рукой свободно взять ложку, он открыл коробку и тонкий пластиковый пакет, и высыпал хлопья.
– Скажи когда, – произнес он.
Тихий, шуршащий звук, с которым хлопья падали на дно миски, был таким нормальным, повседневным, и слишком громким. Как и их шаги вниз по лестнице. Как будто остановившееся сердце матери врубило на полную все звуки окружающего мира, пока он не почувствовал, что ему нужны затычки для ушей.
– Когда.
Он сменил коробку с хлопьями на картонную с молоком «Hood», и направил белый поток в хлопья.
– Еще раз, с чувством, с толком, с расстановкой.
– Когда.
Рив сел, завернул крышку и не придумал ничего лучше, как спросить ее, хочет ли она, чтобы он подержал Наллу. Но как бы неудобно ей не было есть, она не собиралась отпускать ребенка даже на время, и это хорошо. Даже лучше чем хорошо. Картина того, как она с комфортом устроилась за столом вместе со следующим поколением, успокаивала его.
– Ммм, – промурлыкала Бэлла, отправив в рот первую ложку.
В тишине, воцарившейся на кухне, Рив позволил себе вернуться в другую кухню, в прошлое, когда его сестра была гораздо моложе, и он еще не превратился в такое чудовище. Он вспомнил ту самую миску с хлопьями Тони, которую не помнила Бэлла, ту, которую она вычистила до дна, и захотела вторую порцию, но ей пришлось бороться с тем, чему учил ее ублюдок отец: что все женщины должны быть стройными и никогда не просить добавки. Рив бесшумно подбадривал ее, когда она пересекла кухню их старого дома и вернулась в кресло с коробкой хлопьев. Когда она налила себе еще одну порцию, у него на глаза навернулись кровавые слезы, и ему пришлось быстро ретироваться в ванную комнату.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174
По пути Рив мог чувствовать лишь запах смерти. Аромат ритуальных трав глубоко проникал в ноздри, будто эта хрень старалась спрятаться от холода в синусовых пазухах его носа, и он спросил себя, как долго еще будет чувствовать этот запах при каждом вдохе.
От всего этого ему хотелось взять пескоструйный перфоратор и основательно себе все прочистить.
По правде говоря, ему отчаянно требовался глоток свежего воздуха, но Рив не посмел ускорить шаг. Он смог крепко удерживать себя с помощью трости и резных перил, но увидев свою мать, завернутую в льняное полотно, почувствовал онемение не только во всем теле – у него словно застыл мозг. Последнее, что ему сейчас было нужно, это полет вверх тормашками по всей лестнице до самого мраморного фойе.
Рив сошел с последней ступеньки, перенес трость в правую руку, и практически ринулся открывать дверь. Холодный ветер стал благословением и проклятием одновременно. Температура его тела ушла в свободный полет, но он хотя бы смог сделать глубокий, леденящий вдох, который заменил часть того, что его беспокоило, жгучим обещанием приближающегося снегопада.
Откашлявшись, он протянул руку врачу расы.
– Вы обошлись с телом моей матери с невероятным почтением. Благодарю вас за это.
Глаза Хэйверса за черепаховой оправой были полны не профессиональной, а искренней скорби, и он в сочувствующем жесте протянул ладонь в ответ.
– Она была особенной. Раса потеряла часть своего духовного огня.
Бэлла шагнула вперед, чтобы обнять врача, а Рив поклонился медсестре, которая оказывала помощь, зная, что она, несомненно, предпочтет к нему не прикасаться.
Когда эта пара вышла через переднюю дверь, чтобы дематериализоваться обратно в клинику, Рив какое-то время просто всматривался в ночь. Снова начинался крупный снегопад – не та мелкая пыль, что шла накануне вечером.
Ему стало интересно, видела ли его мать снег вчера вечером? Или же она пропустила этот последний шанс понаблюдать, как чудесные тонкие кристаллики падают с небес?
Боже, никто из них не обладал бесчисленным запасом дней. Бесчисленным количеством снегопадов, за которыми можно наблюдать.
Его мать любила смотреть, как падает снег. Всякий раз, она приходила в гостиную, включала внешнее освещение, а свет в доме гасила, и сидела, вглядываясь в ночь. Она сидела так, пока падал снег. Часами.
Интересно, что она видела? Что она видела в падающем снеге? Он никогда не спрашивал об этом.
Господи, ну почему все когда-нибудь заканчивается?
Рив закрыл дверь, отгораживая себя от зимы по ту сторону порога, и прислонился к толстой деревянной панели. Перед ним под огромной люстрой стояла его сестра, ее глаза ввалились, с уставшим видом она держала на руках свою дочь.
Бэлла не отпускала Наллу ни на миг с того момента, как умерла мать, и ребенок не возражал. Дочь спала на руках у матери, нахмурив бровки, как будто не переставала взрослеть даже во сне.
– Когда-то я держал тебя так же, – сказал Рив. – И ты спала точно так же. Крепко.
– Правда? – Бэлла улыбнулась и погладила Наллу по спинке.
Сегодня вечером ребенок был одет в черно-белые ползунки со значком AC/DC, что вызвало у Рива невольную улыбку. Не удивительно, что его сестра забраковала всю эту жеманную фигню с уточками и зайчиками для новорожденных, что было охренительно. Благослови ее Бог. Если у него когда-нибудь будет ребенок…
Рив нахмурился и сразу же отбросил эту мысль.
– Что такое? – спросила его сестра.
– Ничего. – Да, только что впервые в жизни он подумал о том, чтобы иметь детей.
Может, это вызвано смертью матери?
Может, дело было в Элене, подсказала какая-то часть его.
– Хочешь что-нибудь поесть? – спросил Рив. – Перед тем как вы с Зи соберетесь домой?
Бэлла взглянула на лестницу. Сверху, из душевой, доносился шум воды.
– Да.
Рив положил руку ей на плечо, и они вместе пересекли зал, полный картин на стенах, а потом столовую со стенами цвета мерло[133]. За ней располагалась кухня, которая, в отличие от остальной части дома, была до прагматичности проста. Посередине стоял симпатичный стол, и Рив усадил свою сестру с младенцем на один из стульев с высокой спинкой и подлокотниками.
– Чего желаешь? – спросил он, подходя к холодильнику.
– У нас есть хлопья?
Он подошел к шкафу, где хранилось печенье и консервированные продукты, надеясь, что... «Фростед Флейкс»[134], да. Большая коробка с хлопьями стояла бок о бок с крекерами «Киблер клаб» и сухариками «Пепперидж фарм».
Достав хлопья, Рив посмотрел на упаковку и изображенного на ней Тигра Тони.
Проведя пальцем по мультяшному герою, он тихо спросил:
– Тебе все еще нравятся «Фростед Флейкс»?
– О, конечно. Мои любимые.
– Хорошо. Это меня радует.
Бэлла слегка усмехнулась.
– Почему?
– Ты... не помнишь? – он остановился. – Хотя, с чего тебе помнить это.
– Помнить что?
– Это было давно. Я наблюдал, как ты ешь их, и... это было так мило, правда. То, как ты их любила. Мне нравилось то, как ты их любила.
Он достал миску, ложку, пакет обезжиренного молока и поставил набор перед ней.
Пока она перекладывала Наллу так, чтобы правой рукой свободно взять ложку, он открыл коробку и тонкий пластиковый пакет, и высыпал хлопья.
– Скажи когда, – произнес он.
Тихий, шуршащий звук, с которым хлопья падали на дно миски, был таким нормальным, повседневным, и слишком громким. Как и их шаги вниз по лестнице. Как будто остановившееся сердце матери врубило на полную все звуки окружающего мира, пока он не почувствовал, что ему нужны затычки для ушей.
– Когда.
Он сменил коробку с хлопьями на картонную с молоком «Hood», и направил белый поток в хлопья.
– Еще раз, с чувством, с толком, с расстановкой.
– Когда.
Рив сел, завернул крышку и не придумал ничего лучше, как спросить ее, хочет ли она, чтобы он подержал Наллу. Но как бы неудобно ей не было есть, она не собиралась отпускать ребенка даже на время, и это хорошо. Даже лучше чем хорошо. Картина того, как она с комфортом устроилась за столом вместе со следующим поколением, успокаивала его.
– Ммм, – промурлыкала Бэлла, отправив в рот первую ложку.
В тишине, воцарившейся на кухне, Рив позволил себе вернуться в другую кухню, в прошлое, когда его сестра была гораздо моложе, и он еще не превратился в такое чудовище. Он вспомнил ту самую миску с хлопьями Тони, которую не помнила Бэлла, ту, которую она вычистила до дна, и захотела вторую порцию, но ей пришлось бороться с тем, чему учил ее ублюдок отец: что все женщины должны быть стройными и никогда не просить добавки. Рив бесшумно подбадривал ее, когда она пересекла кухню их старого дома и вернулась в кресло с коробкой хлопьев. Когда она налила себе еще одну порцию, у него на глаза навернулись кровавые слезы, и ему пришлось быстро ретироваться в ванную комнату.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174