Я…
– Перестань. – Протянув руку, мать взяла его за подбородок, как тогда, когда он был совсем молод и плохо себя вел. – Я знаю, что ты сделал. Я знаю, ты убил моего хеллрена, Ремпуна.
Рив взвешивал, имело ли смысл лгать, но судя по выражению лица своей матери, правда вышла на поверхность, и ничего из того, что он мог сказать, не могло переубедить Мэдалину.
– Как, – спросил он, – как ты узнала об этом?
– Кто еще мог? Кто? – Она отпустила его подбородок и погладила по щеке, и он потянулся за этим теплым прикосновением. – Не забывай, я видела твое лицо каждый раз, когда мой хеллрен выходил из себя. Сын мой, мой сильный, властный сын. Посмотри на себя.
Ее искренняя, любящая гордость – вот, чего он никогда не понимал, учитывая обстоятельства своего зачатия.
– Я также знаю, – прошептала она, – что ты убил своего родного отца. Двадцать пять лет назад.
А вот это действительно было интересно.
– Ты не должна была узнать. Кто рассказал тебе об этом?
Она отняла руку от его лица, и указала на туалетный столик, на хрустальную чашу, которая, как он всегда предполагал, была предназначена для маникюра.
– Старые привычки Избранной Летописецы так просто не исчезают. Я увидела это в водах. Сразу после того, как все произошло.
– И ты ничего не сказала, – удивленно произнес он.
– И больше не могу держать это в себе. Вот зачем я призвала тебя.
Ужасное чувство нахлынуло вновь, Рив оказался в ловушке между тем, о чем собиралась попросить его мать и своим твердым убеждением, что его сестре вряд ли станет легче, узнай она все грязные и злые тайны их семьи. Бэллу эта гадость никогда не касалась, и сейчас не было никаких оснований для признаний, особенно учитывая, что их мать находилась при смерти.
Нет, Мэдалина не умирает, напомнил он себе.
– Мамэн…
– Твоя сестра ни в коем случае не должна об этом знать.
Рив напрягся, молясь о том, что расслышал ее правильно.
– Прости?
– Поклянись мне, что сделаешь все, что в твоих силах, чтобы она никогда не узнала. – Когда мать наклонилась вперед и схватила его за руки, он мог поклясться, что ее пальцы вошли глубоко его под кожу, так напряглись кости на ее руках и запястьях. – Я не хочу, чтобы она несла это бремя. Тебя вынудили обстоятельства, и я бы избавила тебя от этого, но не смогла. И если она не узнает, то следующее поколение не настигнут страдания. И Налла не будет нести сей крест. Это знание умрет вместе с тобой и мной. Поклянись мне.
Рив смотрел в глаза матери и понимал, что никогда еще не любил ее так сильно, как в этот момент.
Он кивнул.
– Посмотри на мое лицо, и будь уверена – я клянусь, что так оно и будет. Бэлла и ее потомки никогда ни о чем не узнают. Прошлое умрет с тобой и мной.
Плечи матери расслабились под халатом, и ее дрожащий вздох сказал о том облегчении, что она испытала.
– О таком сыне как ты, другие матери могут только мечтать.
– Разве это может быть правдой? – мягко сказал он.
– А разве нет?
Мэдалина собралась с силами и взяла платок из его рук.
– Мне нужно догладить еще один платок, а затем, возможно, ты поможешь мне дойти до постели?
– Конечно. И я хочу позвонить Хэйверсу.
– Нет.
– Мамэн.
– Я хочу отойти в мир иной без какого-либо медицинского вмешательства. Так или иначе, оно меня все равно не спасет.
– Откуда ты знаешь…
Она подняла свою прекрасную руку с тяжелым бриллиантовым перстнем на пальце.
– Я умру завтра до наступления темноты. Я видела это в чаше.
У Рива перехватило дыхание, легкие отказались работать. Я не готов к этому. Я еще не готов. Я еще не готов...
Мэдалина тщательно выгладила последний платок, медленно и аккуратно пройдясь утюгом по каждому уголку. Закончив, она положила идеальный квадратик к другим, убедившись, что стопка сложена ровно.
– Закончила, – сказала она.
Рив поднялся, опираясь на трость, предложил ей руку, и они вместе направились в ее спальню, оба нетвердо стоя на ногах.
– Ты голодна? – спросил он, когда откинул одеяла и помог ей лечь.
– Нет. Я и так хорошо себя чувствую.
Они вместе поправили руками простыни, одеяло и покрывало так, чтобы теперь оно аккуратно лежало прямо поверх ее груди. Выпрямившись, Рив уже точно знал, что она больше никогда не встанет с этой постели, и сама мысль об этом была невыносима.
– Нужно, чтобы Бэлла приехала, – сказал он хрипло. – Ей тоже нужно попрощаться.
Мать кивнула и закрыла глаза.
– Она должна прийти сейчас, и, пожалуйста, пусть она возьмет с собой ребенка.
***
В Колдвелле, в особняке Братства, Тор выписывал круги по своей спальне. Что на самом деле звучало смешно, учитывая то, как слаб он был. Шаркал ногами, вот и все, что он мог делать.
Каждые полторы минуты он смотрел на часы, время бежало с угрожающей скоростью, пока он не почувствовал себя так, словно мировые песочные часы разлетелись вдребезги, и секунды, как песок, заполнили все пространство.
Ему нужно больше времени. Больше... Черт, поможет ли это вообще?
Он просто не мог понять, как пройти через то, что должно было произойти, и знал, что лишняя суета не улучшит ситуацию. Например, он не мог решить, нужен ли ему свидетель? Преимущество заключалось в том, что, таким образом, все становилось менее личным. А недостаток был в том, что если он сломается, то в комнате будет еще один человек, который это увидит.
– Я останусь.
Тор взглянул на Лэсситера, который сидел, развалившись в кресле у окна. Ноги ангела были скрещены в лодыжках, и один ботинок качался вверх-вниз, словно еще один ненавистный измеритель времени.
– Да ладно тебе, – сказал Лэсситер. – Я уже видел твою убогую задницу голой. Что может быть хуже?
И хоть слова были типичной бравадой, его тон был удивительно нежным.
Послышался мягкий стук в дверь. Это был не Брат. А если учесть, что сквозь щель под дверью не проникал аромат еды, это также не Фритц с подносом кушаний, достойных самого короля.
Судя по всему, это был результат действий Фьюри.
Дрожь прошла по всему телу Тора.
– Все хорошо, успокойся, – Лэсситер встал и быстро подошел к нему. – Я хочу, чтобы ты присел вот здесь. Ты вряд ли захочешь сделать это возле кровати. Ну, перестань, не сопротивляйся мне. Ты же знаешь, это данность. Биология, а не твое желание, так что не чувствуй себя виноватым.
Тор ощутил, как его подтащили к жесткому креслу, которое стояло возле бюро, и чертовски вовремя: колени перестали выполнять свою функцию, и так ослабли, что он рухнул на тканое сиденье с такой силой, что отскочил.
– Я не знаю, как решиться на это.
Красивая физиономия Лэсситера появилась прямо перед его лицом.
– Твое тело сделает все за тебя. Огради от него свои разум и сердце, и пусть инстинкты делают то, что должны делать. Это не твоя вина. Это то, что помогает вашему виду жить.
– Я не хочу жить.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174
– Перестань. – Протянув руку, мать взяла его за подбородок, как тогда, когда он был совсем молод и плохо себя вел. – Я знаю, что ты сделал. Я знаю, ты убил моего хеллрена, Ремпуна.
Рив взвешивал, имело ли смысл лгать, но судя по выражению лица своей матери, правда вышла на поверхность, и ничего из того, что он мог сказать, не могло переубедить Мэдалину.
– Как, – спросил он, – как ты узнала об этом?
– Кто еще мог? Кто? – Она отпустила его подбородок и погладила по щеке, и он потянулся за этим теплым прикосновением. – Не забывай, я видела твое лицо каждый раз, когда мой хеллрен выходил из себя. Сын мой, мой сильный, властный сын. Посмотри на себя.
Ее искренняя, любящая гордость – вот, чего он никогда не понимал, учитывая обстоятельства своего зачатия.
– Я также знаю, – прошептала она, – что ты убил своего родного отца. Двадцать пять лет назад.
А вот это действительно было интересно.
– Ты не должна была узнать. Кто рассказал тебе об этом?
Она отняла руку от его лица, и указала на туалетный столик, на хрустальную чашу, которая, как он всегда предполагал, была предназначена для маникюра.
– Старые привычки Избранной Летописецы так просто не исчезают. Я увидела это в водах. Сразу после того, как все произошло.
– И ты ничего не сказала, – удивленно произнес он.
– И больше не могу держать это в себе. Вот зачем я призвала тебя.
Ужасное чувство нахлынуло вновь, Рив оказался в ловушке между тем, о чем собиралась попросить его мать и своим твердым убеждением, что его сестре вряд ли станет легче, узнай она все грязные и злые тайны их семьи. Бэллу эта гадость никогда не касалась, и сейчас не было никаких оснований для признаний, особенно учитывая, что их мать находилась при смерти.
Нет, Мэдалина не умирает, напомнил он себе.
– Мамэн…
– Твоя сестра ни в коем случае не должна об этом знать.
Рив напрягся, молясь о том, что расслышал ее правильно.
– Прости?
– Поклянись мне, что сделаешь все, что в твоих силах, чтобы она никогда не узнала. – Когда мать наклонилась вперед и схватила его за руки, он мог поклясться, что ее пальцы вошли глубоко его под кожу, так напряглись кости на ее руках и запястьях. – Я не хочу, чтобы она несла это бремя. Тебя вынудили обстоятельства, и я бы избавила тебя от этого, но не смогла. И если она не узнает, то следующее поколение не настигнут страдания. И Налла не будет нести сей крест. Это знание умрет вместе с тобой и мной. Поклянись мне.
Рив смотрел в глаза матери и понимал, что никогда еще не любил ее так сильно, как в этот момент.
Он кивнул.
– Посмотри на мое лицо, и будь уверена – я клянусь, что так оно и будет. Бэлла и ее потомки никогда ни о чем не узнают. Прошлое умрет с тобой и мной.
Плечи матери расслабились под халатом, и ее дрожащий вздох сказал о том облегчении, что она испытала.
– О таком сыне как ты, другие матери могут только мечтать.
– Разве это может быть правдой? – мягко сказал он.
– А разве нет?
Мэдалина собралась с силами и взяла платок из его рук.
– Мне нужно догладить еще один платок, а затем, возможно, ты поможешь мне дойти до постели?
– Конечно. И я хочу позвонить Хэйверсу.
– Нет.
– Мамэн.
– Я хочу отойти в мир иной без какого-либо медицинского вмешательства. Так или иначе, оно меня все равно не спасет.
– Откуда ты знаешь…
Она подняла свою прекрасную руку с тяжелым бриллиантовым перстнем на пальце.
– Я умру завтра до наступления темноты. Я видела это в чаше.
У Рива перехватило дыхание, легкие отказались работать. Я не готов к этому. Я еще не готов. Я еще не готов...
Мэдалина тщательно выгладила последний платок, медленно и аккуратно пройдясь утюгом по каждому уголку. Закончив, она положила идеальный квадратик к другим, убедившись, что стопка сложена ровно.
– Закончила, – сказала она.
Рив поднялся, опираясь на трость, предложил ей руку, и они вместе направились в ее спальню, оба нетвердо стоя на ногах.
– Ты голодна? – спросил он, когда откинул одеяла и помог ей лечь.
– Нет. Я и так хорошо себя чувствую.
Они вместе поправили руками простыни, одеяло и покрывало так, чтобы теперь оно аккуратно лежало прямо поверх ее груди. Выпрямившись, Рив уже точно знал, что она больше никогда не встанет с этой постели, и сама мысль об этом была невыносима.
– Нужно, чтобы Бэлла приехала, – сказал он хрипло. – Ей тоже нужно попрощаться.
Мать кивнула и закрыла глаза.
– Она должна прийти сейчас, и, пожалуйста, пусть она возьмет с собой ребенка.
***
В Колдвелле, в особняке Братства, Тор выписывал круги по своей спальне. Что на самом деле звучало смешно, учитывая то, как слаб он был. Шаркал ногами, вот и все, что он мог делать.
Каждые полторы минуты он смотрел на часы, время бежало с угрожающей скоростью, пока он не почувствовал себя так, словно мировые песочные часы разлетелись вдребезги, и секунды, как песок, заполнили все пространство.
Ему нужно больше времени. Больше... Черт, поможет ли это вообще?
Он просто не мог понять, как пройти через то, что должно было произойти, и знал, что лишняя суета не улучшит ситуацию. Например, он не мог решить, нужен ли ему свидетель? Преимущество заключалось в том, что, таким образом, все становилось менее личным. А недостаток был в том, что если он сломается, то в комнате будет еще один человек, который это увидит.
– Я останусь.
Тор взглянул на Лэсситера, который сидел, развалившись в кресле у окна. Ноги ангела были скрещены в лодыжках, и один ботинок качался вверх-вниз, словно еще один ненавистный измеритель времени.
– Да ладно тебе, – сказал Лэсситер. – Я уже видел твою убогую задницу голой. Что может быть хуже?
И хоть слова были типичной бравадой, его тон был удивительно нежным.
Послышался мягкий стук в дверь. Это был не Брат. А если учесть, что сквозь щель под дверью не проникал аромат еды, это также не Фритц с подносом кушаний, достойных самого короля.
Судя по всему, это был результат действий Фьюри.
Дрожь прошла по всему телу Тора.
– Все хорошо, успокойся, – Лэсситер встал и быстро подошел к нему. – Я хочу, чтобы ты присел вот здесь. Ты вряд ли захочешь сделать это возле кровати. Ну, перестань, не сопротивляйся мне. Ты же знаешь, это данность. Биология, а не твое желание, так что не чувствуй себя виноватым.
Тор ощутил, как его подтащили к жесткому креслу, которое стояло возле бюро, и чертовски вовремя: колени перестали выполнять свою функцию, и так ослабли, что он рухнул на тканое сиденье с такой силой, что отскочил.
– Я не знаю, как решиться на это.
Красивая физиономия Лэсситера появилась прямо перед его лицом.
– Твое тело сделает все за тебя. Огради от него свои разум и сердце, и пусть инстинкты делают то, что должны делать. Это не твоя вина. Это то, что помогает вашему виду жить.
– Я не хочу жить.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174