– Катя отпустила меня пораньше…
– Да, это я ей сказал. У тебя была длинная ночь.
– Что ж, спасибо. Но прежде, чем уйти, я бы хотела спросить у тебя о другом пациенте.
Он снова надел очки.
– Конечно. О ком?
– Ривендж. Он приходил прошлым вечером.
– Я помню. У него какие-то проблемы с лекарствами?
– Ты случайно не видел его руку?
– Руку?
– Инфекцию в венах на правой стороне.
Доктор расы приподнял свои черепашьи очки выше на нос.
– Он не говорил, что его беспокоит рука. Если он захочет вернуться и встретиться со мной, я с радостью на нее взгляну. Но как ты знаешь, я ничего не могу выписать, не обследовав его.
Элена открыла было рот, чтобы возразить, но в кабинет заглянула другая медсестра.
– Доктор? – сказала женщина. – Ваш пациент готов, он в четвертой палате.
– Спасибо. – Хэйверс перевел взгляд на Элену. – А теперь иди домой и отдохни.
– Да, доктор.
Покинув его кабинет, она наблюдала, как лекарь вампиров в спешке скрылся за углом.
Ривендж не вернется, чтобы встретиться с Хэйверсом. Ни за что. Во-первых, казалось, он слишком болен для этого, и, во-вторых, он уже доказал, что был непробиваемым бараном, раз намеренно прятал ту инфекцию от врача.
Безмозглый. Мужчина.
Да и она не лучше, учитывая то, что вертится у нее в голове.
Вообще-то, этика никогда не была для нее проблемой. Чтобы поступать правильно, не требовалось думать, переступать через принципы или уметь подсчитывать затраты и выгоду. Например, будет неправильно пойти к больничным запасам пенициллина и забрать, скажем, восемьдесят пятисотмилиграммовых таблеток.
Особенно, если ты собираешься дать эти таблетки пациенту, которого не осматривал доктор, чтобы назначить ему лечение.
Это будет просто неправильно. Как ни крути.
Правильно же будет позвонить пациенту и убедить его приехать в клинику на осмотр, а если он не пошевелит задницей? Его дело.
Ага, совсем никаких сложностей.
Элена направилась к аптеке.
Она решила оставить все на волю судьбы. И, представьте себе, там был перекур. Маленькая табличка с надписью «Скоро вернусь», и время – три сорок пять.
Она проверила свои часы. Три сорок три.
Отперев дверь, она зашла в аптеку, сразу же направившись к ящичку с пенициллином, и сунула те восемьдесят пятисотмиллиграммовых таблеток в карман униформы… точно то, что было прописано пациенту с подобной проблемой три ночи назад.
Ривендж не вернется в клинику в ближайшее время. Поэтому она привезет ему все необходимое.
Она твердила себе, что помогает пациенту, и это самое важное. Черт, она, возможно, спасает ему жизнь. Элена также указала своей совести, что это не «ОксиКонтин», «Валиум» или морфин. Насколько ей было известно, никто никогда не толок пенициллин и нюхал его ради кайфа.
Подойдя к раздевалке и взяв ланч, который она принесла, но так и не съела, Элена не чувствовала вины. Дематериализовавшись домой, она не чувствовала стыда когда пошла на кухню, сунула таблетки в пакетик «Зиплок» и положила его в сумочку.
Таков избранный ею путь. Стефан умер к тому времени, как она добралась до него, и лучшее, что она смогла сделать, это завернуть его холодные, оледеневшие конечности в церемониальное полотно. Ривендж был жив. Он жив и страдал. Сам он в этом виноват или нет, она все еще может ему помочь.
Результат не шел вразрез с этикой, хотя способ его достижения – да.
И иногда это лучшее, что можно сделать.

Глава 24
Хекс вернулась в ЗироСам в полчетвертого ночи, как раз вовремя, чтобы закрыть клуб. У нее также были кое-какие личные дела, и в отличие от того, чтобы снять кассу и отпустить персонал и вышибал на ночь, с ними она медлить не могла.
Прежде, чем покинуть виллу Рива, она заглянула в ванную и вновь надела свои шипованые скобы, но эти заразы не работали: в голове у нее все гудело. Она кипела силой. Балансировала на самом краю. Она с таким же успехом могла обернуть вокруг бедер шнурки для ботинок.
Проскользнув в дверь, ведущую в VIP-секцию, она оглядела толпу, полностью отдавая себе отчет, что ищет одного особенного мужчину.
И он был тут.
Гребаный Джон Мэтью. Хорошо выполненная работа всегда пробуждала в ней аппетит, и близость к нему – последнее, что в чем она сейчас нуждалась.
Будто почувствовав на себе ее взгляд, Джон поднял голову, и его глубокие голубые глаза сверкнули. Он точно знал, чего она хотела. И то, как Джон осторожно поерзал в своих штанах, ясно давало понять, что он был готов ей услужить.
Хекс не могла перестать мучить их обоих. Она послала ему мысленную сцену, поместив картинку прямо в его голову. Они вдвоем в уединенной уборной, он на раковине и отклоняется назад, одна ее нога на стойке, он глубоко внутри нее, они оба часто и громко дышат.
Пока Джон смотрел в другой конец переполненного зала, его рот приоткрылся, и краска, прилившая к щекам, не имела ничего общего со смущением, но была напрямую связана с оргазмом, который рвался из его ствола на свободу.
Боже, она хотела его.
Его приятель, рыжеволосый, выдернул ее из безумия. Блэйлок вернулся к столику с тремя бутылками пива, держа их за горлышки, и, взглянув на напряженное лицо Джона, так и светившееся возбуждением, резко остановился и с удивлением посмотрел на нее.
Дерьмо.
Хекс отмахнулась от вышибал, направлявшихся к ней, и так быстро вышла из VIP-секции, что чуть не врезалась в официантку.
Ее офис был единственным безопасным местом, и она побежала туда со всех ног. Убийство – это двигатель, который, запустив однажды, было сложно остановить, и воспоминания о содеянном, о сладком моменте, когда она встретилась с Монтрегом взглядом, а затем лишила его зрения, подпитывали живущего в нейсимпата. Чтобы сжечь топливо и прийти в себя, требовалась одна из двух вещей.
Секс с Джоном Мэтью определенно одна из них. Другая была гораздо менее приятной, но беднякам не выбирать – еще немного, и она вытащит свой лис и использует его на всех, кто окажется на ее пути. А это скверно для бизнеса.
Сотню лет спустя, она закрылась от шума и скотоподобного гомона людей, но в ее скромном раю не было облегчения. Черт, она даже не могла успокоиться, чтобы затянуть свои цепи. Загнанная в клетку, готовая сорваться, Хекс обошла стол, пытаясь взять себя в руки, чтобы можно было…
С ревом ее накрыло изменение, глаза застлала красная пелена, будто кто-то просто нацепил ей на лоб козырек. Вдруг эмоциональное напряжение каждого живого существа в клубе ворвалось в ее голову, стены и пол исчезли, их место заняли пороки и отчаяние, злоба и похоть, жестокость и боль, такие же осязаемые для нее, как когда-то здание клуба.
Симпат в ней запел «давай-ка поиграем» и был готов пустить на кожсырье стадо самодовольных, измотанных людей снаружи.
***
Когда Хекс ушла, будто танцпол охватило пламя, а где огнетушитель знала она одна, Джон откинулся на спинку дивана.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174