Если бы не присутствие Хранительницы, я бы показала этому павлину в перьях настоящее «сияние». Но присутствие Сант*рэн вынужденно улучшало характер. Я уныло поплелась через залу, «оказывая честь», - открывать танец, именуемый «шах*риз». Он состоял из серии семенящих шагов и череды низких реверансов. Скучный, бесконечный, полный достоинств, до легчайшего поворота светский - этикет в хореографическом варианте.
За одним приглашением следовало другое. Кавалеры сменялись. Я ни с кем из них не пыталась быть милой. Напротив. Сыпала колкостями, какие только приходили в голову. А голова у меня устроена таким образом, что гадостей в ней помещается много. При этом я, не пытаясь затачивать произносимые фразы до уровня остроумия, позволяла репликам сочиться откровенной злостью, не щадящей самолюбия собеседника.
В ответ же получала улыбки.
Может быть, кто-то и вправду находил подобное поведение очаровательным? Кто их знает, этих щенков, пресытившихся жизнью в пятнадцать лет?
Одиффэ Чеар*рэ прощалось, как я успела заметить, гораздо больше, чем Одиф*фэ Сирэн*но. Дурной нрав здесь оборачивался эксцентричностью, дурной вкус - пикантностью, злой, яростный характер – горячностью и прямолинейностью, не свойственный лицемерному аристократическому кругу.
Пятнадцатилетние мальчишки млели, я, бессовестно кокетничая, вела себя откровенно вызывающе. Мне не нужны были нежность, защита, понимание. Я хотела сиюминутного поклонения. Это стало способом находить энергию с совершенно новым, пряно-пикантным вкусом.
- Ты прекрасно выглядишь, кузина, - Эллоис на балу предпочел выглядеть менее безупречным, чем в обыденной обстановке: волосы растрепаны, рубашка распущена, щеки пылают.– Окажите честь, маэра, подарите танец.
- Ты – пьян, - возмутилась я.
- Ты мне отказываешь? – рассмеялись в ответ. – Я первым за вечер нарвался на твой отказ. Чертовски лестно! Ну, что ж? Пойду, приглашу кого-нибудь ещё.
Отсалютовав, порывисто развернувшись, он направился прочь.
Вовсе не настроенная отвергать сделанное предложение, я была раздосадована. С нарастающим раздражением приходилось наблюдать, как он флиртует со смазливой блондинкой, принадлежащей к тому счастливому типу, что большинством мужских голосов признан совершенством.
Дабы не остаться в долгу, я тоже отыскала кавалера, что отнюдь не представляло сложности. В зале, где некрасивых женщин не было, мальчишеское внимание все же принадлежало мне. Конечно, успеху способствовало то, что мероприятие затевалось в мою честь, то, что меня преподносили изысканному обществу, словно десерт; что вокруг неуловимым ароматам распространялась тайна. Но даже все это, вместе взятое, не могло объяснить почти экзальтированного восторга, жадного блеска в глазах кавалеров, которые, будто волки, казались готовыми перегрызться за один мой взгляд.
Я никогда не чувствовала себя столь великолепно. Никогда прежде не приходилось пребывать от собственной персоны в таком самовлюбленном восторге. Я позволяла мальчишкам приближаться ближе, чем допускали правила приличия. Смеялась веселее и громче, чем следовало бы. И все лишь затем, чтобы Эллоис*сент продолжал следить за мной потемневшими глазами. Мне удавалось подглядеть за ним согревающий душу, тяжелый злой взгляд исподлобья, когда он, глупый, пребывал в уверенности, что я занята другими.
Представление «я центр вселенной, знаю об этом и мне чертовски весело!» разыгрывалось перед множественной аудиторией, но для единственного зрителя. И судя по тому, как зритель налегал на спиртное, имело успех.
Наши действия походили на простонародный перепляс: кто затейливее, кто прихотливее, кто круче! Игра, обоим приходилась по вкусу.
После очередного виража, мальчишеская ладонь крепко обвилась вокруг талии:
- На сей раз я не приму отказа! - Горячие руки увлекли меня на середину залы. - Что ты себе позволяешь? – зло зашипел он на ухо. Судя по сверкающим глазам и поджатым губам, Эллоис*сент действительно злился.
- То есть?
- Ты ведешь себя неприлично. Есть ли в зале кто-то, на ком ты не успела повиснуть?
- Как ты смеешь!? – рыкнула я.
-Смею. Ты роняешь честь семьи.
- Подумать только! – задохнулась я.
- В нашем роду беззастенчивых шлюх, активно демонстрирующих прелести, ещё не было!
Кровь забурлила в жилах, жарко приливая к щекам. От обиды в глазах потемнело. Звук пощечины достиг слуха прежде, чем до разума дошло, что я делаю. Прокатившись по зале, словно выстрел, он привлек к нам взгляды множества глаз, липнущих со всех сторон, сальных и любопытных.
Судя по вызывающей позе, Эллоис отнюдь не намеревался заминать намечающийся скандал.
Развернувшись, я устремилась к выходу.
Пройдя через террасу в сад, я развернулась на каблуках, к ожидаемо следующему за мной Эллоисенту. Скрестив руки на груди, тряхнула я головой.
- Я жду извинений.
- С какой такой радости? - возмутился он.
- Ты в самом деле считаешь меня женщиной легкого поведения?
В ответ – молчание.
- Ты назвал меня шлюхой. Ты действительно так думаешь? Ответь!
- Нет!
- Тогда почему ты позволил себе меня оскорблять? – голос слегка подрагивал от подавляемых эмоций. Острый ноготь потонул в пышном жабо. – Ты! В твоей жизни нет ни секунды, ни мгновения, в котором не присутствовали бы другие женщины! Причем именно во множественном числе!
– Я – мужчина! Кроме того, я никогда не применял магии, для того чтобы привлечь к себе...
- Ну и что?! – я ,так отчаянно тряхнув головой, что тщательно собранные локоны распались. – Что с того, что ты – мужчина?! Это дает тебе право быть мерзавцем?! И какая, в бездну, магия?! Я что, настолько уродлива, что не могу привлекать к себе людей без неё?!
Мне стало не по себе от враждебности, застывшей в замораживающе-зеленых глазах.
Эллоис*сенту была всего семнадцать. Возраст, когда парень далек от мысли, что от женщины следует отказаться, только по той причине, что она есть воплощенная неприятность. Или что она - невеста другого. Пусть даже признанного короля Черной Половины Человечества. Семнадцать лет - тот самый возраст, когда мужчина думает совсем не тем, что у него между ушами.
И все же, нужно отдать Эллоис*сенту должное, - он честно пытался бороться с собственными желаниями, отличающимися горячностью и необузданностью.
- Это низко обещать то, что никогда не сможешь дать.– Ледяным тоном заявил мой оппонент. – Почти жестоко.
- Лицемер, – ласково и иронично усмехнулась я, пробегаясь пальцами по гладким, будто шелк, волосам. - Желание, поглощающее, а порой и сжигающее, называется мечтой. Она способна заставлять жить дальше. До той поры, пока остается мечтой! Воплощенная в жизнь, теряется, становится плоской, обрастает бытом. Никогда не следует воплощать самую дорогую мечту.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88