Тело мгновенно сделалось непослушным, будто сотканным из ваты. Перед глазами поплыли алые круги. Не давая прийти в себя, невидимый душегуб начал утягивать под воду. Липкая жижа хлынула в глаза, ноздри, горло, заставляя легкие загореться, будто туда сыпанули красного перца. Я все глубже проваливалась в мягкую бездну.
Подойдя к границе между жизнью и смертью, мозг заполнился видениями. Отчетливо виделось нечто, напоминающее орех. Те же, с детства знакомые, выпуклости и причудливые извилины, неброский серый цвет. Я словно бы разделилась на две части. Одна «я» боролась с незнакомцем без всякой надежды на спасение. Вторая бесстрастно разглядывала явившееся видение, наблюдая за тем, как изогнутые извилины наполняются блеском и яркими вспышками, что возникали и гасли все быстрее, пока по руслам- впадинкам не потекли огненные реки.
Прошло несколько мучительных мгновений. Руки убийцы медленно разжались, подарив возможность жадно вдохнуть.
Несостоявшийся убийца медленно-медленно, словно мы стояли в забытой топи, погружался в жижу. Тело слабо дымилось.
Ветер крепчал, насквозь пронизывая промокшее тело острыми иголками. Противный запах, въевшийся в кожу, в липнущие к щекам пряди волос, заставлял вспомнить о чистой воде. Которую, впрочем, Небеса, щедро подарили: с неба обрушился настоящий водопад.
Трясясь от холода, достигающего последней косточки в коченеющем теле, не сохранившем ни капельки тепла, я даже не пыталась укрыться от низвергающихся потоков. Укрытие само нашло меня. Стена, к которой я, прислонялась, неожиданно скрипнула, оказавшись дверью. Поколебавшись, я положила руки на деревянное перекрытие. Дверь задымилась. Через образовавшуюся брешь худенькое тело без труда просочилось внутрь.
Никакого плана у меня не было. Хотелось отдохнуть, поесть и поспать. Именно эти примитивные желания продолжали вести вперед. В то время как хрупкий разум почти угас. Благом являлось отсутствие обжигающе холодных струй, летящих со всех сторон.
По коридору гуляли сквозняки, но в комнатах оказалось теплее. Я с наслаждением скользнула под одеяло, игнорируя явственный запах плесени: после купания в канализации такие мелочи не смущали.
За ставнями продолжала бушевать гроза.
Трясясь от холода и пережитого напряжения, я, свернувшись клубочком, проваливаясь в сон. Крупные хищные птицы закружились над головой. Их черно-сизое оперенье отливало холодной сталью. То, как безмолвно они летали, совсем низко над землей, вызывало отвращение.
Огромная черная птица развернулась, нацеливаясь в лицо острыми, как бритва, когтями.
Взмах рукой, и стая полыхнула большим костром, закрывшим небеса.
Зрелище скукоживающегося, как прогорающая бумага, неба, было жутким. Я очнулась. Холодная комната враждебно прислушивалась к сдавленным рыданиям. Неужели это плакала я?
Гроза прошла. В комнате было по-прежнему темно.
Поднявшись, я пустилась гулять по насупившему, недовольному присутствием чужака, дому.
Голод безошибочно вывел на кухню. Отыскав в кладовой парочку головок лука, сыр и затвердевшую булку, кое-как затравила червячка. Пройдя черед коридор в другую часть помещения, я зачарованно замерла на пороге.
Потому что оказалась в женском раю: магазине с одеждой.
Перед большим, сверкающим в рассветных сумерках, стеклом, манерничал красавец-манекен, в темном костюме, блестящем черном плаще и шляпе с высокой тульей, с элегантной тросточкой в руках. За манекеном-мужчиной жеманно пряталась тоненькая девичья фигурка, запакованная в платье на кринолине, окружившим искусственную талию фестонами белой ткани, натянутой на обруча. Повсюду в комнате красовались наряды различных цветов, фасонов, на любой случай жизни, для любого времени года и суток. Платья домашние, платья для прогулок, платья бальные, костюмы для верховой езды, пальто, плащи, подбитые дорогими мехами, а так же мехами попроще и подешевле. Пеньюары, юбки, сорочки, манто, боа – целые горы прелестных тряпок.
Со всех сторон комнату охраняли высокие зеркала. Гладкая поверхность отражала стройные аккуратные ряды с вешалками, манекены, тени светильников, столы, лавки, стулья.
Сойдясь с двойником поближе, я с любопытством рассматривала саму себя. При росте в пять футов, судя по всему, вес мой никак не мог превышать девяноста девяти фунтов. Округлые ягодицы мягко перетекали в тонкую талию. Не пышная, но упругая грудь выглядела аккуратной. Округлые плечи удерживали длинную гибкую шею. Силуэт фигуры очертанием напоминал маленькую скрипку.
Лицо с первого взгляда производило впечатление кукольной приторности: прямой носик, мягкие губки, белая гладкая кожа, округлый подбородок в ямочках. Из образа жеманной красавицы выбивались глаза: черные, матовые, без блеска, они напоминали два омута, в которых пряталось нечто злое и сильное, в любой момент готовое вырваться на свободу.
Пройдясь пару раз туда и сюда, я остановилась у платья из набивного ситца, с рукавчиками-фонариками и рюшами на груди, с юбкой в пол. Такое вполне под стать дочке горожанина, не слишком богатого, не слишком бедного. Обыкновенного. Поверх платья пришлось набросить плащ с широким капюшоном, отороченным мехом неизвестного пушистого четвероногого зверька.
Переодевшись, я вновь подошла к зеркалу. Из его глубины на меня смотрело сразу два облика: ребёнок и женщина. Обе маленькие и хрупкие, с точенными мелкими чертами лица, с белой мраморной кожей, как у всех рыжих, но без единой веснушки. С темно-огненной массой мелких длинных кудряшек, что словно рамка подчеркивали белизну кожи, с неожиданно черными, изогнутыми, как у куклы, ресницами.
Звук приближающихся шагов заставил вздрогнуть.
- Кто здесь? - донесся раздраженный голос. - В неровном утреннем свете выплывшая из сумерек женщина выглядела бледной и сердитой. - Что ты здесь делаешь? – Сдвинула она брови.
Что, интересно, следовало сказать? «Я ворую ваши платья?».
- Ходить нагой не принято. Извините, решила у вас кое-что позаимствовать.
- Да что ты говоришь? - Насмешливо переспросили меня. – Подумать только, откуда взялась такая милая непосредственность в наш посредственный век? А ну, снимай с себя одежду немедленно, нахалка! И убирайся прочь.
- Не стану я этого делать.
- У меня просто слов нет! – Возмутилась женщина, всплеснув руками. – Да я сейчас дознавателей позову! Нет, ну виданное ли дело? Я тебя застукала за воровством, готова по доброте душевной отпустить, - понимаешь? Так что пошевеливайся, пока я добрая.
- Маэра, если я сниму одежду, то все равно попаду к дознавателям. Я предпочитаю сделать это одетой.
- У меня нет слов.
- Они и ни к чему. - Я направилась к выходу. – Всего доброго.
Мне не препятствовали.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88