– Я приду еще раз в понедельник, госпожа Лессинг, – заторопилась другая клиентка, поняв, что Катрин не в состоянии что-либо объяснять теперь.
– Но вы, наверное, хотели бы начать работу именно в свободные дни?
– А я сумею уже и так. Для начала свяжу шнурок, которым нужно обтягивать пуловер, чтобы он плотно сидел на фигуре. Итак, значит, до понедельника, госпожа Лессинг. До свидания, госпожа Гросманн. – И кокетливо взглянув на Жан-Поля: – Очень рада была вас увидеть, господин Квирин.
Хельга между тем пришла в себя настолько, что поняла ошибочность своей тактики.
– Разумеется, ты можешь встречаться с кем угодно, когда угодно и столько времени, сколько сочтешь нужным, дорогая, – сказала она, обращаясь к Катрин. – Все это решаешь только ты сама. Но следовало бы подумать, стоит ли овчинка выделки. После всего того, что ты сама мне рассказывала…
– Хватит, мама, прошу тебя!
– Я подожду тебя, ch?rie, – произнес Жан-Поль. – Подожду в кафе «Хагелькройц». – Он поклонился в сторону прилавка и вышел из помещения.
– Какой дивный мужчина, – заметила остававшаяся еще в лавке клиентка.
– О вкусах не спорят, – парировала Хельга Гросманн.
– Я пойду наверх, – объявила Катрин.
– Мы еще работу не закончили, – резко сказала Хельга Гросманн. – А если ты, вопреки моему доброму совету, хочешь пойти к нему, то не следует, по крайней мере, так торопиться. А то у него сложится впечатление, что ты несешься за ним во весь опор.
Катрин мечтала избавиться от этих наставлений и уйти. Но потом подумала, что несколько минут ничего не решают. Не сказав больше ни слова, она принялась убирать товар.
Последняя клиентка наконец удалилась, и Хельга заперла дверь лавки.
– Я действительно не могу тебя понять, дорогая, – заявила она.
– Бывает, – ответила Катрин, не поднимая глаз.
– Ты была так решительно настроена покончить с ним раз и навсегда, ты давала зарок никогда его и близко к себе не подпускать. И вот, стоит ему только явиться сюда, и ты уже не можешь устоять.
– Я могу устоять, мама.
– Но ты ведь бежишь к нему.
– Не бегу, а иду.
– Можешь ли ты мне привести хотя бы одну разумную причину того, что ты делаешь?
– Я считаю, что он поступил трогательно, специально приехав сюда, чтобы встретиться со мной.
– Что в этом трогательного? Просто он не может вынести, что ты оставила его с носом. Эту тему мы пережевывали уже неоднократно. Он хочет помириться, чтобы потом самому получить возможность указать тебе на дверь.
– Откуда все это тебе так точно известно?
– Я знаю мужчин.
– Вот как? Правда? Насколько мне известно, ты знала в жизни всего двух мужчин, и с обоими ничего не получилось.
– Это ты испортила мои отношения с Карлом.
– Если вам обоим эти отношения были бы действительно дороги, он бы так скоро от них не отказался, а ты бы не послушала моих возражений против вашего брака.
– Я отказалась от него ради тебя.
– Пусть так. Может быть, ты совершила ошибку, а может быть, и нет. Во всяком случае, это – старая история, и, по-моему, пора наконец ее забыть. Но уж я-то из-за тебя от Жан-Поля не откажусь.
– Ты это говоришь всерьез? – Хельга не могла скрыть своего ужаса. – Ты хочешь начать с ним все заново?
– Я говорю: из-за тебя не откажусь. А если порву с ним, то только потому, что решу это сама.
– Если ты опять с ним свяжешься… – начала Хельга, сделав глубокий вздох, и замолкла. Она хотела сказать: «то можешь паковать чемоданы», но в самый последний момент осознала, что Катрин может поймать ее на слове и действительно уйти. – Катрин, – сказала она другим тоном, – дорогая, ну не хочешь же ты действительно опять с ним связаться?
– Я хочу хотя бы его выслушать. На это у него есть полное право.
– Только не воображай себе ничего такого. Справиться с ним тебе не по плечу.
– Видно будет.
Хельга Гросманн еще оставалась в лавке, когда Катрин умчалась. Она еще успела кое-что привести в порядок, проверила, на своем ли месте стоят штабеля картонных коробок, сложила в аккуратную стопку журналы. Без всего этого можно было бы и обойтись, но она внушила себе, что сделать уборку совершенно необходимо.
Существенно было и то, что Катрин не хотела встретиться на выходе с Даниэлой и ждала, пока та уйдет гулять, чтобы покинуть дом самой.
Хельга была крайне обеспокоена ссорой с Катрин. Столь настойчивой она ее раньше не знала, да и Хельге уже много лет не приходилось спорить с таким ожесточением. Она ненавидела яростные столкновения с окружающими ее людьми. Ей пришлось пережить их уже в детстве, так что хватило на всю оставшуюся жизнь. Родители постоянно ссорились друг с другом по всяким поводам, но чаще всего из-за денег. До драки, правда, никогда не доходило, по дух насилия так и носился в воздухе. Во всяком случае, так казалось Хельге, которая и сама слишком часто становилась яблоком раздора. Она никогда не знала, на чью сторону встать: иногда поддерживала отца, но чаще мать, которая постоянно ей жаловалась и плакала у нее на груди. Отец, конечно, ничего подобного не делал. Но каждый раз, когда она ощущала себя связанной с матерью сердцем и душой, когда недолго было и до того, чтобы им обеим покинуть отца и эту невыносимую домашнюю обстановку, родители все-таки мирились, и эти примирения, как казалось Хельге, были столь внезапны и столь же мало объяснимы, как и вспышки новых ссор. Тогда Хельгу моментально сталкивали с пьедестала маминой утешительницы, и она становилась никем и ничем. Она теряла к себе всякое уважение, казалась себе совершенно лишним человеком.
Потом, если все шло нормально, они некоторое время играли в счастливую семью. Взрослея и обогащаясь жизненным опытом, Хельга продолжала жить с дурным предчувствием, что мирное сосуществование в семье недолговечно, что опять придет момент, когда родители по самому ничтожному поводу – из-за невычищенной пепельницы, или слишком высокой суммы счетов за телефонные переговоры, или неправильно выжатого тюбика зубной пасты – снова набросятся друг на друга, готовые биться насмерть.
Хельга буквально сбежала из этого дома, бросившись в объятия уравновешенного, надежного – нет, нет не надежного, а только казавшегося таким, – Густава Гросманна. Она дала себе клятву, что в ее семейной жизни не будет брани, и эту клятву сдержала. Сколько раз она молча переносила неприятности, сколько раз мирилась с проявлениями недостаточного внимания, не позволяя себе ни одного злого слова. Она всегда была ровна, мила и великодушна. Ничего более гармоничного, чем их брак, не существовало в совместной жизни двух любящих людей. Но все это только до тех пор, пока – здесь поток мыслей Хельги прервался, ибо и по сей день воспоминание причиняло ей боль, – пока она не узнала о его неверности. Для нее это было предательством, искупить которое невозможно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62