– Которые всегда приходят уже после того, как ты улетел еще куда-то. А я все время торчу в ожидании, словно солдат на посту, не выезжая из дома – всегда в твоем распоряжении, как только ты изволишь позвать меня.
Он усмехнулся.
– Вот и хорошо. Так и должно быть.
– Я никогда не сетовала. Но если ты собираешься запретить мне…
– Я тебе ничего не запрещаю. Я тебя прошу. А раз ты по этому поводу так разволновалась, значит, мое подозрение основательно.
– Подозрение? Ты меня подозреваешь?
– Подозреваю, что этот тип значит для тебя больше, чем ты хочешь показать.
– Клаазен? Ничего он для меня не значит. Абсолютно ничего.
– Но тогда тебе будет очень просто дать ему понять, что ты не хочешь его видеть.
– Это под каким же предлогом? Сказать ему, что мой друг против?
– Почему бы и нет? Это правда.
– Правда, которая выставит меня на посмешище. – Катрин вошла в роль – «А кто ваш друг?» – спросит он, наверное. – «Жан-Поль Квирин. Вам, конечно, известно это имя?» – «Да, разве он не женат?» – «Ну да, действительно, женат». – «Но в остальном он вам верен?» – «Он никогда этого не утверждал». – Она прервала воображаемый диалог. – Ты ведь и действительно никогда этого не утверждал, а, если бы и утверждал, я бы все равно не имела оснований верить тебе.
– Ты ревнуешь?
– Нет, ревнуешь ты! А права на ревность у тебя нет никакого. Я всегда исходила из того, что наши отношения никак не регламентированы.
Он покраснел от гнева.
– Никак не… Что?
– Никак не регламентированы.
Он стукнул кулаком по столу.
– Как ты смеешь даже произносить такое?
Она невольно приглушила голос:
– Но ведь это так и есть. Я предоставляю тебе полную свободу и никогда не пытаюсь навязать тебе узы законного брака, а ты занимаешься тем, что хочешь заковать меня в кандалы.
– Значит, ты признаешь, что у тебя есть какие-то планы в отношении этого типа?
– Нет, нет, тысячу раз нет! Но прошу тебя, давай заплатим по счету и пойдем своей дорогой, пока нас отсюда не выкинули.
Когда они снова пошли вдоль Рейна, теперь уже вверх по течению, в направлении Старого города, он вдруг униженно попросил:
– Прости меня, ma petite!
Она не была уверена в том, что он раскаялся искренно; ей казалось, что он, скорее, разыграл раскаяние, но она решила пойти на примирение и с кокетливой строгостью сказала:
– Простить после того, как ты не позволил мне спокойно доесть свиную ножку? Никогда!
– Да ведь она все равно была тебе слишком велика. Ты же сама так сказала.
Она рассмеялась и ухватила его под руку.
– Я бы с ней уж как-нибудь справилась. Но как быть с тобой, несчастный ты человек? Ты ведь совсем ничего не съел.
– Скверную закуску исправить невозможно. В этом весь трагизм ситуации.
Все же, когда они прошли половину пути назад, он позволил уговорить себя завернуть в ресторан «Шнелленбург» и проглотил там с отменным аппетитом два небольших пирожка из слоеного теста с мясной начинкой. Катрин выпила чашку кофе. На долгом пути назад к его машине они уже не ссорились, ведя себя так, словно до этого ничего не случилось.
Но когда они остановили машину перед жилым кварталом Ратингена, он сказал:
– Ты не станешь встречаться с этим Клаазеном. Обещай мне.
– Но это чисто деловая встреча.
– Такого не бывает. Не бывает, когда речь идет о такой девочке, как ты.
– Бывает, Жан-Поль! А кроме того, я вовсе не девочка, а вдова с ребенком.
– Для меня ты девочка.
– Ну ладно. Но такая, которая должна сама зарабатывать себе на хлеб.
– Если дело только в деньгах…
– Только не вздумай раскошеливаться! Я совсем не это имела в виду.
– Ну, попытайся от него отделаться, а?
– Жан-Поль, ты, похоже, чуточку свихнулся. Как мужчина этот Клаазен совершенно меня не интересует, тут и говорить не о чем.
– Что он за тип?
– Абсолютно бесцветный.
– И все же я не хочу, чтобы ты с ним встречалась. Если ты к нему действительно равнодушна, то найдешь какую-то возможность ускользнуть от него.
Его упорство обессилило Катрин.
– Ладно, – произнесла она, – я постараюсь. Обещаю тебе. – Обвив его шею руками, она поцеловала его на прощание. – Но это – чистейшее безрассудство.
Жан-Поль сжал ее запястья и чуточку отстранил ее от себя, чтобы заглянуть в глаза.
– Что ты имеешь в виду?
– Ведь Клаазен, хочешь ты этого или нет, мой шеф, или, по крайней мере, работодатель. Не могу же я всю жизнь от него прятаться.
– Этого я от тебя и не требую. Только сегодня.
– А потом?
– Потом видно будет.
– Знаешь, кто ты, Жан-Поль? Отвратительный тиран и к тому же интриган. Но со мною тебе повезло. Дело в том, что я тебя люблю.
Они замерли в долгом поцелуе. Потом она вышла и посмотрела вслед отъезжающей машине. На сердце лежала тяжесть. Но боль расставания не лишена была сладости: хорошо чувствовать себя любимой.
Дома, в Гильдене, сердечной встречи не было. Но Катрин и не ожидала ее. Она знала, что и мать, и дочь всегда играли роль обиженных, когда она от них уезжала.
Бабушка и внучка сидели за столом в гостиной, играя в ромме, и едва взглянули на Катрин, когда она вошла.
– Добрый вечер, вот и я! – весело крикнула путешественница, словно не замечая их мрачноватого настроения.
– Мы ждали тебя раньше, – сказала мать.
– К сожалению, мне еще пришлось убирать комнаты, снимать постельное белье… – Катрин умолкла на полуслове, сообразив, что подобные детали могут показаться матери неприличными.
– Никто тебя не упрекает, дорогая. Скорее, нам следует извиниться перед тобой: мы без тебя поужинали.
– Невелика беда! Если проголодаюсь, то просто сделаю себе бутерброд. А пока я сыта по горло. Днем обедала свиной ножкой.
На это никто не отреагировал.
– Я делаю ход, бабушка. – Даниэла выложила на стол несколько карт. – Вот эти парные, а вот в придачу.
– Только не вздумай закончить!
– Не бойся, не закончу.
Катрин казалось, что этот или совершенно аналогичный диалог она слышала уже тысячу раз. Говорили всегда об одном и том же – и за игрой, и за едой: «Передай масло, пожалуйста», «Кусочек ветчины!», «Можно тебе передать это блюдо?»
Всегда одно и то же. Неужели так во всех семьях? Или только у нее? Или все это совершенно нормально, и она напрасно обращает на это внимание?
У Катрин не было ответа. Но она знала, что совершенно абсурдно такое положение в семье, когда нельзя рассказать о прогулке вдоль Рейна или об испорченном обеде, когда никто ее ни о чем не спрашивает и даже не выражает готовности выслушать ее рассказ.
Вся радость возвращения домой – а она ведь радовалась этому возвращению – вдруг испарилась.
– Я пойду к себе, – произнесла Катрин.
– А сыграть с нами не хочешь? – разочарованно спросила Даниэла.
– Не приставай к маме, она устала! – одернула Хельга Гросманн внучку. – Отдыхай, дорогая, – добавила она, повернувшись к Катрин, – тебе надо восстановить силы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62