Пока она убирала со стола, он открыл бутылку, и к ее возвращению с кухни бокалы были уже наполнены. Она присела рядом с ним на кушетку.
– Можно, я все же погашу свет? – спросила она.
– Нет. Мне больше нравится, когда я тебя вижу. Любовь в темноте столь же мало привлекательна, как и трапеза без освещения.
– О! – только и вымолвила она, прильнув к нему.
Жан-Поль рассказал о запланированном им путешествии в Абруццы и о том, что ему пришлось пережить но время последней поездки туда. Рассказчик он был замечательный, его можно было слушать часами.
И все же Катрин внезапно прервала его.
– Ты был прав!
– Я всегда прав, – с готовностью согласился он, – но почему ты сказала это именно сейчас?
– Мне так приятно смотреть на тебя.
Это признание ничуть его не смутило, он только улыбнулся.
– И причем совершенно бесплатно!
– Рассказывай дальше! А правда, что в Абруццах водятся волки?
– К сожалению, нет. Спортсмены-лыжники их всех извели.
– Тебе их действительно жаль?
– Да, ma petite. Всякий исчезающий вид фауны составляет потерю и для человечества, что совершенно естественно. Волк – красивое и умное животное, от него произошли все наши домашние собаки.
– Да, мне всегда это казалось странным. Молодых волков еще как-то можно приручить, это ясно. Но как превратить волка в мопса, пуделя или терьера – этого я не понимаю.
Он вдруг вскочил, так что Катрин, лишившись опоры, едва удержалась от падения.
– Что случилось? – спросила она. Жан-Поль начал нервно ходить по комнате.
– Едва не забыл: мой издатель ожидает от меня информацию. Сядь, пожалуйста, за пишущую машинку!
– Прямо сейчас? – вскрикнула она. – Нет, это невозможно!
Он перестал расхаживать по комнате и подошел к ней.
– Прости, что я вспомнил только теперь…
– В этом-то я ничего плохого не вижу, Жан-Поль. Просто сейчас я, как бы ни старалась, печатать не в состоянии. Слишком под хмельком.
– Ну, пожалуйста, попробуй хотя бы.
– Нет, бесполезно. Ты же знаешь, что с этой старой машинкой я вообще едва справляюсь.
В ее дюссельдорфской квартире была только механическая портативная пишущая машинка, а в Гильдене она привыкла работать на электронном принтере с дисплеем.
– Стоит мне попросить тебя об услуге, как ты отказываешься.
– Завтра рано утром, – пообещала она, – сразу же после завтрака я сделаю все, что в моих силах. Не говори только, что тогда будет уже слишком поздно.
– Вполне может случиться и так!
– Если это столь важно, почему бы тебе просто не позвонить по телефону?
– Есть такие договоренности, которые нужно излагать письменно.
Катрин почувствовала себя загнанной в угол, но она знала, что именно этого-то он и добивался. Жан-Поль хотел заставить ее напечатать проклятое письмо и тем самым представить ему доказательство ее любви. Она же находила это, с одной стороны, обидным: ведь он вырывал ее из состояния беззаботности и окрыленности. Но, с другой стороны, одновременно он и забавлял ее, и веселил.
– Ты как капризный мальчишка, – произнесла Катрин, – все должны делать то, что взбредет тебе в голову.
– Так ведь голова-то хорошая. – Он постучал кулаком по своему виску. – И это позволяет мне хорошо видеть реальное положение вещей.
– Ты в этом уверен? – спросила она. – Я хочу сказать: ты действительно убежден в том, что способен правильно оценивать окружающее?
Он помедлил с ответом.
– Насколько возможно – да.
– Значит, все же не всегда?
– Деточка моя дорогая, один умный человек как-то сказал – подожди минутку, я попытаюсь процитировать: «Попытка осмыслить Вселенную – одна из немногих вещей, которые возвышают человеческое существование со ступени фарса до уровня элегантности, присущей трагизму».
– Звучит весьма впечатляюще. Можешь повторить еще раз?
Он выполнил ее просьбу.
– И кому же принадлежит эта сентенция?
– Стивену Вейнбергу.
Катрин удивленно взглянула на него: имя ей ничего не говорило.
– Он был лауреатом Нобелевской премии по физике.
– А Эйнштейн утверждал: чем глубже человек проникает в тайны Вселенной, тем сильнее становится его вера в Бога.
– Умница моя маленькая! Кажется, не исключено, что оба великих физика имели в виду одно и то же.
В этот момент зазвонил телефон.
– Пусть звонит, – заметил он. – Наверняка кто-то не туда попал. Кому известно, что ты здесь?
– Это мои домашние, – ответила она, подбегая к столу и снимая трубку. – Да?
– Халло, мамочка! – Голос Даниэлы звучал издалека, очень устало и взволнованно. – Мне пришлось тебе позвонить, чтобы рассказать про театральное представление.
«Ей пришлось позвонить, – подумала Катрин, – значит, по собственному побуждению она бы этого не сделала. Или, может быть, она просто так забавно выразилась?»
– Ну, рассказывай, что там было, – сказала она вслух.
– Профессор Хиггинс – просто глупый старикашка. Ради такого ни одна уважающая себя девушка, конечно же, не стала бы ломать копья.
– А что же Элиза?
– Ох, как скверно он с ней обращается! Уж я бы давно швырнула ему в лицо эти домашние туфли!
– Попроси у бабушки книжку с этой пьесой. Тогда ты сможешь перечитать всю историю.
– Зачем? Теперь я ее уже и так знаю!
– Тоже верно. Но подробнее мы об этом еще побеседуем. А теперь ложись-ка в постель.
– Мамуля, ты когда приедешь домой?
Катрин прикрыла нижнюю часть трубки рукой.
– Сколько у тебя еще времени для меня? – спросила она Жан-Поля шепотом.
– Завтра вечером должен быть во Франкфурте.
– Завтра вечером, Даниэла, – ответила она дочери.
– Не раньше?
– Скажи бабушке, пусть попросит Тилли…
– Она давно уже это сделала.
– Вот и хорошо, дорогая. Сердечный привет бабушке. И приятных тебе снов.
Класть трубку первой Катрин не хотела, чтобы не обидеть дочь.
– Подожди! – попросила Даниэла. – Может, еще бабушка захочет с тобой поговорить.
Катрин снова прикрыла низ трубки ладонью.
– Еще минутку!
Видимо, и на другом конце провода что-то было сказано шепотом.
– Нет, она говорить не будет! – сообщила Даниэла. – Спокойной ночи, мамочка!
Катрин дождалась коротких гудков и положила трубку.
– Ну вот, – сказала она с облегчением.
– Особой радости ты, кажется, не испытала, – констатировал он.
– Какая уж радость! Звонок был вообще ни к чему.
– Зачем же ты сняла трубку?
– Кажется, ты ничего не понимаешь в детях. Даниэла добивалась бы меня по меньшей мере до полуночи. И возможно, беспокоилась бы обо мне.
– Но ведь там и твоя мать. Она могла бы отговорить малышку от попыток добиться разговора.
– Да, возможно. Право, не знаю. – Катрин даже себе самой не хотела признаться, что, наверное, именно мать и настроила Даниэлу на этот поздний звонок и что от Хельги вполне можно ждать такой настойчивости, перед которой устоять невозможно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62
– Можно, я все же погашу свет? – спросила она.
– Нет. Мне больше нравится, когда я тебя вижу. Любовь в темноте столь же мало привлекательна, как и трапеза без освещения.
– О! – только и вымолвила она, прильнув к нему.
Жан-Поль рассказал о запланированном им путешествии в Абруццы и о том, что ему пришлось пережить но время последней поездки туда. Рассказчик он был замечательный, его можно было слушать часами.
И все же Катрин внезапно прервала его.
– Ты был прав!
– Я всегда прав, – с готовностью согласился он, – но почему ты сказала это именно сейчас?
– Мне так приятно смотреть на тебя.
Это признание ничуть его не смутило, он только улыбнулся.
– И причем совершенно бесплатно!
– Рассказывай дальше! А правда, что в Абруццах водятся волки?
– К сожалению, нет. Спортсмены-лыжники их всех извели.
– Тебе их действительно жаль?
– Да, ma petite. Всякий исчезающий вид фауны составляет потерю и для человечества, что совершенно естественно. Волк – красивое и умное животное, от него произошли все наши домашние собаки.
– Да, мне всегда это казалось странным. Молодых волков еще как-то можно приручить, это ясно. Но как превратить волка в мопса, пуделя или терьера – этого я не понимаю.
Он вдруг вскочил, так что Катрин, лишившись опоры, едва удержалась от падения.
– Что случилось? – спросила она. Жан-Поль начал нервно ходить по комнате.
– Едва не забыл: мой издатель ожидает от меня информацию. Сядь, пожалуйста, за пишущую машинку!
– Прямо сейчас? – вскрикнула она. – Нет, это невозможно!
Он перестал расхаживать по комнате и подошел к ней.
– Прости, что я вспомнил только теперь…
– В этом-то я ничего плохого не вижу, Жан-Поль. Просто сейчас я, как бы ни старалась, печатать не в состоянии. Слишком под хмельком.
– Ну, пожалуйста, попробуй хотя бы.
– Нет, бесполезно. Ты же знаешь, что с этой старой машинкой я вообще едва справляюсь.
В ее дюссельдорфской квартире была только механическая портативная пишущая машинка, а в Гильдене она привыкла работать на электронном принтере с дисплеем.
– Стоит мне попросить тебя об услуге, как ты отказываешься.
– Завтра рано утром, – пообещала она, – сразу же после завтрака я сделаю все, что в моих силах. Не говори только, что тогда будет уже слишком поздно.
– Вполне может случиться и так!
– Если это столь важно, почему бы тебе просто не позвонить по телефону?
– Есть такие договоренности, которые нужно излагать письменно.
Катрин почувствовала себя загнанной в угол, но она знала, что именно этого-то он и добивался. Жан-Поль хотел заставить ее напечатать проклятое письмо и тем самым представить ему доказательство ее любви. Она же находила это, с одной стороны, обидным: ведь он вырывал ее из состояния беззаботности и окрыленности. Но, с другой стороны, одновременно он и забавлял ее, и веселил.
– Ты как капризный мальчишка, – произнесла Катрин, – все должны делать то, что взбредет тебе в голову.
– Так ведь голова-то хорошая. – Он постучал кулаком по своему виску. – И это позволяет мне хорошо видеть реальное положение вещей.
– Ты в этом уверен? – спросила она. – Я хочу сказать: ты действительно убежден в том, что способен правильно оценивать окружающее?
Он помедлил с ответом.
– Насколько возможно – да.
– Значит, все же не всегда?
– Деточка моя дорогая, один умный человек как-то сказал – подожди минутку, я попытаюсь процитировать: «Попытка осмыслить Вселенную – одна из немногих вещей, которые возвышают человеческое существование со ступени фарса до уровня элегантности, присущей трагизму».
– Звучит весьма впечатляюще. Можешь повторить еще раз?
Он выполнил ее просьбу.
– И кому же принадлежит эта сентенция?
– Стивену Вейнбергу.
Катрин удивленно взглянула на него: имя ей ничего не говорило.
– Он был лауреатом Нобелевской премии по физике.
– А Эйнштейн утверждал: чем глубже человек проникает в тайны Вселенной, тем сильнее становится его вера в Бога.
– Умница моя маленькая! Кажется, не исключено, что оба великих физика имели в виду одно и то же.
В этот момент зазвонил телефон.
– Пусть звонит, – заметил он. – Наверняка кто-то не туда попал. Кому известно, что ты здесь?
– Это мои домашние, – ответила она, подбегая к столу и снимая трубку. – Да?
– Халло, мамочка! – Голос Даниэлы звучал издалека, очень устало и взволнованно. – Мне пришлось тебе позвонить, чтобы рассказать про театральное представление.
«Ей пришлось позвонить, – подумала Катрин, – значит, по собственному побуждению она бы этого не сделала. Или, может быть, она просто так забавно выразилась?»
– Ну, рассказывай, что там было, – сказала она вслух.
– Профессор Хиггинс – просто глупый старикашка. Ради такого ни одна уважающая себя девушка, конечно же, не стала бы ломать копья.
– А что же Элиза?
– Ох, как скверно он с ней обращается! Уж я бы давно швырнула ему в лицо эти домашние туфли!
– Попроси у бабушки книжку с этой пьесой. Тогда ты сможешь перечитать всю историю.
– Зачем? Теперь я ее уже и так знаю!
– Тоже верно. Но подробнее мы об этом еще побеседуем. А теперь ложись-ка в постель.
– Мамуля, ты когда приедешь домой?
Катрин прикрыла нижнюю часть трубки рукой.
– Сколько у тебя еще времени для меня? – спросила она Жан-Поля шепотом.
– Завтра вечером должен быть во Франкфурте.
– Завтра вечером, Даниэла, – ответила она дочери.
– Не раньше?
– Скажи бабушке, пусть попросит Тилли…
– Она давно уже это сделала.
– Вот и хорошо, дорогая. Сердечный привет бабушке. И приятных тебе снов.
Класть трубку первой Катрин не хотела, чтобы не обидеть дочь.
– Подожди! – попросила Даниэла. – Может, еще бабушка захочет с тобой поговорить.
Катрин снова прикрыла низ трубки ладонью.
– Еще минутку!
Видимо, и на другом конце провода что-то было сказано шепотом.
– Нет, она говорить не будет! – сообщила Даниэла. – Спокойной ночи, мамочка!
Катрин дождалась коротких гудков и положила трубку.
– Ну вот, – сказала она с облегчением.
– Особой радости ты, кажется, не испытала, – констатировал он.
– Какая уж радость! Звонок был вообще ни к чему.
– Зачем же ты сняла трубку?
– Кажется, ты ничего не понимаешь в детях. Даниэла добивалась бы меня по меньшей мере до полуночи. И возможно, беспокоилась бы обо мне.
– Но ведь там и твоя мать. Она могла бы отговорить малышку от попыток добиться разговора.
– Да, возможно. Право, не знаю. – Катрин даже себе самой не хотела признаться, что, наверное, именно мать и настроила Даниэлу на этот поздний звонок и что от Хельги вполне можно ждать такой настойчивости, перед которой устоять невозможно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62