Во всяком случае, она выиграла неофициальное состязание с госпожой Пёль, у которой было куда меньше предложений.
– Поздравляю, – прошипела та сквозь искривившиеся от злости губы, – успех полный.
Катрин делала заметки на возвращавшихся к ней листах.
– Пожалуйста, не воспринимайте это в столь личном плане, госпожа Пёль.
– Отчего же?! Я так рада, что скоро разделаюсь со всей этой галиматьей!
– Могут услышать, – предостерегла ее Катрин.
– Да что я, не знаю что ли, что вы ждете не дождетесь, чтобы освободилось место!
Катрин отказалась от попытки разъяснить госпоже Пёль, что вовсе не собирается занимать ее место: личные усобицы во время заседания были уж совсем некстати. Поэтому Катрин снова сосредоточилась на выступлении главного редактора, который как раз в этот момент попросил высказывать предложения по тематике воспитательных и литературно-развлекательных материалов.
– Солнечные ванны, – предложила госпожа Ригер. – Опасность и польза, озоновые дыры в атмосфере, рак кожи и прочее в этом роде.
– Звучит не слишком-то привлекательно, – произнес Клаазен.
Катрин было неловко просить слова в присутствии всех ответственных лиц журнала, но она все-таки собралась с духом:
– Тема интересная. Следовало бы разъяснить читательницам, что нагота это еще вовсе не эротика.
– Вы находите, что это вещи разные? – спросил Клаазен.
Катрин продолжила свою мысль:
– Безусловно. Я могу себе представить, что женщина обретает некое особое чувство свободы, снимая верхнюю часть купальника «бикини», то есть лиф…
– Вы сами этого еще никогда не делали? – прервала ее госпожа Ригер.
– Нет, – призналась Катрин.
– Тогда и судить об этом не можете.
– Могу все же, госпожа Ригер. Пусть не как практикующая нудистка, а лишь как зритель. Если одна женщина из десяти скинет с себя одежду, она привлечет всеобщее внимание независимо от того, красива ее грудь или нет. Но если в полуголом виде выступают многие, то это уже не дает привлекающего эффекта, а действует отупляюще. И тогда интереснее для посторонних будет как раз та, которая оставит на себе верхнюю часть купальника, а еще лучше – та, которая появится в сплошном, закрытом купальном костюме.
Госпожа Ригер явно хотела еще что-то сказать по этому поводу, но Клаазен сделал жест рукой, означающий, что все ясно.
– Достаточно, – резюмировал он. – Изложите ваши соображения письменно, госпожа Лессинг. Затроньте при этом все, что вам покажется нужным.
– Может быть, следовало бы поместить этот материал в том же номере, где мы предлагаем связать крючком купальники «бикини»?
– Очень хорошо. Что у нас дальше? Представлялись, обсуждались, отвергались или принимались прочие предложения. Катрин живо все это воспринимала, но через некоторое время в голове у нее зашумело. Постепенно устали и другие присутствующие. Ответственный секретарь совсем замолчала и начала рисовать на бумаге человечков, редактор информационного отдела неприкрыто зевала, а госпожа Ригер все чаще поглядывала на часы.
Первой подала сигнал к закрытию совещания госпожа Пёль – не потому, что ей подобало это сделать, а потому, что она уже наполовину ушла в свою личную жизнь.
– Как ни жаль, друзья, – сказала она, – но с меня хватит. Не могу больше заставлять мужа ждать, пока я изволю явиться.
– Ах, он, бедняжка, – съязвила госпожа Ригер.
– Легко говорить тому, кого дома никто не ждет! – парировала удар госпожа Пёль и встала со стула.
– По существу-то вы правы, – признала заместитель главного, – уже совсем поздно, и вспышки нашей мысли становятся все слабее. Вот только приведенная вами причина более чем наивна для женщины-служащей.
– Ну, скоро я таковой уже не буду, – кичливо ответила госпожа Пёль и сделала шаг к двери. – Всем спокойной ночи.
– Значит, заканчиваем?
Клаазен произнес это в форме вопроса, обращенного к заместителю, но все восприняли его слова как сигнал отбоя. Одни поторопились исчезнуть, другие еще потягивались на своих местах, обмениваясь частными замечаниями.
Хотя для Катрин совещание прошло вполне успешно, она ощущала легкое разочарование, сама не понимая, откуда оно взялось. Пожелав всем спокойной ночи, она направилась к выходу.
– Госпожа Лессинг! – крикнул ей вслед Клаазен. – Подождите минутку!
Ее сердце забилось чуть быстрее. Она очень медленно повернулась к нему.
– Да?
– Вы еще долго пробудете в Гамбурге?
– Как получится. Я бы хотела еще раз переговорить с госпожой Пёль о моих эскизах.
– Наша примерная ученица! – съязвила госпожа Ригер, стоявшая рядом с Клаазеном.
– Я полагаю, – продолжила Катрин, – что легче все это оговорить на месте, чем заниматься перепиской по почте. Но если вы считаете, что в этом нет необходимости…
Клаазен прервал ее:
– Вы же знаете, что, с моей точки зрения, было бы лучше всего, если бы вы постоянно жили в Гамбурге, госпожа Лессинг.
– Но из этого ничего не получится, потому что она не может уехать из Гильдена, – объявила госпожа Ригер. – Ну ладно, доброй ночи вам обоим!
Госпожа Ригер вышла из конференц-зала. Катрин и Клаазен остались вдвоем.
– Зайдем куда-нибудь перекусить? – спросил он. Она подумала о своей матери, которая, видимо, уже ждет звонка – стрелка часов перешагнула за десять.
– Или у вас другие планы? – снова спросил он.
– Нет, – отвечала Катрин, – и я бы с удовольствием немного поела…
– Есть какие-то «но»?
– Хотелось бы позвонить домой, сказать несколько слов матери.
Клаазен указал на телефон, стоявший в конце стола.
– Спасибо! – Катрин сняла трубку и набрала номер. Код она помнила наизусть.
Хельга Гросманн подошла сразу же.
– Алло, мама! Заседание окончено. Все прошло хорошо. Звоню, только чтобы сообщить об этом.
Катрин взглянула на Эрнста Клаазена, который ждал у двери, делая вид, что не слушает. Он был в серой тройке, в рубашке с галстуком – такой же элегантный и незаметный, каким она его знала всегда.
– Нет, – сказала Катрин в трубку, – нет еще, мама. Я хочу пойти перекусить. Нет, больше сегодня звонить не буду. Это совсем ни к чему. Нет, мама. Поцелуй Даниэлу и ложись спать. Да, да, я знаю, что звонок тебя не обеспокоит, но мне звонить будет неудобно. Доброй ночи, мама. Завтра позвоню еще. – Она со вздохом положила трубку.
– Отлично сделано, – произнес он, даже не давая себе труда изобразить улыбку. – Заняли круговую оборону, так?
– Значит, подслушивали?
– Это было неизбежно.
– Но вы могли оставить меня одну?
– Мог бы, – произнес он без всяких колебаний, – но вы должны понимать, какой интерес я проявляю к вашим маленьким тайнам.
– А никаких тайн и не было. Я днем обещала матери, что позвоню, как только вернусь в пансионат, но решила сделать это уже сейчас.
Он понимающе глядел на нее своими светло-голубыми глазами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62
– Поздравляю, – прошипела та сквозь искривившиеся от злости губы, – успех полный.
Катрин делала заметки на возвращавшихся к ней листах.
– Пожалуйста, не воспринимайте это в столь личном плане, госпожа Пёль.
– Отчего же?! Я так рада, что скоро разделаюсь со всей этой галиматьей!
– Могут услышать, – предостерегла ее Катрин.
– Да что я, не знаю что ли, что вы ждете не дождетесь, чтобы освободилось место!
Катрин отказалась от попытки разъяснить госпоже Пёль, что вовсе не собирается занимать ее место: личные усобицы во время заседания были уж совсем некстати. Поэтому Катрин снова сосредоточилась на выступлении главного редактора, который как раз в этот момент попросил высказывать предложения по тематике воспитательных и литературно-развлекательных материалов.
– Солнечные ванны, – предложила госпожа Ригер. – Опасность и польза, озоновые дыры в атмосфере, рак кожи и прочее в этом роде.
– Звучит не слишком-то привлекательно, – произнес Клаазен.
Катрин было неловко просить слова в присутствии всех ответственных лиц журнала, но она все-таки собралась с духом:
– Тема интересная. Следовало бы разъяснить читательницам, что нагота это еще вовсе не эротика.
– Вы находите, что это вещи разные? – спросил Клаазен.
Катрин продолжила свою мысль:
– Безусловно. Я могу себе представить, что женщина обретает некое особое чувство свободы, снимая верхнюю часть купальника «бикини», то есть лиф…
– Вы сами этого еще никогда не делали? – прервала ее госпожа Ригер.
– Нет, – призналась Катрин.
– Тогда и судить об этом не можете.
– Могу все же, госпожа Ригер. Пусть не как практикующая нудистка, а лишь как зритель. Если одна женщина из десяти скинет с себя одежду, она привлечет всеобщее внимание независимо от того, красива ее грудь или нет. Но если в полуголом виде выступают многие, то это уже не дает привлекающего эффекта, а действует отупляюще. И тогда интереснее для посторонних будет как раз та, которая оставит на себе верхнюю часть купальника, а еще лучше – та, которая появится в сплошном, закрытом купальном костюме.
Госпожа Ригер явно хотела еще что-то сказать по этому поводу, но Клаазен сделал жест рукой, означающий, что все ясно.
– Достаточно, – резюмировал он. – Изложите ваши соображения письменно, госпожа Лессинг. Затроньте при этом все, что вам покажется нужным.
– Может быть, следовало бы поместить этот материал в том же номере, где мы предлагаем связать крючком купальники «бикини»?
– Очень хорошо. Что у нас дальше? Представлялись, обсуждались, отвергались или принимались прочие предложения. Катрин живо все это воспринимала, но через некоторое время в голове у нее зашумело. Постепенно устали и другие присутствующие. Ответственный секретарь совсем замолчала и начала рисовать на бумаге человечков, редактор информационного отдела неприкрыто зевала, а госпожа Ригер все чаще поглядывала на часы.
Первой подала сигнал к закрытию совещания госпожа Пёль – не потому, что ей подобало это сделать, а потому, что она уже наполовину ушла в свою личную жизнь.
– Как ни жаль, друзья, – сказала она, – но с меня хватит. Не могу больше заставлять мужа ждать, пока я изволю явиться.
– Ах, он, бедняжка, – съязвила госпожа Ригер.
– Легко говорить тому, кого дома никто не ждет! – парировала удар госпожа Пёль и встала со стула.
– По существу-то вы правы, – признала заместитель главного, – уже совсем поздно, и вспышки нашей мысли становятся все слабее. Вот только приведенная вами причина более чем наивна для женщины-служащей.
– Ну, скоро я таковой уже не буду, – кичливо ответила госпожа Пёль и сделала шаг к двери. – Всем спокойной ночи.
– Значит, заканчиваем?
Клаазен произнес это в форме вопроса, обращенного к заместителю, но все восприняли его слова как сигнал отбоя. Одни поторопились исчезнуть, другие еще потягивались на своих местах, обмениваясь частными замечаниями.
Хотя для Катрин совещание прошло вполне успешно, она ощущала легкое разочарование, сама не понимая, откуда оно взялось. Пожелав всем спокойной ночи, она направилась к выходу.
– Госпожа Лессинг! – крикнул ей вслед Клаазен. – Подождите минутку!
Ее сердце забилось чуть быстрее. Она очень медленно повернулась к нему.
– Да?
– Вы еще долго пробудете в Гамбурге?
– Как получится. Я бы хотела еще раз переговорить с госпожой Пёль о моих эскизах.
– Наша примерная ученица! – съязвила госпожа Ригер, стоявшая рядом с Клаазеном.
– Я полагаю, – продолжила Катрин, – что легче все это оговорить на месте, чем заниматься перепиской по почте. Но если вы считаете, что в этом нет необходимости…
Клаазен прервал ее:
– Вы же знаете, что, с моей точки зрения, было бы лучше всего, если бы вы постоянно жили в Гамбурге, госпожа Лессинг.
– Но из этого ничего не получится, потому что она не может уехать из Гильдена, – объявила госпожа Ригер. – Ну ладно, доброй ночи вам обоим!
Госпожа Ригер вышла из конференц-зала. Катрин и Клаазен остались вдвоем.
– Зайдем куда-нибудь перекусить? – спросил он. Она подумала о своей матери, которая, видимо, уже ждет звонка – стрелка часов перешагнула за десять.
– Или у вас другие планы? – снова спросил он.
– Нет, – отвечала Катрин, – и я бы с удовольствием немного поела…
– Есть какие-то «но»?
– Хотелось бы позвонить домой, сказать несколько слов матери.
Клаазен указал на телефон, стоявший в конце стола.
– Спасибо! – Катрин сняла трубку и набрала номер. Код она помнила наизусть.
Хельга Гросманн подошла сразу же.
– Алло, мама! Заседание окончено. Все прошло хорошо. Звоню, только чтобы сообщить об этом.
Катрин взглянула на Эрнста Клаазена, который ждал у двери, делая вид, что не слушает. Он был в серой тройке, в рубашке с галстуком – такой же элегантный и незаметный, каким она его знала всегда.
– Нет, – сказала Катрин в трубку, – нет еще, мама. Я хочу пойти перекусить. Нет, больше сегодня звонить не буду. Это совсем ни к чему. Нет, мама. Поцелуй Даниэлу и ложись спать. Да, да, я знаю, что звонок тебя не обеспокоит, но мне звонить будет неудобно. Доброй ночи, мама. Завтра позвоню еще. – Она со вздохом положила трубку.
– Отлично сделано, – произнес он, даже не давая себе труда изобразить улыбку. – Заняли круговую оборону, так?
– Значит, подслушивали?
– Это было неизбежно.
– Но вы могли оставить меня одну?
– Мог бы, – произнес он без всяких колебаний, – но вы должны понимать, какой интерес я проявляю к вашим маленьким тайнам.
– А никаких тайн и не было. Я днем обещала матери, что позвоню, как только вернусь в пансионат, но решила сделать это уже сейчас.
Он понимающе глядел на нее своими светло-голубыми глазами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62