ТВОРЧЕСТВО

ПОЗНАНИЕ

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 

Все как под Эчукой.
День был хмурый и скучный. Прохладный ветерок, производимый движением судна, проникал через открытые окна рубки. Но вот впереди по ходу корабля на светло-серых стволах вспыхнули яркие солнечные лучи; темные листья зажглись оливковым и янтарным цветом, тоненькие веточки превратились в алые шелковые нити.
Дели ясно ощутила: она на самом деле вышла в увлекательное путешествие через необжитые районы Австралии, расположенные в верховьях реки Дарлинг, и рядом с ней человек, которого она любит.
Радость переполняла ее сердце и грозила взорвать его, как перегретый котел. От избытка чувств она ухватилась за конец свисающей веревки и потянула. Раздался гудок.
– Стоп! Держи швартовы! – истошно закричал попугай.
Помощник капитана был шокирован ее легкомысленным поступком. Брентон нахмурил брови.
– Никогда не делай этого, Дел! Механик подумает, я выпускаю пар, чтобы притормозить у дровяного склада, и сбросит давление. Или шкипер на барже решит, что это сигнал к завтраку.
– Извини, пожалуйста, – сказала Дели, покраснев. Тем не менее она подняла голову и прислушалась к свободному, раскатистому эху, донесшемуся от берегов, скрытых за дальним поворотом. «Это потому, что я тебя люблю», – чуть не сказала она в свое оправдание. Но там был помощник капитана, он высунулся из окна рубки, чтобы разглядеть верстовое дерево, на котором было помечено расстояние до Олбери.
– Вроде пятерка… – бормотал он про себя. – Попробуй разгляди эти треклятые цифры на таком расстоянии. Каждая складка коры похожа на цифру пять. Ладно, будем считать, что до Олбери 365 речных миль.
Дели прикорнула в своем уголке, тихонько что-то про себя напевая. Она плывет, это главное. Будущее уносит ее все дальше, от одного поворота реки к другому.
Может, движение – только иллюзия, и в действительности движутся берега, а судно стоит на неподвижной реке? Это не имеет никакого значения. Поток жизни может плыть к ней, или уносить ее с собой, ей это все равно. Она раскинула руки, чтобы притянуть, вобрать в себя все впечатления, вплоть до последнего, самого главного акта – акта смерти. Снаружи прозрачные волны бились о берег.
Близ Кундрука были сложены на берегу штабеля толстых эвкалиптовых бревен, кучи кроваво-красных опилок источали немыслимый аромат. Позади себя они увидели дымок из трубы «Успеха», который вышел сразу после них. Дроссельный клапан немедленно открыли и в топку подбросили дров, не жалея. Вскоре они оторвались от «Успеха».
Затем целых семнадцать миль они крутились вокруг острова Кембла, где кенгуру и дикие кабаны с любопытством глазели на них из зарослей тростника. Половину речного русла занимал остров, вследствие чего река сужалась до узкого пролива. Нижние ветки прибрежных деревьев задевали за борта судна, на палубу сыпались листья, веточки, птичьи гнезда.
Помощник капитана отработал шестичасовую смену, и его сменил Бен. Из-за перекоса груза «Филадельфия» стала неповоротливой и огибала излучины неуклюже, точно одурманенный краб.
Бен, тщедушный и неловкий, в съехавших брюках, один лишь раз посмотрел на жену капитана своими застенчивыми черными глазами и больше смотреть не решался. Уши у него вздрагивали, когда он чувствовал на себе взгляд ее синих глаз, таких огромных и ласковых. В ответ на ее дружеское приветствие он выдавил из себя нечто нечленораздельное и уставился на ручку штурвала.
В то утро Брентон сделал в судовом журнале следующую запись:
6 часов вечера: судно перегружено с креном на правый борт и зарывается носом на три дюйма. Перекос делает управление почти невозможным. За мостом Суон-Хилл надо сделать остановку и разместить груз по каргоплану .
В разговоре с командой Брентон не злоупотреблял терминами, однако записи в судовом журнале были выдержаны в строго морских традициях.
Они сделали остановку у Фолкнеровского дровяного склада, где шестифутовые поленья для топки передавались на борт по цепочке грузчиков, вставших на сходнях. Пока перекладывали грузы, Дели решила поискать свежего молока. На голом берегу стоял маленький деревенского типа дом, построенный из дерева и железа.
Костлявая женщина в темном платье, длинном фартуке и чепце вышла к Дели и нехотя налила ей в котелок молока на три пенни.
– Сколько тебе лет? – спросила она, с любопытством разглядывая тоненькую фигурку в розовой батистовой блузке и прямой юбке, схваченной у талии широким поясом, блестящие темные волосы и цветущее лицо.
– Двадцать один.
– А сколько мне дашь?
– Ну… я не знаю, – Дели посмотрела на темное от загара лицо, морщины у рта, на загрубевшие руки, прямые мышиного цвета волосы, выбившиеся из-под чепца, на щербатый рот и в смущении отвела глаза.
– Мне двадцать пять, я старше тебя не четыре года, – сказала фермерша с горькой улыбкой. – По мне этого не скажешь, правда? У меня была тяжелая жизнь. С десяти лет ишачила на коров: до школы подоишь, потом после школы, вечером, когда уже и сидеть-то не можешь от усталости… Ненавижу коров!
Три крепыша от пяти до семи лет, уцепившись за материнскую юбку, исподлобья рассматривали незнакомку.
«Зачем же тогда ты выходила за фермера?» – хотела спросить Дели, но не спросила. У этой женщины не было другого выхода. У нее не было возможности получить образование и профессию, ей оставался только один путь – на ферму. Всю жизнь, до самой смерти она будет привязана к ненавистным ей коровам.
– Иногда я готова вопить от страха, выгоняя коров из болота, кишащего змеями. Река здесь тоже опасная, не могу дождаться, когда дети вырастут, просто не верю, что это будет. Нам никогда не выбраться отсюда, – ее голос звучал безнадежно, однако отчаяния в нем не было, скорее угадывалось даже своеобразное достоинство и гордость.
Дели стало страшно неловко, будто это она была виновата в том, что этой женщине приходится вести беспросветную, серую жизнь. Она устыдилась своих ухоженных рук, своего румянца. Желая хоть чем-то утешить несчастную, она выпалила:
– А я вот больна, мне надо больше отдыхать. Доктор сказал, что здешний климат полезен для больных туберкулезом, и…
Женщина отпрянула от Дели, будто воочию увидела облако зловредных микробов, вылетающих из ее рта.
– Не подходите! Сейчас же домой! – сердито закричала она на детей, – Не смейте приближаться к ней, я кому сказала!
Она подхватила младшую девочку, направлявшуюся к Дели на своих еще нетвердых ножках, пуская пузыри на слюнявых губах.
В ее голосе было столько брезгливости, что Дели была поражена до глубины души.
– Я ведь не прокаженная и не чумная, – крикнула она в их удаляющиеся спины.
Покой души был нарушен. Что, если и Брентон воспринимает ее болезнь похожим образом?
«Успех» должен бы был нагнать их на стоянке, однако о нем не было ни слуху, ни духу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202