– Очень хорошо! – похвалил он. – Эти солнечные блики на воде, эти пятнистые прозрачные тени очень удачно передают дыхание летнего дня…
– Вы так думаете? – Смущение, испытываемое ею всякий раз при показе своих работ на этот раз усиливалось воспоминаниями об обстоятельствах, при которых он впервые увидел эту картину. Хочет ли она, чтобы он поцеловал ее так, как тогда? Учащенный пульс подсказывал: да, хочет. По его виду было заметно, что он думает о том же.
– Получилось недурно, если принять во внимание, что вам тогда помешали, – его глаза явно смеялись. Она опустила взор, чувствуя, что краснеет.
– Это надо отпраздновать! – вскричал он, вскакивая с места.
Потянув за конец веревки, он вытащил из воды мокрый мешок, в котором звякнуло стекло. На свет появились две бутылки, в которых заиграло темное пиво; вокруг мешка расплывалась на досках темная лужа.
– За успехи мисс Филадельфии Гордон! Пусть сразит она всех мельбурнских критиков!
– Я ставлю под своими картинами имя «Дельфина», – застенчиво уточнила она, потягивая пиво. Оно было очень горькое, и она выпила его быстро, как пьют лекарство.
– Мне больше нравится имя «Филадельфия»: я привык к нему, постоянно видя его начертанным на стене рубки. А вы можете называть меня Тедди. «Господин Эдвардс» звучит чересчур официально.
– Я предпочитаю называть вас Брентоном.
– Брентон так Брентон! Никто еще не называл меня так, кроме моей матери, которую вы мне напоминаете. У нее была такая же гладкая белая кожа, как у вас… будто слоновая кость, но теплая и живая. – Она смешалась от его упорного взгляда. Краска залила ее бледную кожу от шеи до кончиков волос на лбу.
– Кончайте свое пиво и пойдемте вешать картину! Вы мне покажете место для нее, – он достал из коробки проволоку, гвозди и шурупы. – Но, может, вы хотите еще пончиков с вареньем?
– Нет, спасибо. Я чувствую себя камнем, готовым идти ко дну.
– Упаси Бог! Разве они такие тяжелые?
– Нет, но я съела их неимоверное количество. Сейчас я помогу вам помыть посуду.
– Ерунда! А-Ли завтра помоет.
– Но это несправедливо! – Она встала и начала собирать тарелки. Однако с непривычки пиво ударило ей в ноги. Одна тарелка упала на пол и разбилась.
Дели начала было извиняться, но он со смехом напомнил ей, что тарелка наполовину принадлежала ей, и убедил оставить посуду в покое. Вручив ей фонарь, он провел ее по узкой лестнице в маленький салон, который был отделан панелями. Рядом располагались еще две каюты. Брентон приложил картину к узкому простенку.
– Это самое подходящее место, как мне кажется.
– Да, днем здесь будет достаточно света. Повесьте ее не слишком высоко, на уровне глаз.
Он забил гвоздь и аккуратно приладил картину; потом отступил назад, к самому порогу, чтобы полюбоваться на дело своих рук.
– Хорошо! – одобрила Дели, направляя свет фонаря на стену.
– Осторожнее с огнем!
Он отобрал у нее фонарь и, поставив его на пол, взял ее руку в свои. Их лица оказались в тени. Она видела лишь его блестящие глаза, а он стоял, возвышаясь над ее хрупкой фигуркой и смотрел на нее каким-то загадочным взглядом. Сердце у нее заколотилось так, что стало трудно дышать, но она не могла пошевелиться, точно кролик, загипнотизированный удавом. На какие-то мгновения ей показалось: ее больше нет, нечто непонятное захватило и поглотило ее, приподняв над землей…
Наконец, она пришла в себя, но его губы не отпускали ее. В отчаянии она вцепилась в его густые волосы и рывком оттянула его голову назад.
– Что вы делаете! – вскрикнул Брентон. Ему было больно.
– Но я… я чуть не задохнулась.
– О, простите меня, любимая! Я только хотел… – Он прижался щекой к ее волосам и обнял за плечи одной рукой. Пальцами другой руки он нежно провел по мочкам ушей, по бровям и щекам, по дрожащим губам, по теплой шее, где билась над высоким воротником блузки слабая жилка. Казалось, он хочет запомнить ее всю – навсегда.
Это подействовало на девушку сильнее, чем убийственные поцелуи. Она приникла к нему, без мысли, без воли. Ничто больше не имело значения, остальной мир перестал существовать.
– Вы не хотели бы… – голос Брентона звучал хрипло. – Вы не хотели бы покататься на лодке?
Точно утопающий, которому бросили спасательный круг, она благодарно ухватилась за эти спасительные слова:
– О да! Да! Очень хочу.
Все стало на свои места. У их ног, как и вечность назад, горел фонарь. Брентон поднял его, и они вышли под ночное небо. Крупные холодные звезды ярко сияли во тьме, отбрасывая на реку дрожащие пятна. Приглушенные огни судов, стоявших выше по течению, мягко падали на воду.
В полном молчании они прошли на нижнюю палубу, и Брентон подтянул шлюпку к корме. С одного из ближних судов послышался взрыв смеха, потом над водой неожиданно пронесся детский плач.
– Я умею грести, – сказала Дели, усаживаясь в шлюпку.
– Спасибо, я сам, – Брентон налег на весла, и лодка бесшумно вырвалась вперед. Дели опустила руку за корму: вода была теплая, теплее, чем ночной воздух.
– Вам не холодно? – он оглянулся через плечо, чтобы определить направление.
– Нисколько! Прекрасная ночь…
Она посмотрела вверх на искрящиеся мириады Млечного пути и на яркие зубцы Южного Креста, за которые хватались герои Страны грез, взбираясь на небо; темный страус эму, которого однажды показала ей Минна, важно вышагивал по равнинам небесной страны Баями.
– Надо навестить Джорджа Блекни с «Провидения», – сказал Брентон. – Его жена недавно родила, и теперь он будто собака о двух хвостах. Жена живет здесь и плавает с ним по реке…
Двумя-тремя уверенными взмахами весла он подогнал шлюпку к корме судна, где на освещенных окнах небольшого салона виднелись веселенькие занавески, а в ящиках у борта красовались цветы герани.
– Эй, на борту!
– Кто там? – на палубу вышел низкорослый мужчина с трубкой в зубах, в рубашке с закатанными рукавами.
– Эдвардс с «Филадельфии».
– А, Тедди… Это ты, сынок? Давай сюда! Ты приехал, чтобы еще раз взглянуть на мою красавицу-малышку?
– Я уже видел, спасибо.
– Ты только послушай, Мабель, он не хочет смотреть на нашу дочурку! А кто это симпатичная молодая леди?
– Новая владелица судна, мисс Филадельфия Гордон.
– Совладелица, – смутилась и уточнила Дели.
– Добрый вечер и добро пожаловать на «Провидение», мисс Филадельфия. Очень звучное имя. Я тоже решил назвать ребенка именем корабля, но когда родилась девочка, жена сначала никак не соглашалась, пока я не вспомнил, что в низовьях есть судно под названием «Марион».
– Какая разница! – сказала выходя на свет фонаря хорошенькая толстушка с задорными черными глазами. – Анна Мария – это то, что надо. Не хотите ли зайти в салон, мисс Филадельфия? Конечно, там не убрано, но когда у вас маленький ребенок, сами знаете, как это бывает…
Дели, разумеется, ничего такого не знала, но поспешила с ней согласиться.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202