К тому же Алексу, теперь уже студенту, нужны были очки; на каникулах она собиралась отвезти его в город к специалисту. Он хорошо сдал зимнюю сессию, и она стремилась всячески помочь ему – Алекс хотел получать стипендию и стать более независимым.
Дели написала письмо Аластеру и в Аделаиде получила на него ответ. Он собирался в Мельбурн по делам и с таким жаром просил ее присоединиться к нему, что волна желания снова нахлынула на нее и пятьсот миль показались ей сущим пустяком. Хорошо бы иметь крылья, чтобы полететь к нему, – сразу, сейчас, без поезда и нудных приготовлений.
Закончив все дела с Алексом, Дели собралась отправить его обратно пароходом в Морган, но до Моргана ходили пароходы из Мильдьюры.
Они ехали туда на автобусе по старой разбитой дороге, названной в честь Стёрта. Раньше Дели никогда не ездила этим путем. Дорога петляла по самой вершине утесов, откуда открывался вид на обширные и бесплодные земли, на реку, лежащую в глубоком каньоне, берега которой казались невероятно зелеными. Время от времени дорога резко обрывалась к реке, вдоль которой тянулись заливные луга, чтобы вновь вскарабкаться так высоко, что река то исчезала в складках песчаника, то появлялась вновь, похожая на голубовато-зеленую змейку между желтыми берегами.
В Уэйкери Дели поискала лодку Мелвиллов, но не нашла ее и решила пересечь реку на пароме. Когда они взошли на паром, Алекс сразу спустился вниз, чтобы посмотреть хрипящую, страдающую одышкой машину, которая тянула громоздкую тяжелую махину по туго натянутому скользкому канату.
Городок Бармер на озере Бонни, где они остановились на завтрак, Дели никогда раньше не видела, потому что река, по которой чаще всего пролегали ее маршруты, обходила большое пресноводное озеро стороной. Великолепные красные эвкалипты росли здесь прямо на песчаном берегу, и маленькие белые яхты отражались в голубой воде; картина была такой идиллической, что Дели захотелось увидеть Аластера немедленно. Неожиданно ей стало скучно при мысли о Мельбурне: толпы людей, электропоезда, необходимость переодеваться и выходить, чтобы поесть. То ли она уже стара для приключений, то ли слишком привыкла к спокойной жизни в малолюдных местах… Но Аластер… Где он, там и центр ее существования…
Ночью грохочущий поезд остановился в пустыне между Милдьюрой и Мельбурном. Сидя на краю полки, Дели прижалась лицом к холодному стеклу и загляделась на бледный, залитый лунным светом мир, пустой и безмолвный. Паровоз тихо запыхтел, где-то тяжело хлопнула вагонная дверь.
Дели опустила стекло и, высунув голову, увидела у передних вагонов маленькую площадку, с которой, если нужно сесть на поезд, машут ночью красным фонарем, а днем – красным флажком.
Перед окном с криком пролетела ржанка – должно быть, где-то поблизости была вода. Неожиданно Дели пронзила дрожь, странная дрожь восторга и благоговения, которую вызывали у нее некоторые стихи и картины. Нет, она еще не стара. Огромный таинственный мир, как и раньше, звал ее, она слышала этот призыв и отвечала ему – ржанке, любовнику, очарованию этой ночи…
Поезд прибыл на рассвете; она нервно провела пуховкой по носу и дрожащими руками пригладила волосы: почти все шпильки потерялись. В зеркале, которое было в поезде, ее лицо выглядело усталым и морщинистым, вокруг глаз залегли тени. Еще бы! Она сделала лишних двести миль, чтобы довезти Алекса до парохода и убедиться, что с Брентоном все в порядке. Муж показался ей более энергичным и деятельным, чем когда она уезжала, хотя речь ему давалась еще с некоторым трудом. Он возносил себя на верхнюю палубу, выкрикивал приказы и яростно сыпал проклятиями. Нет, он в ней не нуждался; или нуждался гораздо меньше, чем раньше.
Дели вышла на запруженную людьми платформу и сразу заметила Аластера – он смотрел в другую сторону. Потом он увидел ее, повернулся и с юношеской серьезностью пошел навстречу; она чувствовала себя напряженно и скованно: мыслями она была еще с Брентоном. Ей показалось, что Аластер смотрит на нее с испугом. И она тут же увидела себя его глазами: в семь утра, после беспокойной ночи женщина среднего возраста в аккуратном, скромненьком платье.
Среди городской толпы Аластер тоже выглядел маленьким и гораздо менее значительным, чем в Миланге; может быть, потому, что она всегда представляла его важно расхаживающим по дому и рассылающим посыльных по своим делам.
Они долго выбирались из толпы. Он взял ее под руку и тихо сказал:
– Я люблю тебя.
Но сейчас эти слова были лишены своего значения.
– Нет! – запротестовала Дели. – Это неправда, не притворяйся. Мне не нужно было приезжать. – Она едва не расплакалась.
– Послушай, дорогая, я почти не спал, я даже не принял душа и не выпил чашки чая, можно сказать, я еще не человек. Мне удалось только схватить такси, чтобы вовремя доставить свое тело на вокзал и встретить тебя, но мой дух еще в пути. Пойдем позавтракаем, и мы оба снова почувствуем себя людьми.
Однако и в чайной, довольно мрачном помещении, Дели продолжала чувствовать себя так, словно познакомилась с этим человеком только что за завтраком. Регистрация в отеле тоже была процедурой довольно неприятной, хотя, подумала она, криво усмехнувшись, вряд ли этот портье заподозрит в чем-нибудь незаконном такую пару, как они.
В комнате они разочарованно посмотрели друг на друга и на две односпальные кровати.
– Трус, – сказала Дели.
– Да, мне следовало бы потребовать одну кровать, но я не решился.
В комнату, довольно унылого вида, проникал шум уличного движения. Когда Аластер попытался заключить ее в объятия, Дели сказала с отчаянием:
– Нет, давай выйдем, давай походим по улицам, мне нужно прийти в себя.
Ритм городской жизни оживил ее, она начала чувствовать, что находится в столице, улавливать ритм ее жизни. Они подошли к Национальной галерее.
«Жена рыбака» висела очень удачно, в отделе австралийской живописи XX века. Дели взглянула на картину со стороны и не устыдилась ее, но она не вызвала в ней никакого интереса: период романтического реализма остался позади, был сброшен, как сбрасывает старую кожу змея, когда она растет и становится сильнее. Реалистические формы Дели использовала теперь как отправную точку, она превращала их в полуабстракции, некое сочетание чистых тонов; как раз сейчас она была увлечена черным цветом.
Идя рядом с Аластером, слушая его точные замечания, она вновь стала проникаться к нему теплотой, в ней пробуждалось потерянное было чувство восхищения им.
Они позавтракали в маленьком кафе, но когда на столе еще стояло второе блюдо, Аластер, забыв о еде, глубоко заглянул ей в глаза и сказал:
– Пошли в отель. Я хочу лечь с тобой в постель, сейчас же, думаю, это будет восхитительно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202
Дели написала письмо Аластеру и в Аделаиде получила на него ответ. Он собирался в Мельбурн по делам и с таким жаром просил ее присоединиться к нему, что волна желания снова нахлынула на нее и пятьсот миль показались ей сущим пустяком. Хорошо бы иметь крылья, чтобы полететь к нему, – сразу, сейчас, без поезда и нудных приготовлений.
Закончив все дела с Алексом, Дели собралась отправить его обратно пароходом в Морган, но до Моргана ходили пароходы из Мильдьюры.
Они ехали туда на автобусе по старой разбитой дороге, названной в честь Стёрта. Раньше Дели никогда не ездила этим путем. Дорога петляла по самой вершине утесов, откуда открывался вид на обширные и бесплодные земли, на реку, лежащую в глубоком каньоне, берега которой казались невероятно зелеными. Время от времени дорога резко обрывалась к реке, вдоль которой тянулись заливные луга, чтобы вновь вскарабкаться так высоко, что река то исчезала в складках песчаника, то появлялась вновь, похожая на голубовато-зеленую змейку между желтыми берегами.
В Уэйкери Дели поискала лодку Мелвиллов, но не нашла ее и решила пересечь реку на пароме. Когда они взошли на паром, Алекс сразу спустился вниз, чтобы посмотреть хрипящую, страдающую одышкой машину, которая тянула громоздкую тяжелую махину по туго натянутому скользкому канату.
Городок Бармер на озере Бонни, где они остановились на завтрак, Дели никогда раньше не видела, потому что река, по которой чаще всего пролегали ее маршруты, обходила большое пресноводное озеро стороной. Великолепные красные эвкалипты росли здесь прямо на песчаном берегу, и маленькие белые яхты отражались в голубой воде; картина была такой идиллической, что Дели захотелось увидеть Аластера немедленно. Неожиданно ей стало скучно при мысли о Мельбурне: толпы людей, электропоезда, необходимость переодеваться и выходить, чтобы поесть. То ли она уже стара для приключений, то ли слишком привыкла к спокойной жизни в малолюдных местах… Но Аластер… Где он, там и центр ее существования…
Ночью грохочущий поезд остановился в пустыне между Милдьюрой и Мельбурном. Сидя на краю полки, Дели прижалась лицом к холодному стеклу и загляделась на бледный, залитый лунным светом мир, пустой и безмолвный. Паровоз тихо запыхтел, где-то тяжело хлопнула вагонная дверь.
Дели опустила стекло и, высунув голову, увидела у передних вагонов маленькую площадку, с которой, если нужно сесть на поезд, машут ночью красным фонарем, а днем – красным флажком.
Перед окном с криком пролетела ржанка – должно быть, где-то поблизости была вода. Неожиданно Дели пронзила дрожь, странная дрожь восторга и благоговения, которую вызывали у нее некоторые стихи и картины. Нет, она еще не стара. Огромный таинственный мир, как и раньше, звал ее, она слышала этот призыв и отвечала ему – ржанке, любовнику, очарованию этой ночи…
Поезд прибыл на рассвете; она нервно провела пуховкой по носу и дрожащими руками пригладила волосы: почти все шпильки потерялись. В зеркале, которое было в поезде, ее лицо выглядело усталым и морщинистым, вокруг глаз залегли тени. Еще бы! Она сделала лишних двести миль, чтобы довезти Алекса до парохода и убедиться, что с Брентоном все в порядке. Муж показался ей более энергичным и деятельным, чем когда она уезжала, хотя речь ему давалась еще с некоторым трудом. Он возносил себя на верхнюю палубу, выкрикивал приказы и яростно сыпал проклятиями. Нет, он в ней не нуждался; или нуждался гораздо меньше, чем раньше.
Дели вышла на запруженную людьми платформу и сразу заметила Аластера – он смотрел в другую сторону. Потом он увидел ее, повернулся и с юношеской серьезностью пошел навстречу; она чувствовала себя напряженно и скованно: мыслями она была еще с Брентоном. Ей показалось, что Аластер смотрит на нее с испугом. И она тут же увидела себя его глазами: в семь утра, после беспокойной ночи женщина среднего возраста в аккуратном, скромненьком платье.
Среди городской толпы Аластер тоже выглядел маленьким и гораздо менее значительным, чем в Миланге; может быть, потому, что она всегда представляла его важно расхаживающим по дому и рассылающим посыльных по своим делам.
Они долго выбирались из толпы. Он взял ее под руку и тихо сказал:
– Я люблю тебя.
Но сейчас эти слова были лишены своего значения.
– Нет! – запротестовала Дели. – Это неправда, не притворяйся. Мне не нужно было приезжать. – Она едва не расплакалась.
– Послушай, дорогая, я почти не спал, я даже не принял душа и не выпил чашки чая, можно сказать, я еще не человек. Мне удалось только схватить такси, чтобы вовремя доставить свое тело на вокзал и встретить тебя, но мой дух еще в пути. Пойдем позавтракаем, и мы оба снова почувствуем себя людьми.
Однако и в чайной, довольно мрачном помещении, Дели продолжала чувствовать себя так, словно познакомилась с этим человеком только что за завтраком. Регистрация в отеле тоже была процедурой довольно неприятной, хотя, подумала она, криво усмехнувшись, вряд ли этот портье заподозрит в чем-нибудь незаконном такую пару, как они.
В комнате они разочарованно посмотрели друг на друга и на две односпальные кровати.
– Трус, – сказала Дели.
– Да, мне следовало бы потребовать одну кровать, но я не решился.
В комнату, довольно унылого вида, проникал шум уличного движения. Когда Аластер попытался заключить ее в объятия, Дели сказала с отчаянием:
– Нет, давай выйдем, давай походим по улицам, мне нужно прийти в себя.
Ритм городской жизни оживил ее, она начала чувствовать, что находится в столице, улавливать ритм ее жизни. Они подошли к Национальной галерее.
«Жена рыбака» висела очень удачно, в отделе австралийской живописи XX века. Дели взглянула на картину со стороны и не устыдилась ее, но она не вызвала в ней никакого интереса: период романтического реализма остался позади, был сброшен, как сбрасывает старую кожу змея, когда она растет и становится сильнее. Реалистические формы Дели использовала теперь как отправную точку, она превращала их в полуабстракции, некое сочетание чистых тонов; как раз сейчас она была увлечена черным цветом.
Идя рядом с Аластером, слушая его точные замечания, она вновь стала проникаться к нему теплотой, в ней пробуждалось потерянное было чувство восхищения им.
Они позавтракали в маленьком кафе, но когда на столе еще стояло второе блюдо, Аластер, забыв о еде, глубоко заглянул ей в глаза и сказал:
– Пошли в отель. Я хочу лечь с тобой в постель, сейчас же, думаю, это будет восхитительно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202