звезды над ее головой медленно перемещались в сторону запада; на темной воде плясали их белые отражения.
34
В низовьях реки еще оставалось много судов: торговые пароходы, рыбацкие шхуны, плавучие домики, лодчонки «китоловов Муррея» и еще странного вида суденышки, приводимые в движение педалями, точно швейные машины. Недостатка в собутыльниках не было, и Брентон из ночи в ночь не являлся домой.
Дели твердо решила не спать с ним больше и не беременеть. Она ему не простила.
– Если я не могу получить то, что мне надо здесь, я всегда получу это в другом месте, – сказал он однажды ночью, когда она оттолкнула его. Он оделся и ушел – до следующего утра.
После этого он оставил ее в покое. Дели убеждала себя, что именно этого она и добивалась, но ей было не по себе. Несколько раз она пыталась рисовать, пока дети спят. Надо было хотя бы не утратить наработанный уровень. Чаще всего, однако, она ложилась спать вслед за детьми.
Примерно месяц спустя Брентон вернулся домой раньше обычного – она едва успела задуть лампу. Она тихонько лежала в теплой пахнувшей керосином тьме. Под обшитым панелями потолком гудели комары. Она слышала тяжелое и частое дыхание Брентона, раздевавшегося близ ее койки (каюта была тесная) и видела его коренастую фигуру на фоне освещенного дверного проема. Сейчас он заберется на верхнюю койку…
И тут ее предательское тело возжаждало его. Она жадно прислушивалась к его дыханию, ловила каждое его движение. Ей хотелось, чтобы он оказался рядом.
«Я не хочу его! – яростно убеждала она себя. Я ненавижу его!» Но когда минуту спустя он начал шарить в темноте, ища ее койку, Дели захлестнула волна радости.
– Нет… я устала, – безвольно пробормотала она. Он самоуверенно засмеялся:
– Ты хочешь меня, я знаю.
В конце концов он мне муж, подумала она в последний момент, перед тем, как ее плоть взяла верх над разумом. Вспоминая потом об этой ночи, она не могла отделаться от мысли, что стала жертвой предательства – ее снова подвела чувственность.
Уже не в первый раз ей диктовал не разум, а тело, решая ее судьбу помимо ее воли. Оно не хотело повиноваться ей, когда она всей душой желала отдаться Адаму; оно помешало ей продолжить обучение в Художественной школе и побудило выйти замуж; по женской слабости она потеряла столько лет, рожая и воспитывая детей; это изматывало ее, истощало творческую энергию, заставляло тратить лучшие годы жизни на тяжелую и отупляющую домашнюю работу.
Нет, что ни говори, правы были святые подвижники, когда умерщвляли свою плоть, истязали себя постом и бичом, чтобы усмирить презренное и грешное тело. Оно не такое уж слабое, оно очень сильное, ибо за ним стоит тяга к жизни, к воспроизведению себе подобных. Оно находится в постоянном конфликте с разумом, с жизнью духа.
Ей следовало бы, с отчаянием думала она, вступить в какую-нибудь аскетическую секту с непреложными правилами: пост, воздержание, уединение – вот к чему она страстно стремилась и чего была почти лишена. В одиночку ее дух не сможет победить зов плоти.
Алекс был любознательный ребенок с пытливыми, но настороженными глазами. Его влекло все, что движется, все живое, начиная с зеленой гусеницы, которую он однажды отыскал в капусте, до красивого мотылька с золотой пыльцой и малиновыми пятнами на крыльях. Однажды он принес Дели пойманное насекомое, крепко зажав его в потном кулачке, и очень расстроился, увидев, что пыльца облетела.
В другой раз он нашел бледно-зеленые куколки оранжевого странника и положил их в картонную коробку, выстланную мелкими веточками хлопчатника. Он так часто трогал их руками, что все, кроме одной, погибли.
Дели видела, как он, затаив дыхание, наблюдал отчаянные усилия насекомого выйти на свет: вот расщепился ставший уже прозрачным кокон, вот высунулось одно, примятое, крылышко…
– А ей не больно? – то и дело спрашивал он у матери.
– Рождаться на свет бывает очень и очень нелегко. Но это стоит борьбы.
«Стоит ли? – подумала она, наблюдая отчаянные усилия бабочки и вновь удивляясь жестокой безличной силе жизни. Наконец, новое существо появилось на свет целиком – жалкое, дрожащее, со смятыми крылышками, похожими на листики в полураскрывшейся почке, оно отдыхало, лежа на траве. Дели с жалостью смотрела на это беспомощное создание, которому предстояло либо упасть ветреным днем в воду, либо погибнуть от зимнего холода, либо стать добычей птицы или ящерицы. На песчаном берегу, близ которого они стали на ночлег, Алекс поймал маленькую ящерицу – геккона. Он схватил ее за хвост, и в следующий миг ящерица исчезла, а в руке у Алекса остался противный обрывок, похожий на извивающегося червя. Ребенок с воплем бросил его, и тот завертелся на песке, атакованный муравьями.
– У нее отломился хвост! Отломился хвост! – горько рыдал мальчик, прибежав к матери.
Дели пыталась ему объяснить, что ей не больно, что ящерицы сбрасывают хвост в минуту опасности, чтобы обмануть своих врагов. Но Алекс был безутешен – он не поверил, что у ящерицы отрастет новый хвост. Если ему самому отрубят большой палец на ноге, разве он вырастет снова?
Его приводили в восторг маленькие ласточки, из года в год гнездящиеся под карнизом кормовой палубы. Они не улетали на зиму, как, по словам мамы, делали другие ласточки, покрывая очень большое расстояние над морем – до самой Японии, а оставались на судне и летом, и зимой, путешествуя вместе с ним вверх и вниз по Муррею.
Он любил смотреть, как кружат они вокруг плывущего судна, как проносятся мимо рулевой рубки, облетают корабль и возвращаются к своим гнездам. Спинки у них точно темный сатин. Они не боятся людей. Если засунуть руку в одно из маленьких глиняных гнезд, можно потрогать птенцов. Ласточки не будут иметь ничего против этого, думал Алекс, вот только мама не разрешит ему забраться на перила ограждения. Он еще маленький, не умеет пользоваться веслами и в лодку спускаться ему не разрешают без помощи взрослых, потому что плавать как следует он еще не научился.
Однажды, когда Гордон с отцом пошли на ферму, чтобы показать свои новые товары, Алекс и Бренни стояли на корме, у проволочного заграждения. Две ласточки с мошками в клюве пролетели над ними к своим гнездам. Оттуда доносился возбужденный писк птенцов.
– Я заберусь на перила и загляну туда, – сказал Алекс.
– И получишь трепку, – безучастно сказал Бренни. Он был зол на отца из-за того, что тот не взял его с собой.
Алекс подпрыгнул и перекинул пухлую ножку через перила. Снаружи была прибита рейка шириной в несколько дюймов. Он уцепился за нее одной рукой, тогда как другой рукой стал шарить под карнизом. Но рука была коротка и не доставала до гнезда.
Под ним струилась зеленоватая бархатная вода, в которой плавало сверкающее солнце.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202
34
В низовьях реки еще оставалось много судов: торговые пароходы, рыбацкие шхуны, плавучие домики, лодчонки «китоловов Муррея» и еще странного вида суденышки, приводимые в движение педалями, точно швейные машины. Недостатка в собутыльниках не было, и Брентон из ночи в ночь не являлся домой.
Дели твердо решила не спать с ним больше и не беременеть. Она ему не простила.
– Если я не могу получить то, что мне надо здесь, я всегда получу это в другом месте, – сказал он однажды ночью, когда она оттолкнула его. Он оделся и ушел – до следующего утра.
После этого он оставил ее в покое. Дели убеждала себя, что именно этого она и добивалась, но ей было не по себе. Несколько раз она пыталась рисовать, пока дети спят. Надо было хотя бы не утратить наработанный уровень. Чаще всего, однако, она ложилась спать вслед за детьми.
Примерно месяц спустя Брентон вернулся домой раньше обычного – она едва успела задуть лампу. Она тихонько лежала в теплой пахнувшей керосином тьме. Под обшитым панелями потолком гудели комары. Она слышала тяжелое и частое дыхание Брентона, раздевавшегося близ ее койки (каюта была тесная) и видела его коренастую фигуру на фоне освещенного дверного проема. Сейчас он заберется на верхнюю койку…
И тут ее предательское тело возжаждало его. Она жадно прислушивалась к его дыханию, ловила каждое его движение. Ей хотелось, чтобы он оказался рядом.
«Я не хочу его! – яростно убеждала она себя. Я ненавижу его!» Но когда минуту спустя он начал шарить в темноте, ища ее койку, Дели захлестнула волна радости.
– Нет… я устала, – безвольно пробормотала она. Он самоуверенно засмеялся:
– Ты хочешь меня, я знаю.
В конце концов он мне муж, подумала она в последний момент, перед тем, как ее плоть взяла верх над разумом. Вспоминая потом об этой ночи, она не могла отделаться от мысли, что стала жертвой предательства – ее снова подвела чувственность.
Уже не в первый раз ей диктовал не разум, а тело, решая ее судьбу помимо ее воли. Оно не хотело повиноваться ей, когда она всей душой желала отдаться Адаму; оно помешало ей продолжить обучение в Художественной школе и побудило выйти замуж; по женской слабости она потеряла столько лет, рожая и воспитывая детей; это изматывало ее, истощало творческую энергию, заставляло тратить лучшие годы жизни на тяжелую и отупляющую домашнюю работу.
Нет, что ни говори, правы были святые подвижники, когда умерщвляли свою плоть, истязали себя постом и бичом, чтобы усмирить презренное и грешное тело. Оно не такое уж слабое, оно очень сильное, ибо за ним стоит тяга к жизни, к воспроизведению себе подобных. Оно находится в постоянном конфликте с разумом, с жизнью духа.
Ей следовало бы, с отчаянием думала она, вступить в какую-нибудь аскетическую секту с непреложными правилами: пост, воздержание, уединение – вот к чему она страстно стремилась и чего была почти лишена. В одиночку ее дух не сможет победить зов плоти.
Алекс был любознательный ребенок с пытливыми, но настороженными глазами. Его влекло все, что движется, все живое, начиная с зеленой гусеницы, которую он однажды отыскал в капусте, до красивого мотылька с золотой пыльцой и малиновыми пятнами на крыльях. Однажды он принес Дели пойманное насекомое, крепко зажав его в потном кулачке, и очень расстроился, увидев, что пыльца облетела.
В другой раз он нашел бледно-зеленые куколки оранжевого странника и положил их в картонную коробку, выстланную мелкими веточками хлопчатника. Он так часто трогал их руками, что все, кроме одной, погибли.
Дели видела, как он, затаив дыхание, наблюдал отчаянные усилия насекомого выйти на свет: вот расщепился ставший уже прозрачным кокон, вот высунулось одно, примятое, крылышко…
– А ей не больно? – то и дело спрашивал он у матери.
– Рождаться на свет бывает очень и очень нелегко. Но это стоит борьбы.
«Стоит ли? – подумала она, наблюдая отчаянные усилия бабочки и вновь удивляясь жестокой безличной силе жизни. Наконец, новое существо появилось на свет целиком – жалкое, дрожащее, со смятыми крылышками, похожими на листики в полураскрывшейся почке, оно отдыхало, лежа на траве. Дели с жалостью смотрела на это беспомощное создание, которому предстояло либо упасть ветреным днем в воду, либо погибнуть от зимнего холода, либо стать добычей птицы или ящерицы. На песчаном берегу, близ которого они стали на ночлег, Алекс поймал маленькую ящерицу – геккона. Он схватил ее за хвост, и в следующий миг ящерица исчезла, а в руке у Алекса остался противный обрывок, похожий на извивающегося червя. Ребенок с воплем бросил его, и тот завертелся на песке, атакованный муравьями.
– У нее отломился хвост! Отломился хвост! – горько рыдал мальчик, прибежав к матери.
Дели пыталась ему объяснить, что ей не больно, что ящерицы сбрасывают хвост в минуту опасности, чтобы обмануть своих врагов. Но Алекс был безутешен – он не поверил, что у ящерицы отрастет новый хвост. Если ему самому отрубят большой палец на ноге, разве он вырастет снова?
Его приводили в восторг маленькие ласточки, из года в год гнездящиеся под карнизом кормовой палубы. Они не улетали на зиму, как, по словам мамы, делали другие ласточки, покрывая очень большое расстояние над морем – до самой Японии, а оставались на судне и летом, и зимой, путешествуя вместе с ним вверх и вниз по Муррею.
Он любил смотреть, как кружат они вокруг плывущего судна, как проносятся мимо рулевой рубки, облетают корабль и возвращаются к своим гнездам. Спинки у них точно темный сатин. Они не боятся людей. Если засунуть руку в одно из маленьких глиняных гнезд, можно потрогать птенцов. Ласточки не будут иметь ничего против этого, думал Алекс, вот только мама не разрешит ему забраться на перила ограждения. Он еще маленький, не умеет пользоваться веслами и в лодку спускаться ему не разрешают без помощи взрослых, потому что плавать как следует он еще не научился.
Однажды, когда Гордон с отцом пошли на ферму, чтобы показать свои новые товары, Алекс и Бренни стояли на корме, у проволочного заграждения. Две ласточки с мошками в клюве пролетели над ними к своим гнездам. Оттуда доносился возбужденный писк птенцов.
– Я заберусь на перила и загляну туда, – сказал Алекс.
– И получишь трепку, – безучастно сказал Бренни. Он был зол на отца из-за того, что тот не взял его с собой.
Алекс подпрыгнул и перекинул пухлую ножку через перила. Снаружи была прибита рейка шириной в несколько дюймов. Он уцепился за нее одной рукой, тогда как другой рукой стал шарить под карнизом. Но рука была коротка и не доставала до гнезда.
Под ним струилась зеленоватая бархатная вода, в которой плавало сверкающее солнце.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202