Тор­жественно, во всю мощь меди и струн гремит победный марш-гимн. Последний раскат литавр - и зал разразился аплодисментами.
Да, зал аплодировал вопреки всем правилам, преры­вая симфонию перед ее последней частью. Слушатели хотели бы, наверное, поставить точку перед финалом, если бы могли это сделать. Они не хотят думать о смерти, ибо смысл жизни в том, чтобы бороться и идти к со­вершенству, «вперед и выше». Даже если борьба грозит человеку гибелью, она прекрасна!
Дирижер стоял лицом к оркестру и ждал, когда смолкнут аплодисменты. Сейчас он не мог разделить восторгов зала. Я видел в профиль его серьезное лицо и на щеке следы скатившихся капель пота.
Впереди - финал. Он поражает своей неожидан­ностью. После триумфального шествия - безмерная пе­чаль. Сколько скорби и страстного отчаяния заключено в этой музыке! Трагическая картина страданий и гибели героя и размышления художника, полные протеста и искренней жалости, - вот основные темы финала.
Начинается он глубокими вздохами - стонами скри­пок. Следом за ними, как горестное предчувствие, звучит в оркестре печальная интонация... Разум может по­нять, но никогда не согласится с чудовищной несправед­ливостью природы, отнимающей у человека самое доро­гое - жизнь.
Едва различимо слышится грустная и светлая, мело­дия - это с любовью и состраданием склоняется над своим, героем автор. Звучание оркестра нарастает, в нем - стихийный протест; но опять, как бы возвращая к действительности, - вздыхают скрипки, и душа наполняется болью. Истекают последние мгновения, скорбные вздохи становятся все более тяжелыми... Еще один подъем - последняя борьба, - и вот угаса­ющая жизнь оборвана: глухой удар тамтама... Мрачный рокот контрабасов в низком регистре переходит в еле слышный шорох, затем наступает мертвая тишина...
Потрясенный пережитым, я вышел на улицу. Небо переливалось вечерними закатными красками. Я подошел к памятнику Чайковскому. В чугунную ограду, полукру­гом охватившую памятник, были вписаны ноты. И среди них я прочел ту самую мелодию надежды и веры в счастье, которая навсегда сдружила меня с Шестой сим­фонией.
ЧТО ЭТО ЗНАЧИТ ­-- ПОНИМАТЬ МУЗЫКУ?
Допечатывая главу «Путешествие в страну Симфо­нию», машинистка неожиданно сказала мне:
- А вы знаете, мой брат очень любил эту симфонию Чайковского. Почему - не знаю, но он просто не мог жить без симфоний и опер. Когда началась Отечествен­ная война, пошел он, инженер, добровольцем на фронт. А как отбили немца от Москвы, появился однажды в квартире, усталый, заросший, в пропахшем дымом ватнике, и то всего лишь на несколько часов. Что сде­лаешь за такое время? Побрился, помылся и - что вы думаете? - завел пластинку. Шестую симфонию Чай­ковского. Слушал молча; серьезно. Как сейчас помню, в конце как-то посветлел, хоть такая там грустная музы­ка, а потом сказал: «Теперь можно идти. Отлегло... Про­щай, Аня». И ушел. Да так мы с ним больше и не встре­тились...
Слова машинистки взволновали меня. Никто не знает, что искал, в Шестой симфонии, ее брат, какие чувства владели им при звуках музыки в той короткой передышке между боями. Он, несомненно, понимал ее, потому что любить музыку - значит уже во многом понимать ее.
Что же значит понимать музыку? Что самое главное в ней? «Найдите хорошую мелодию, - сказал Гайдн, - и ваша композиция, какова бы она ни была, будет пре­красна и непременно понравится. Это душа музыки, это жизнь, смысл, сущность композиции...»
Итак, главное - мелодия. А ведь она доступна каж­дому, как песня, поэтому «душа музыки» может быть понятна всем.
С мелодией, как с компасом в руках, можно смело от­правляться в путь по стране Симфонии.
Музыкальное произведение - это своеобразное зда­ние, которое оркестр и дирижер возводят на ваших гла­зах. А потом оно исчезает, и перед вашим внутренним взором остается только его общий архитектурный облик. Правда, такое видение музыкального произведения в це­лом - это высшая форма восприятия музыки. Надо ска­зать, что, конечно, не всегда и не у всех слушателей появляется желание изучать во всех деталях закономер­ности построения музыкальных произведений. Но общее представление о том, как складывается произведение, как строится музыкальная форма, все же необходимо иметь.
«Если ты хочешь наслаждаться искусством, - гово­рил Карл Маркс, - то ты должен быть художественно образованным человеком». Что значит быть художествен­но образованным человеком, если говорить о музыке? Мне кажется, это значит не только обладать определен­ными знаниями в теории, но и уметь слушать музыкаль­ные произведения.
Иногда, чтобы оценить подлинную красоту музыкаль­ного произведения, нужно быть не только внимательным, но и настойчивым - послушать его не один раз. Есть интересное высказывание Гёте: «Часто со мной случается, что сразу я не получаю никакого удовольствия от про­изведения искусства, потому что оно для меня слишком велико. Но затем я стараюсь определить его достоинства, и всегда мне удается сделать несколько приятных открытий; я нахожу новые черты в художественном произве­дении и новые качества в самом себе».
Симфоническую музыку недаром называют серьез­ной - надо проявить большое терпение, чтобы познать основные законы ее развития, без понимания которых трудно себе представить содержание больших музыкаль­ных произведений. Ведь удовольствие, например, от ка­тания на коньках получаешь лишь тогда, когда научишь­ся держаться на них так, чтобы не дрожали от напря­жения ноги и коньки не разъезжались в разные стороны...
Но можно ли, не будучи музыкантом и не имея му­зыкального образования, глубоко и правильно понимать музыку, чувствовать ее истинное значение для человека? Для многих любителей музыки этот вопрос давно решен положительно. И конечно, заблуждаются те, кто считает, что такой способностью обладают лишь музыканты-про­фессионалы.
Если мы, чувствуя музыку, любя ее (первейшее и необходимое условие!), пойдем дальше - к познанию формы произведений, основных законов композиции, - то это во многом облегчит каждому слушателю восприя­тие и понимание музыки. Понимать музыку, по выраже­нию А. Луначарского, - это значит «много переживать, внимая ей, хотя переживать, быть может, и не совсем то, что переживал композитор, так как язык музыки не от­личается полной определенностью».
Я хочу коснуться еще одного из самых главных усло­вий необыкновенного воздействия музыки - особой на­шей настроенности к ее восприятию.
Бывает так, что музыкальное произведение сразу потрясает нас, а иногда, наоборот, при первом прослу­шивании не производит на нас никакого впечатления.
Мне навсегда запомнилась первая встреча с Пятой симфонией Чайковского. Это было лет двадцать назад.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41