Так родились две части новой - Четвертой - сонаты. Осталось дописать третью часть - финал, кото­рый был начат еще в консерватории. Но он, видимо, ни­как не поддавался. Нужно было найти логически закон­ченный выход глубоким и серьезным размышлениям о жизни, которые легли в основу первых двух частей.
И вот Святослав Рихтер играет финал. Кажется, це­лый сноп света ворвался в зал. Пожалуй, такой финал произведения особенно понятен сейчас. Но в нем чув­ствуется не только отдохновение от сложных пережива­ний предыдущих частей, не только радостный вихрь. Музыка этой части несет в себе нечто более важное, ка­кой-то взволнованный монолог. Вспомним, при каких об­стоятельствах композитор сочинял ее.
Это была осень 1917 года! Прокофьев жил в это время в Кисловодске. Из Петрограда пришли известия об Ок­тябрьской революции, и он решил немедленно ехать в столицу. «Но пришел поезд с разбитыми окнами, из ко­торого высыпала испуганная буржуазия», - вспоминал в автобиографии композитор. Ему сказали, что он «сошел с ума», что в Москве и Петрограде стреляют, что он вообще не доедет...
Так вот она, буря финала - предчувствие нового, све­жий ветер революции. Пусть не все еще в происходящих событиях было ясно молодому композитору, но его твор­чество этих лет само выражало оптимистическое восприя­тие жизни, было ясным лучом на фоне упаднических настроений большей части буржуазной интеллигенции. Не случайно в 1918 году А. В. Луначарский сказал ему: «Вы революционер в музыке, а мы в жизни - нам надо работать вместе».
Мелодии в сочинениях существуют не сами по себе. Они несут определенную мысль автора, отражают его восприятие жизни. Можно ли бурное революционное на­ступление XX века выразить одними плавными певучи­ми мелодиями? А если сам творец под стать эпохе, име­ет характер новатора, не любящего проторенных путей? Если и ритм и темп жизни - другие, если социальные противоречия достигли гигантских масштабов? Если все это носится в воздухе и этим воздухом дышит худож­ник? Тогда, очевидно, и рождаются такие творцы, как Прокофьев.
И вот что самое поразительное. На наш слух, слух людей второй половины XX века, не производят «ужас­ного» впечатления те произведения Прокофьева, которые когда-то вызывали подлинные скандалы. Вспомним ту же Скифскую сюиту.
Как-то Прокофьев сказал, что один и тот же компози­тор может думать то сложно, то просто. Да, каждый за­мысел рождает и свой характер воплощения. Значит, нужно учиться понимать сложную музыку, чтобы, на­учившись, разделять с автором его большие мысли и глу­бокие чувства.
Прокофьева нужно понимать таким, какой он есть. И учиться слушать, чтобы не терять почву под ногами при первых же звуках такой сонаты, как, например, Шестая.
...Казалось, пианист вонзил руки в клавиатуру. Не­мыслимые удары, аккорды - какое-то грандиозное кру­шение. Все подчинил себе железный, беспощадный ритм. Отбрасываешь слабую попытку понять, где какие темы, откуда начинается разработка. Кажется, что соната пря­мо с нее и началась. С разработки какой-то одной гро­мадной мысли.
Святослав Рихтер, первый исполнитель этого сочине­ния после автора, так определяет смысл сонаты: «С вар­варской смелостью композитор порывает с идеалами ро­мантики и включает в свою музыку сокрушающий пульс XX века». Призываю на помощь биографию Прокофьева. Да, это пульс, пожалуй, еще и зловещий. Композитор начал сочинять Шестую сонату в 1939 году, а закончил в 1940-м. Коричневая чума германского фашизма уже расползалась по Европе - началась вторая мировая война. И в музыку не могло не проникнуть это нашествие злых сил и тревога большого художника за судьбы мира. ...
Среди безумных пассажей звуков словно молотком выстукивается одна нота. Она пронзает вас своей рез­костью, несозвучностью, дисгармонией...
Кончилась первая часть. Теперь из этой черной, глу­бокой бездны начинается подъем, возвращение к жизни, к ее смыслу. Вторая часть - аллегретто - более уравно­вешенная, просветленная. Третья - в темпе очень мед­ленного вальса. Вся она - успокоение и задумчивость. Но этого мало. Пассивность не может противодействовать той, первой теме, окончательно победить ее, подняться над ней. И тогда наступает четвертая часть - финал. Снова порыв. Но в нем уже не внешний блеск изобре­тательного финала Второй сонаты, не взволнованное предчувствие нового (финал Четвертой). Горячая вера в торжество света, воля, которая становится почти осязаемой силой, победа жизни - таким мне кажется смысл финала Шестой сонаты Прокофьева.
Овациям не было конца. Очень любят Святослава Рихтера москвичи. Да и не только москвичи. Концерты Рихтера везде выливаются в праздник музыки. И кто знает сколько в этот памятный для меня вечер было в зале людей, которых замечательный пианист навсегда подружил с Сергеем Сергеевичем Прокофьевым.
ПРИЗВАННЫЙ МУЗЫКОЙ
Этот человек был «призван» в ряды музыкантов со­всем по-военному, в 19 лет. Для музыканта это очень поздно, поскольку ни в одном виде искусства профессио­нализм не дается такой дорогой ценой, как в музыке. Ха­чатурян за «опоздание» заплатил полной мерой.
Подчиняясь непреодолимому влечению к музыке, он, студент-биолог МГУ, в 1922 году переступил порог му­зыкального техникума (сейчас училище имени Гнесиных). И, овладевая азами нотной грамоты, учился одно­временно игре на виолончели. Однако уже вскоре выясни­лось, что в душе энергичного черноволосого и черногла­зого молодого человека горит неугасимый огонь компози­торства. Даже «школьные» задачки по гармонии и поли­фонии он превращал в маленькие сочинения. Пианино, на котором юноша самостоятельно выучился играть еще в Тбилиси, где жил до приезда в Москву, становилось вы­разителем его буйной фантазии.
И вот уже брошен университет, оставлена виолончель. Арам Хачатурян - студент теоретико-композиторского отделения техникума, а потом - аналогичного факуль­тета Московской консерватории, где его учителем стал выдающийся советский композитор и педагог Н. Мясков­ский.
Он работал как одержимый, наверстывая упущенное. Так и не овладев как следует фортепиано, он, видимо, с отчаяния научился делать гораздо более сложное - писать сразу партитуру своих оркестровых произведений. Об интенсивности его «сочинительства» говорит тот факт, что только за годы учебы молодой композитор написал около 50 произведений разных жанров и размеров. Завер­шилась его учеба Первой симфонией, которая знамено­вала рождение крупного произведения армянской симфо­нической музыки и становление ярчайшего национально­го композитора. Теперь музыка Арама Хачатуряна из­вестна всему миру.
Остановите на улице любого прохожего и спросите, знает ли он Танец с саблями или вальс из «Маскарада».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41