Творческий контакт с автором «Кола Брюньона» был установлен. В следующем письме Кабалевский послал Ромену Роллану то, что он уже написал. Ответ не за­медлил:
«Дорогой Дмитрий Кабалевский!
Благодарю за музыкальные отрывки, которые Вы мне прислали. Обе народные арии - хоровод девушек и за­стольная песня - хороши французским народным коло­ритом и красивым музыкальным письмом, которое их одушевляет и молодит...
Драматическая сцена встречи со смертью трактуется с большой жесткостью и ошеломляюще, что может и должно производить большой эффект. Она более специфически русская, чем французская. Но я имел возмож­ность писать более подробно об этом Брагину...
Как бы там ни было, Ваша музыка хороша сама по себе, и она мне нравится.
Я вас с ней сердечно поздравляю.
Преданный Вам Ромен Роллан».
Летом 1935 года Ромен Роллан приехал в Советский Союз. Он гостил у своего друга Алексея Максимовича Горького. И случаю было угодно, чтобы Кабалевский встретился с Роменом Ролланом: писатель попросил Горь­кого устроить встречу его с советскими композиторами. В числе приглашенных был и Кабалевский.
Беседа состоялась за городом, на даче Алексея Макси­мовича, и продолжалась недолго, так как Ромен Роллан плохо себя чувствовал. Это был высокий, худой, чуть су­тулящийся человек с внимательным добрым взглядом светлых глаз, очень живой и остроумный собеседник.
Когда Кабалевский назвал себя, Ромен Роллан дру­жески улыбнулся, с интересом разглядывая своего заоч­ного знакомого, который оказался еще совсем молодым человеком. Писатель теперь уже устно подтвердил свое удовлетворение начатой Кабалевским работой и сказал, что хотел бы видеть ее завершенной.
Вскоре Роллан уехал, и переписка продолжилась. Очередное письмо писателя пришло из Швейцарии в ок­тябре 1935 года: Роллан вспоминал о московской встрече, говорил о музыке оперы и о трактовке образа Кола, кото­рая, судя по всему, не очень его удовлетворяла. Но писа­тель проявлял в суждениях деликатность и терпимость.
Следующее письмо пришло в Москву через два года. В нем заключена высокая оценка труда Кабалевского:
«Вилла «Ольга». 27.Х1.1937 г.
Дорогой Дмитрий Борисович Кабалевский!
Благодарю Вас и Бориса Эммануиловича Хайкина (советский дирижер, который дирижировал первой поста­новкой оперы. - Г. П.) за Ваши хорошие письма. Я по­лучил «Мастера из Кламси» и играл его много раз с боль­шим удовольствием. Я думаю, что Вы можете рассчиты­вать на живой успех у публики, так как сочинение это ясное, полное жизни и движения.
Очень удачно в нем использование народных песен. Излишне говорить Вам, что мое ухо француза без всяко­го труда уловило их на протяжении первых, наиболее ве­селых актов. Вы очень хорошо ассимилировали их в Ва­шем существе. В целом Ваше сочинение одно из лучших, которое я знаю в новой русской музыке, написанной для сцены.
У Вас есть дар драматического движения, который отсутствует у стольких хороших композиторов. У Вас есть также свой собственный гармонический стиль.
Если Вы можете прислать мне недостающие части (увертюру и прелюдии к некоторым актам), я буду рад иметь возможность охватить все произведение в целом.
Мне трудно судить о поэме (моя жена имела время только для краткого заключения). Конечно, поэма исто­рически и даже психологически довольно далека от моего «Кола Брюньона», ее развитие заключает достаточное ко­личество анахронизмов не только в положениях, но и в ха­рактерах.
Но это право поэта, как и советского музыканта, пи­шущего для другой, а не для бургундской публики, и я думаю, что эта другая публика будет довольна...
Крепко жму Вашу руку. Передайте мои приветы Вла­димиру Брагину и мою благодарность Борису Хайкину, я очень тронут симпатиями, которые он выразил мне.
Сердечно Вам преданный
Ромен Роллан».
Последнее письмо об опере «Мастер из Кламси» Ро­мен Роллан написал 31 января 1938 года в Московский радиокомитет, прослушав музыкальную передачу, транс­лировавшуюся для Франции. В этом письме ясно слы­шится глубокая симпатия писателя к Советской стране, к советским людям, которые, по его словам, несут «на своих плечах человечество».
И вот состоялась долгожданная премьера «Мастера из Кламси». Это произошло 22 февраля 1938 года в Ле­нинградском Малом оперном театре. Новая советская опе­ра и первая опера Дмитрия Кабалевского была встречена с большим воодушевлением. Музыка, веселая, искристая, сердечная, пленила слушателей.
Опера с успехом шла в театре. Однако появился че­ловек, которому она все больше и больше не нравилась. Это был сам автор.
Теперь, когда опера звучала на сцене, Дмитрий Бори­сович убедился, что Роллан был прав в своих деликатных, но в общем-то точных и глубоких критических замеча­ниях. И Кабалевский решил переделать произведение.
Когда началась Великая Отечественная война и театр, прекратив постановки, стал собираться в эвакуацию на восток, Дмитрий Борисович забрал из театра свою един­ственную партитуру. Понятно, что после этого оперу уже никто не мог поставить. И хотя к композитору впослед­ствии не раз обращались советские и зарубежные театры с просьбой прислать партитуру, он всем отказывал.
Правда, из музыки оперы композитор сделал симфо­ническую сюиту, в которую вошли увертюра и три музы­кальных антракта. Достоинства этой сюиты оказались таковы, что она самостоятельно зажила на симфониче­ских эстрадах мира. Звучали в концертах и отдельные вокальные номера оперы - хор сборщиц винограда, за­стольная Кола.
Дмитрий Борисович, задумав переделать оперу, дол­го не мог найти подхода к ней. А годы шли...
...Да, о многом напомнил Кабалевскому платок из Италии, подаренный ему через двадцать лет после созда­ния «Мастера из Кламси». Напомнил этот платок компо­зитору и об одном письме, которое он получил в 1944 го­ду из США. Автор его, советский дипломат В. Базыкин, писал:
«...Ваша увертюра к «Кола Брюньону» вошла в репер­туар почти всех лучших оркестров США и Канады и пользуется здесь большой популярностью...
Шестого февраля Артуро Тосканини дал в Филадель­фии концерт в пользу пенсионного фонда Филадельфий­ского оркестра. Врачи не разрешают Тосканини выезжать из Нью-Йорка, и этот единственный концерт вне Нью-Йорка явился для филадельфийцев большим событием. Концерт был незабываемым. Музыканты, в пользу кото­рых Тосканини давал этот концерт, вместе с публикой вставали при появлении маэстро и долго аплодирова­ли ему.
Тосканини пригласил меня с женой в свою ложу, а после концерта мы собрались на квартире у концертмей­стера оркестра, где, кроме хозяев и нас, были Тосканини, его жена, сын и небольшая группа лучших оркестрантов-концертмейстеров. Тосканини был в прекрасном настрое­нии .
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41