В письме к артековцам композитор как-то писал, что «Реквием», быть может, самое серьезное из всего, что он когда-либо сочинял. Работая над произведением, Кабалев­ский не раз говорил друзьям, что оно поглощает букваль­но все его духовные и физические силы.
Давайте мысленно представим себе, что мы присут­ствуем на исполнении «Реквиема».
...Сцена концертного зала заполнена до отказа - на ней разместился большой симфонический оркестр и хор. Впереди, рядом с дирижерским пультом, солисты - муж­чина и женщина. За дирижерским пультом автор - Д. Б. Кабалевский. Когда он сам дирижирует своим про­изведением, это придает исполнению «Реквиема» какую-то особую торжественность и взволнованность.
Внешне дирижер спокоен, хотя лицо кажется немного бледнее, чем обычно. Он еще не поднял рук и молча смот­рит на музыкантов, которые приготовились к игре.
О чем он думает сейчас? Волнуется или нет? Слуша­тель, пришедший на этот концерт, не знает, например, что однажды композитор незадолго перед концертом пи­сал друзьям:
«...А сейчас надо отдохнуть, так как через несколько часов предстоит страшная минута, надо будет поднять руки и попросить альты, виолончели и контрабасы про­изнести первый си-бемоль, с которого начинается звуча­ние «Реквиема». И потом - полтора часа невероятного напряжения...»
И вот он поднял руки.
Вслед за тихим вступлением оркестра так же тихо, словно вздохом, хор произносит:
Помните...
Опять тихо звучит оркестр, и еще тише произно­сит хор:
Помните...
Но потом оркестр вдруг резко усиливает звучность, словно стараясь вывести из состояния оцепенения хор и солистов, которым предстоит сегодня рассказать проник­новенную и печальную историю о тех, кого нет теперь среди нас. И вот солист начинает рассказ:
Помните!
Через года,
через века...
Его речь продолжает солистка - меццо-сопрано. Низ­ким грудным голосом она словно умоляет слушателей:
О тех,
кто уже не придет
никогда, -
Помните!
И вот они уже поют вместе:
Памяти
павших
будьте достойны!
Короткое вступление закончилось. Теперь слово тому, что настойчиво рвалось из души, - хор поет;
Вечная слава героям!
Вечная слава!
Вечная слава!
Оркестр мощными аккордами поддерживает этот клич. Но его аккорды скорее трагичны, чем жизнеутверждаю­щи, - они падают вниз обвалом, как траурные орудий­ные залпы. И женщина с горечью спрашивает:
...Но зачем она им,
эта слава, -
Мертвым?
Женский хор поддерживает ее:
Для чего она им,
эта слава, -
Павшим?
Мужские голоса стоят на своем:
Знаю:
солнце
в пустые глазницы
не брызнет.
Знаю:
песня
тяжелых могил
не откроет.
Но от имени сердца,
от имени жизни
повторяю:
Вечная слава героям!..
Побеждают мужские голоса. Ведь главное, чтобы лю­ди помнили о не вернувшихся с войны, о тех, кто погиб, защищая мир от фашизма, - вечно помнили о подвиге павших и славили их.
Но эта слава не безлика - она принадлежит каждо­му, кто не вернулся с поля битвы. И потому:
Вспомни всех поименно,
горем вспомни своим...
Это нужно - не мертвым!
Это надо - живым!
Много лет думал Кабалевский над тем, как выразить в музыке то, что волнует людей до сих пор. В нашей стра­не, пожалуй, не найти семьи, которой бы не коснулась война, где бы не потеряли родных или близких. А в мире опять неспокойно: подняли голову реваншисты, недоби­тые гитлеровцы, и войны затягивают дымом небосклон в странах то одной, то другой части света...
Дмитрий Борисович искал поэта, которому эта тема тоже была бы лично близка. И нашел. Правда, не участ­ника войны, а человека, который по возрасту был даже моложе сына композитора. Этот человек сумел написать необыкновенные по глубине чувства стихи, которые будто сами просились на музыку, выношенную сердцем компо­зитора за многие годы. Этим поэтом был Роберт Рожде­ственский.
Вот что ответил поэт, когда его спросили, как он на­шел в себе такой душевный накал, такое верное ощуще­ние трагедии войны:
- У моей матери было шесть братьев. Все они ушли воевать. Младшему было семнадцать. Пришел с войны один. Я долго думал, как выразить это. Не знал слова, в которое можно все вложить. А потом нашел его - Реквием...
Так в средние века называлось крупное музыкальное произведение для хора и оркестра, предназначенное для отпевания умерших. Потом реквием перестал быть чисто церковным произведением. Великие композиторы прошло­го Моцарт, Берлиоз, Верди вложили в эту музыку боль­шое гуманистическое содержание, человечность, лириче­ские и даже героические мотивы. Но, однако, традицион­ный латинский текст реквиемов оставался прежним.
Реквием, задуманный Кабалевским и Рождественским, должен был быть принципиально иным. Да, это оплаки­вание павших героев, но не только. Дмитрий Борисович ярко и образно раскрыл идею произведения: «Сочинение это написано о погибших, но обращено к живым, расска­зывает о смерти, но воспевает жизнь, рождено войной, но всем своим существом устремлено к миру...»
На титульном листе партитуры «Реквиема» композитор написал: «Посвящается тем, кто погиб в борьбе с фа­шизмом».
...Нет, не хотела Родина, чтобы погибали ее сыновья и дочери. Об этом тихо и печально поют женские голоса:
Разве погибнуть
ты им обещала,
Родина?
Жизнь обещала,
любовь обещала.
Родина!
Пламя
ударило в небо! -
Ты помнишь,
Родина?
Тихо сказала:
«Вставайте
на помощь...»
Так началась война, самая страшная, самая жестокая из всех, пережитых человечеством.
Завтра бой. И может быть, придется погибнуть солда­ту. А как прекрасна жизнь, как мало еще прожито. За­думался солдат в ночь перед боем.
И тоскующий мужской голос поет;
Я не смогу...
Я не умру...
Если умру -
стану травой.
Стану листвой,
дымом костра,
вешней землей,
ранней звездой...
Хор подхватывает эту печальную песню молодого сердца, предчувствующего беду:
Только б
допеть!
Только б
успеть!
Только б
испить
чашу
до дна!...
Но верх взяло мужество. Родине нужна сила, а не сла­бость солдата. И он, подняв голову, спокойно и ясно го­ворит, словно давая клятву:
Дай мне
ясной жизни,
судьба!
Дай мне
гордой смерти,
судьба!
Оркестр своим чуть слышным пением как будто об­волакивает тишину ночи...
И вот бой. «Поступь дивизий» - назвали поэт и ком­позитор четвертый эпизод «Реквиема».
Уже издали слышится в оркестре грозное дыхание войны. Ярко вспыхивает марш:
Плескалось
багровое знамя,
горели
багровые звезды,
слепая пурга накрывала
багровый от крови закат.
И слышалась
поступь
дивизий,
великая
поступь
дивизий,
железная
поступь
дивизий,
точная поступь солдат!
Хор чередуется с оркестром. И все время звучит мощ­ный наступательный марш.
Но что это? В оркестре явственно послышались тяже­лые удары колоколов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41