В окне горел свет – должно быть, миссис Ингрэм, которая по поручению Джека присматривала за домом, оставила его включенным. На дворе в живых бликах света проступали кусты остролиста, их красные ягоды сверкали под снегом.
Наблюдая, как Джек собирает дрова, Грейс почувствовала, что затекшая от показавшейся ей бесконечной поездки шея начинает отходить. Здесь, по крайней мере, у нее появится возможность общаться с Ханной лицом к лицу. Больше не придется сидеть зажатой сзади в машине, уставившись в затылок Ханны, которая не повернется во время разговора. Больше не придется сидеть прижатой к Крису, такому же безмолвному и невосприимчивому ко всему окружающему, как и его спортивная сумка, пролежавшая у него на коленях всю дорогу.
Возможно, что он все еще злится из-за того, что она заставила его поехать с ними. Крис скучал по рождественским праздникам в Мейконе в доме родителей Уина: по елке, по домашнему печенью "снежные хлопья", которое всегда печет Нана Бишоп, по ежегодной вечеринке для соседей с громадной чашей ромового пунша и веселым песнопениям вокруг пианино.
Как же ему не скучать? Ей тоже всего этого не хватает.
– Я возьму чемоданы, отец! – услышала она голос Ханны.
– Хорошая девочка! – Его дыхание повисло в морозном воздухе, словно восклицательный знак. – Помоги Грейс выгрузиться, пока Крис и я разожжем камин.
Грейс вернулась к «вольво», чтобы помочь, но после того, как несколько раз сходила туда и обратно, таща сумки с провизией, ящик с вином и дополнительные одеяла, заметила, что Ханна забрала только свой собственный и Джека багаж. Портативный компьютер и сумка Грейс из зеленой парусины, не говоря о пакете, в котором лежал кожаный жакет Лилы, подарок для Ханны, сиротливо стояли на сиденье.
У нее запершило в горле, как будто она быстро втянула холодный воздух. Ее ноги, даже в туристических ботинках и толстых шерстяных носках, окоченели. Грейс преодолела обледенелые ступеньки, ведущие к входной двери, в яростной вспышке негодования. С большим трудом ей удалось отодвинуть замерзшую щеколду двери и плюхнуть все вещи на пол около вешалки из североамериканского ореха. Она почувствовала себя бездыханной, и пришлось прислониться к косяку двери, закрыть глаза, пока не уляжется гнев.
Святая ночь… Я не позволю гневу в этот вечер овладеть собой. Мы собираемся провести вместе целую неделю, напомнила она себе.
Грейс подумала, как было бы здорово, если бы Бен поехал вместе с ними. Он действовал на нее как противоядие от Ханны – не только внимательный по отношению к ней, но беспечный, большой шутник и к тому же прекрасно ладил с Крисом. Но, черт бы его побрал, он договорился покататься на лыжах в Вейле…
Однако вид Криса и Джека, присевших бок о бок перед языками пламени, шипящими и разгорающимися в большом каменном очаге, несколько приободрил ее. Джек объяснял тонкости разведения огня, и Крис кивал, с интересом глядя на него.
Джек выпрямился и скривился: в колене щелкнуло. В линялой красной рубашке и видавших виды джинсах, протертых добела на коленях, он показался ей похожим на персонаж из фольклора. Крупного телосложения, с энергией, бьющей через край, несмотря на отдельные поскрипывания в суставах. С серебряной шевелюрой, искрящейся от капелек тающего снега, руками, перепачканными краской от газеты, которой он разжигал огонь. Она наблюдала, как перекатывались и сворачивались узлом мышцы на его руках, когда он поднимал чугунную кочергу, подталкивая поленья. Грейс почувствовала себя так, словно она опять в школе проводит время в мечтаниях о великолепном мистере Ван Харте. Ее дурные предчувствия о предстоящей неделе сразу же растаяли, как комья снега с их ботинок, превратившиеся в лужицы, поблескивающие у двери.
Она подумала, как уютно устроится с Джеком под покрывалом наверху на старой латунной кровати и как он обнимет и крепко прижмет ее к себе, чтобы согреть. Даже сейчас, стоя в колеблющихся бликах разгорающегося огня, она почти физически ощутила, как большие руки Джека ласково скользят по ней, пока она не начнет оттаивать. Его дыхание обдает теплом ее щеку, потом ее горло и грудь по мере того, как оно движется все ниже, впитывая последние остатки ее озноба.
Джек поймал ее взгляд и подмигнул. Грейс почувствовала, как изменился цвет ее лица от внезапного жара. Он улыбнулся, морщинки в уголках его глаз расходились лучиками в стороны, как на рисунках ребенка, изображающего солнце, и она почувствовала, как внутри у нее что-то запрыгало.
Как могло бы быть хорошо с Джеком. Если… если…
– Эй, дамы, не забудьте, мы по-прежнему собираемся поужинать! – крикнул Джек, бросая многозначительный взгляд на Ханну. – Крис и я присоединимся к вам, леди, после того, как принесем побольше дров.
Крис потащился за Джеком неуклюжим черепашьим шагом. В помятом джемпере и в мешковатых джинсах, с лохматой гривой, сын заставил Грейс подумать: не связать ли его и не пройтись ли по голове ножницами Лилы для стрижки собак?
Грейс хотелось вдохнуть в него побольше энергии, но сейчас проблема была не в Крисе. Наблюдая, как Ханна лениво сползает с кушетки, Грейс почувствовала, что ее беспокойство возвращается.
– Ты знаешь, мне действительно очень нравится эта комната, – произнесла Грейс, пытаясь разбить лед молчания.
Она отвернулась от Ханны и посмотрела на вылинявшее пикейное одеяло, которое висело вдоль коллекции старинных подставок для блюд. Под ним на старом журнальном столике вишневого дерева стоял голубой кувшин для разбрызгивания воды и фонарь-"молния", который, судя по следам копоти, был выставлен не для демонстрации.
– Ее украшала моя мама, – сухо ответила Ханна. – Этим она зарабатывает себе на жизнь, ты же знаешь. Она в этом большая мастерица.
– Я вижу, – спокойно сказала Грейс. – Не каждому удается сделать загородный дом таким уютным, чтобы он выглядел, как на рекламе Лауры Эшли.
Глаза Ханны в ответ не оживились, в них сквозило уныние, она скрестила руки на груди. Она была одета в помятый холщовый комбинезон голубого цвета и в цветастую блузку, которые она на самом деле наверняка приобрела у Лауры Эшли, с опозданием поняла Грейс. На кухне Ханна сказала:
– Я могу приготовить «пасту». Мы всегда готовим «пасту» в первый вечер. Только отец по-прежнему называет ее «спагетти». Ты заметила, что он перед тем, как вылить молоко из пакета, взбалтывает его? Как будто он по-прежнему маленький ребенок, когда молоко разливалось по стеклянным бутылкам и сливки поднимались кверху.
– В моем детстве молоко тоже разливалось по стеклянным бутылкам, – сказала Грейс, выгружая салат-латук и полиэтиленовый пакет с анемичными помидорами в эмалированную раковину. – Я и не думала, что что-то изменится.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126
Наблюдая, как Джек собирает дрова, Грейс почувствовала, что затекшая от показавшейся ей бесконечной поездки шея начинает отходить. Здесь, по крайней мере, у нее появится возможность общаться с Ханной лицом к лицу. Больше не придется сидеть зажатой сзади в машине, уставившись в затылок Ханны, которая не повернется во время разговора. Больше не придется сидеть прижатой к Крису, такому же безмолвному и невосприимчивому ко всему окружающему, как и его спортивная сумка, пролежавшая у него на коленях всю дорогу.
Возможно, что он все еще злится из-за того, что она заставила его поехать с ними. Крис скучал по рождественским праздникам в Мейконе в доме родителей Уина: по елке, по домашнему печенью "снежные хлопья", которое всегда печет Нана Бишоп, по ежегодной вечеринке для соседей с громадной чашей ромового пунша и веселым песнопениям вокруг пианино.
Как же ему не скучать? Ей тоже всего этого не хватает.
– Я возьму чемоданы, отец! – услышала она голос Ханны.
– Хорошая девочка! – Его дыхание повисло в морозном воздухе, словно восклицательный знак. – Помоги Грейс выгрузиться, пока Крис и я разожжем камин.
Грейс вернулась к «вольво», чтобы помочь, но после того, как несколько раз сходила туда и обратно, таща сумки с провизией, ящик с вином и дополнительные одеяла, заметила, что Ханна забрала только свой собственный и Джека багаж. Портативный компьютер и сумка Грейс из зеленой парусины, не говоря о пакете, в котором лежал кожаный жакет Лилы, подарок для Ханны, сиротливо стояли на сиденье.
У нее запершило в горле, как будто она быстро втянула холодный воздух. Ее ноги, даже в туристических ботинках и толстых шерстяных носках, окоченели. Грейс преодолела обледенелые ступеньки, ведущие к входной двери, в яростной вспышке негодования. С большим трудом ей удалось отодвинуть замерзшую щеколду двери и плюхнуть все вещи на пол около вешалки из североамериканского ореха. Она почувствовала себя бездыханной, и пришлось прислониться к косяку двери, закрыть глаза, пока не уляжется гнев.
Святая ночь… Я не позволю гневу в этот вечер овладеть собой. Мы собираемся провести вместе целую неделю, напомнила она себе.
Грейс подумала, как было бы здорово, если бы Бен поехал вместе с ними. Он действовал на нее как противоядие от Ханны – не только внимательный по отношению к ней, но беспечный, большой шутник и к тому же прекрасно ладил с Крисом. Но, черт бы его побрал, он договорился покататься на лыжах в Вейле…
Однако вид Криса и Джека, присевших бок о бок перед языками пламени, шипящими и разгорающимися в большом каменном очаге, несколько приободрил ее. Джек объяснял тонкости разведения огня, и Крис кивал, с интересом глядя на него.
Джек выпрямился и скривился: в колене щелкнуло. В линялой красной рубашке и видавших виды джинсах, протертых добела на коленях, он показался ей похожим на персонаж из фольклора. Крупного телосложения, с энергией, бьющей через край, несмотря на отдельные поскрипывания в суставах. С серебряной шевелюрой, искрящейся от капелек тающего снега, руками, перепачканными краской от газеты, которой он разжигал огонь. Она наблюдала, как перекатывались и сворачивались узлом мышцы на его руках, когда он поднимал чугунную кочергу, подталкивая поленья. Грейс почувствовала себя так, словно она опять в школе проводит время в мечтаниях о великолепном мистере Ван Харте. Ее дурные предчувствия о предстоящей неделе сразу же растаяли, как комья снега с их ботинок, превратившиеся в лужицы, поблескивающие у двери.
Она подумала, как уютно устроится с Джеком под покрывалом наверху на старой латунной кровати и как он обнимет и крепко прижмет ее к себе, чтобы согреть. Даже сейчас, стоя в колеблющихся бликах разгорающегося огня, она почти физически ощутила, как большие руки Джека ласково скользят по ней, пока она не начнет оттаивать. Его дыхание обдает теплом ее щеку, потом ее горло и грудь по мере того, как оно движется все ниже, впитывая последние остатки ее озноба.
Джек поймал ее взгляд и подмигнул. Грейс почувствовала, как изменился цвет ее лица от внезапного жара. Он улыбнулся, морщинки в уголках его глаз расходились лучиками в стороны, как на рисунках ребенка, изображающего солнце, и она почувствовала, как внутри у нее что-то запрыгало.
Как могло бы быть хорошо с Джеком. Если… если…
– Эй, дамы, не забудьте, мы по-прежнему собираемся поужинать! – крикнул Джек, бросая многозначительный взгляд на Ханну. – Крис и я присоединимся к вам, леди, после того, как принесем побольше дров.
Крис потащился за Джеком неуклюжим черепашьим шагом. В помятом джемпере и в мешковатых джинсах, с лохматой гривой, сын заставил Грейс подумать: не связать ли его и не пройтись ли по голове ножницами Лилы для стрижки собак?
Грейс хотелось вдохнуть в него побольше энергии, но сейчас проблема была не в Крисе. Наблюдая, как Ханна лениво сползает с кушетки, Грейс почувствовала, что ее беспокойство возвращается.
– Ты знаешь, мне действительно очень нравится эта комната, – произнесла Грейс, пытаясь разбить лед молчания.
Она отвернулась от Ханны и посмотрела на вылинявшее пикейное одеяло, которое висело вдоль коллекции старинных подставок для блюд. Под ним на старом журнальном столике вишневого дерева стоял голубой кувшин для разбрызгивания воды и фонарь-"молния", который, судя по следам копоти, был выставлен не для демонстрации.
– Ее украшала моя мама, – сухо ответила Ханна. – Этим она зарабатывает себе на жизнь, ты же знаешь. Она в этом большая мастерица.
– Я вижу, – спокойно сказала Грейс. – Не каждому удается сделать загородный дом таким уютным, чтобы он выглядел, как на рекламе Лауры Эшли.
Глаза Ханны в ответ не оживились, в них сквозило уныние, она скрестила руки на груди. Она была одета в помятый холщовый комбинезон голубого цвета и в цветастую блузку, которые она на самом деле наверняка приобрела у Лауры Эшли, с опозданием поняла Грейс. На кухне Ханна сказала:
– Я могу приготовить «пасту». Мы всегда готовим «пасту» в первый вечер. Только отец по-прежнему называет ее «спагетти». Ты заметила, что он перед тем, как вылить молоко из пакета, взбалтывает его? Как будто он по-прежнему маленький ребенок, когда молоко разливалось по стеклянным бутылкам и сливки поднимались кверху.
– В моем детстве молоко тоже разливалось по стеклянным бутылкам, – сказала Грейс, выгружая салат-латук и полиэтиленовый пакет с анемичными помидорами в эмалированную раковину. – Я и не думала, что что-то изменится.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126