Грейс поняла, что он на самом деле не винил маму за упрямство бабушки Клейборн.
Когда широкая и слегка сутулая спина отца скрылась за входной дверью, ей страшно захотелось помчаться вслед. Было интересно посмотреть, как выглядит дом Маргарет внутри. Ей никогда не приходила в голову мысль о том, что Маргарет может быть где-нибудь еще, кроме как за столиком в приемной отца, на котором стояла большая пишущая машинка и лежали аккуратные стопки бумаги.
Но она не побежала за ним. Она ведь обещала.
Грейс поискала в карманчике джемпера свой солодковый корень. Она не была похожа на Сисси, которая заглатывала свои лакомства, как маленькая толстая золотая рыбка. Ей нравилось откладывать вкусненькое "на потом". Так можно получить больше удовольствия, ожидая часами или даже целый день предвкушая что-то приятное. Когда она вынула корешок, который папа дал ей еще утром, оказалось, что он стал липким и грязноватым. Она все равно откусила кусочек и стала жевать, сердитая и на себя, и на Сисси, слишком маленькую, чтобы понять, что происходит.
– Мне жарко! – захныкала Сисси. Грейс опустила стекла передних дверей.
– Ну, вот, – сказала она, пытаясь говорить так, как обычно говорила мама, давая понять, что вопрос закрыт раз и навсегда.
– Мне все равно жарко!
Сисси вертелась на соседнем кресле. Солнце било сквозь лобовое стекло, и казалось, будто тенистые деревья вдоль дома – это прохладная речушка, в которую Грейс хотелось забрести, закатав штанины брюк.
Грейс, сама вспотевшая и раздраженная, огрызнулась:
– Тебе не жарко! И если ты снимешь туфельки, то получишь от меня оплеуху.
Сисси прекратила попытки расстегнуть пряжку на туфельке и заревела. Ее солодковый корень жирным клейким червяком упал в пыль на полу.
Грейс попыталась вытереть липкие ручки Сисси скомканной салфеткой «клинекс», но от этого, как ей показалось, руки стали только грязнее. Похожая на булочку, круглая мордашка Сисси сморщилась, и слезы покатились по щекам.
– Я хочу к мамочке! – рыдала она.
– Ты хочешь сказать – к папе? – поправила ее Грейс.
– Нет, к мамочке!
– Мама в Нью-Йорке, – огрызнулась Грейс. – На, – сунула она сестре свой солодковый корешок, – можешь съесть мой.
– Не хочу!
Грейс почувствовала, что сама вот-вот заплачет. От жары все тело чесалось, и ей уже стало стыдно, что она рявкнула на Сисси, потому что теперь ей и самой хотелось разуться. Но главное, ей срочно потребовался туалет.
– Сейчас вернусь, – сказала она Сисси. – Никуда не ходи!
Это все равно, что сказать рыбе "не улетай", подумала она. Сисси часто капризничает, но всегда послушна.
Приближаясь к дому, она уже забыла, как ее раздражала сестра, и снова почувствовала страх. Из дома доносились звуки – нехорошие звуки. Крики. Голос, похожий на голос Маргарет, вскрикивал, умоляя. А другой, мужской голос, – но не голос ее отца, – звучал хрипло и грубо. Мистер Эмори? Грейс никогда не думала о человеке с коричневым лицом и в какой-то униформе, изображенном на фотографии, что стояла на столике Маргарет, как о реальной персоне.
Она старалась убедить себя, что эти голоса слышались из телевизора, включенного на полную громкость. Маргарет наверняка одета в свежие выглаженные юбку и блузку, она улыбнется, быстро сделает приседающее движение, чтобы заглянуть прямо в глаза Грейс, и скажет: "Боже, да ты растешь так быстро, что я за тобой не поспеваю!"
Маргарет Эмори была негритянкой, но совсем не была похожа на Джемму или Старого Чарльза. Она не была черной. Цвет ее кожи скорее напоминал бежевый оттенок маминой пудры. Маргарет носила шелковые чулки и туфли на высоком каблуке, как и мама Грейс. Волосы она зачесывала гладко, аккуратно подворачивая их концы. Когда она разговаривала по телефону, ее голос звучал очень по-деловому. Многие обращались к ней "миссис Эмори", но она сказала Грейс, что та может ее называть Маргарет.
– Ты кто? – остановил Грейс гортанный голос, донесшийся с затененной деревьями веранды.
– Я… я ищу отца.
Грейс прищурилась, чтобы глаза быстрее привыкли к внезапному переходу от яркого света к густой тени.
На верхней ступеньке лесенки сидела худенькая девочка в велосипедных туфлях и в просторной майке с короткими рукавами. Грейс ее тут же узнала по фотографии в рамке, которая стояла на столике Маргарет рядом с фото мистера Эмори. У нее была такая же светлая кожа, как у матери, и зеленые глаза. Волосы торчали толстыми и короткими косичками по обеим сторонам ее узкого лица со странными наклонными скулами.
– Я тебя не об этом спрашивала.
И снова Грейс удивил глуховатый голос, похожий на голос взрослого человека. Он напоминал Грейс голос ее домашней учительницы, мисс Марч, которая красила губы ярко-красной помадой и от которой всегда пахло сигаретами.
Грейс это надоело:
– Я – Грейс Траскотт, – ответила она, – а ты кто?
– Нола.
– О!
Грейс взглянула на входную дверь, овальное стекло в которой, казалось, весело подмигивало ей. Ей уже невтерпеж хотелось в туалет. Она поставила ногу на нижнюю ступеньку.
– Туда нельзя, – сообщила Нола голосом домашней учительницы.
– Почему?
Нола красноречиво повела глазами:
– Потому… – И, словно Грейс была двухлетней девочкой, с которой надо говорить попроще, добавила: – Они разговаривают – мама, папа и дядя Джин.
Но там происходило нечто непохожее на простой разговор. Голос мистера Эмори вырывался в тишину тени у дома, как кулак, готовый сокрушить что угодно. Грейс было жарко, она боялась, что напустит в штаны.
К тому же она злилась! Злилась на эту грубую девчонку, у которой словно было право называть папу "дядей Джином". И тут она вспомнила: папа рассказывал, что когда Маргарет оставалась работать по вечерам, Нола приходила в офис готовить уроки. Отец Нолы – моряк торгового флота – часто и подолгу отсутствовал, и в доме никого не оставалось, чтобы за нею присматривать. Грейс представила, как папа приглашает Нолу в свой кабинет, помогает ей решать задачки по математике, а может, и позволяет прилечь на мягких подушках дивана с книжкой так, как нравилось ей самой. Он, наверное, был особенно внимателен к ней из-за того, что Нола такая странная. У папы всегда было особо теплое отношение к чудакам. "Они делают мир интереснее", – говаривал он.
Грейс забыла о Ноле, так как голоса внутри поднялись до крика.
– Мне кажется, что они посходили с ума, – проговорила встревоженная Грейс.
– Это отец. Иногда это с ним бывает.
Нола попыталась беззаботно пожать плечами, но Грейс заметила, что кожа в уголках ее рта побелела. Нола сидела, прижав коленки к груди, а ее длинные руки крепко обхватили голени. Она тоже напугана, подумала Грейс.
Но как только Грейс поднялась по лестнице на веранду и попыталась пройти мимо, Нола вскочила на ноги, ощетинившись, как кошка.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126