– Если ты так много знаешь, то почему не поделишься со мной?! – выпалила Корделия, неожиданно разозлившись на него за то, что он запал ей в душу почти как крошечные иголки, которые впились ей в ладонь.
– Я сразу замечаю, когда человек бежит от правды, – сказал он, снимая сухую шелуху с луковицы нарцисса.
– И в чем заключается правда? – настаивала она.
– Ты любишь свою дочь, и если существует хотя бы малейшая возможность уладить отношения с ней, тебе надо первым же самолетом лететь в Нью-Йорк.
Если бы в природе существовал антисептик для души, подумала она, то Габриель сгодился бы на эту роль. Она почувствовала себя чисто вымытой, и слабое жжение прекратилось. Он прав, но она по-прежнему чувствовала себя так неуверенно.
Корделия поднялась, поморщившись от боли в суставах. Головокружение вихрем поднялось в ней, словно пузырьки в стакане, наполненном игристым напитком. Она обхватила опору беседки, с которой свисали обрывки прошлогодних клематисов, ожидая, пока головокружение пройдет.
Моментально около нее оказался встревоженный Гейб.
– Что с тобой?
– Я уже старовата для таких наклонов, – усмехнувшись, сказала она. – Почему бы нам не войти в дом? Не помешает выпить по чашечке чая. И я обещала помочь Нетте, чтобы ей удалось попасть в госпиталь вовремя. Нетта страшно переживает за маленького внука, несмотря на то, что, судя по всему, опасность менингита миновала.
Она остановилась на веранде, не в силах оторвать взор от гортензий, разросшихся выше перил и напоминающих громадный розовый снежный сугроб. Бледно-розовые шток-розы оплели стену гаража, поникшие вместе с увядающей золотой осенью. Она опустилась на старый подвесной диван-качели, стоящий здесь с незапамятных времен. С тех пор, как умерла мама, она дважды обивала его материей, совсем недавно – мебельным ситцем с рисунком столистной розы. Делают ли сейчас такие диваны? Нет, наверное. Куда исчезли добрые старые вещи, такие, как автомобили, в которых чувствуешь себя, как в танке «шерман», и кухонные плиты, управляясь с которыми не надо было быть инженером? Интересно, остальные скучают по вещам так же, как и она? Или это симптом наступающих лет, когда воспоминания становятся важнее реальности?
– Сейчас не самое подходящее время для поездки: праздники и все остальное, – сказала она. – Здесь так много необходимо переделать. Организация благотворительного ужина для Хилдей… И в Мейконе я встречаюсь с Лигой женщин-избирательниц США, чтобы помочь им собрать деньги для библиотеки. Не говоря уже о приеме у Сисси в предстоящую субботу, – она внутренне содрогнулась от своего малодушия, что не приглашает Гейба, – которая, надо признаться, совершенно отбилась от рук. О, Господи, как же она готовится к этому событию, можно подумать, что это золотая годовщина свадьбы королевы Елизаветы и герцога Эдинбургского.
– Если это доставляет ей удовольствие, то почему бы и нет?
– Я не знаю… Все эти излишества выглядят вульгарно. Ей захотелось, чтобы на всех салфетках и даже на полотенцах для рук в туалетных комнатах серебром вытиснили их имена: "Каролина и Бич".
Он искоса бросил на нее взгляд, который заставил ее покраснеть.
– Именно это и беспокоит тебя – салфетки и полотенца?
Корделия взглянула на опустевшие, изменившиеся цветочные клумбы, ставшую хрупкой траву вдоль дорожки, ведущей из сада к кухне. До Рождества оставалось всего две недели. Однако на веранде, залитой солнцем и защищенной от холода, ей показалось слишком тепло.
– Ну… нет. Сисси звонила сегодня утром, едва сдерживалась, была такой расстроенной. Она подозревает, что Бич ей изменяет.
– А ты знаешь, что это именно так и есть?
Это было заявление, а не вопрос.
– Да.
Но откуда Гейб знает о том, что она знает?
– Ты сказала об этом Сисси?
Корделия вздохнула.
– Я собиралась, но что хорошего из этого вышло бы? Так или иначе, но она прожила с ним годы. И этот прием, возможно, единственное, чем она может похвалиться за десять лет их совместной жизни.
– Некоторые люди нуждаются в иллюзиях. – Он говорил медленно и рассудительно, как перед классом. – Каждому надо во что-то верить.
– Я не хочу видеть Сисси страдающей.
– А Грейс?
– Я должна отправиться в Нью-Йорк? – спросила она, вглядываясь в его лицо.
– Смотри! – воскликнул он, поднимая глаза и указывая. – Ты видела? Иволга! Я целую вечность их не видел.
Корделия же видела только золотые блики солнца на листьях цвета золы. Он положил руку на ее плечо, осторожно повернул, и она заметила вспышку ярко-желтого и черного посреди ветвей.
– Приходи на прием, – сказала она тихо, и вырвавшиеся слова удивили ее не меньше, чем, возможно, его. – Мне хотелось послать тебе приглашение, но не секрет, что Сисси не одобряет нашу… – она запнулась, но расправила плечи и закончила решительным тоном: – нашу дружбу. Но это мой дом, и я могу пригласить любого, кого захочу. – Только теперь она осмелилась взглянуть на него. – Пожалуйста, Гейб… Для меня это много значит.
Ну вот, она почти призналась в своих чувствах к нему. Ну что ж, она не в первый раз ставит себя в глупое положение.
Она сидела спокойно и прямо на старом диване, утреннее солнце согревало ее лицо, но сердце Корделии трепетало, словно крылышки иволги, которую она видела летящей над плакучей ивой вдоль ручья. Примет ли он ее приглашение? Или вежливо откажется, не желая приспосабливаться к обществу Блессинга?
Нет, это Сисси и ее пустые друзья не заслуживают компании такого человека, как Гейб!
– Пожалуйста, – тихо повторила она.
Ей показалось, что прошла целая вечность. Гейб бросил на нее взгляд и улыбнулся.
– С удовольствием, Корделия, – произнес он тихо и просто, освобождая ее сердце от безумного трепета.
Торт, который заказала Сисси, был покрыт разноцветной глазурью в форме сердечек и украшен засахаренными красными розочками. Ниже пары голубков в серебряной фольге, вьющих себе гнездышко, в мятно-зеленой глазури красовалась надпись кремом: "Счастливой годовщины, Каролина и Бич".
Корделия ничего безобразнее в жизни не видела. Она почувствовала отчаяние. Сисси и ее друзья – Лигуерс-младший, Мелоди Хобсон, Джулия Ханникут – все время пытались обойти друг друга. У кого самая модная машина, самый лучший модельер, самые изысканные приемы. По отношению к людям их положение тоже решало все. И когда придет Гейб, как же они раскудах-таются о "сумасшедшем мистере Россе"!
Господи, помоги мне пережить этот вечер! – взмолилась Корделия.
Она повернулась к Нетте, которая в дальнем конце обеденного стола складывала салфетки, сворачивая их в треугольники и размещая около тарелок и серебряных приборов. Дорогая Нетта! Без нее этот дом и представить нельзя.
– Нетта, ты не подыщешь блюдо для торта?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126