– Грейс – на командном посту, все остальные – в тылу.
Корделия привстала на цыпочки, когда этот необыкновенно высокий человек наклонился, чтоб поцеловать ее в щеку.
– Ну что ж, заходите, заходите, – звонко сказала она. У нее стало необычно легко на сердце, когда она проводила Грейс и Джека в залитую солнцем парадную комнату. Крис поднялся с Ханной наверх показать ей дом. – Я скажу Нетте, чтобы она принесла кувшин с охлажденным чаем. Надеюсь, что все вы проголодались и никто вас не заставлял есть в самолете эту жуткую еду. У нас будет ранний ужин с жареным цыпленком и картофельным пюре.
– Нет, мама, вооруженный человек в маске приставил «Люгер» к моей голове и приказал: "Ешь макароны с мясом или ты умрешь!" – Грейс сбросила туфли на высоких каблуках и улеглась на софе с ситцевой обивкой, стоявшей в эркере. Она делала так с четырнадцати лет.
– Плохое питание – вовсе не повод для смеха, – фыркнула Корделия, однако и сама не смогла удержаться от улыбки.
– Поддерживаю предыдущего оратора, – отозвался Джек. – Начиная с «Шарлотт», я все время слышу, что Нетта собирается нас здесь откармливать – как будто я в этом нуждаюсь.
Он похлопал себя по животу.
– Папочка! Папочка! Ты просто обязан взглянуть на это! – сияющее лицо Ханны появилось в дверях. – Настоящая башня с винтовой лестницей – ну совсем как в старом фильме!
Джек, уже направлявшийся к выходу, чтобы занести в дом багаж, покорно позволил увести себя наверх.
Корделия осталась наедине с дочерью впервые со дня ее свадьбы. Грейс твердила, что собирается навестить мать, но всегда что-то случалось и она не могла приехать. Поэтому сначала она послала сюда Криса, который всегда радовал Корделию, но все-таки не так, как если бы они приехали все вместе. Ей хотелось так много сказать Грейс – о том, как она скучала, и о том, как рада за нее и Джека… Но внезапно она почувствовала странную неловкость и даже некоторую застенчивость.
– Сисси извиняется, что не смогла приехать, – сообщила Корделия. – У мальчиков тренировка, а у нее неотложные дела. Но к ужину будет.
Грейс захихикала, зажав рот рукой.
– Ой, мама, никогда не думала… Но я действительно рада, что приехала. Здесь все так же, как было в те годы, когда мы навещали бабушку, когда я была ребенком, до того, как…
– До того, как начались осложнения между нами – ты это хотела сказать?
Грейс сидела, закинув ногу на ногу. Она изучающе взглянула на мать.
– Ты изменилась, мама.
– Да, я перестала красить волосы. У них появился какой-то забавный фиолетовый оттенок, как у старых леди. Поэтому я решила вернуться к натуральному цвету.
Она коснулась кончиков своих серебряных волос. Корделия носила прическу «паж», и ее локоны были завиты внутрь чуть ниже подбородка.
– Ты просто красавица. И прекрасно знаешь, что я имела в виду. – Опершись локтями на колени самым неаристократическим образом, Грейс добавила: – Я хотела сказать, что ты сейчас выглядишь гораздо более спокойной… более искренней. Может быть, это связано с определенным человеком в твоей жизни? – Ее глаза сверкнули.
– Что ж, если искренность – это болезнь, то она, безусловно, заразная, – Корделия зарделась, – и если хочешь знать, несерьезная.
– Что – болезнь или Гейб Росс?
– Ты насмехаешься надо мной.
– О, мама, ничуть! Я буду в восторге, если ты будешь так же счастлива с мистером Россом, как я в замужестве с Джеком. И судя по тому, что я знаю, все это довольно серьезно.
– Ты имеешь в виду мои письма? – удивилась Корделия.
Она-то думала, что была достаточно скрытной – только упоминала о Гейбе время от времени, рассказывала о его работе в саду.
– Мне хорошо удается читать между строк.
– Он просил меня выйти за него, – еще глубже вздохнула Корделия и откинулась на спинку глубокого кожаного кресла с темно-красной обивкой из плюша – любимого кресла Юджина.
– Замечательно!
– Нет, не замечательно. Потому что я скажу ему "нет".
– Ты еще не отвергла его?
– Нет, но…
– Мама, в чем дело? – Грейс вскочила, замахав в отчаянии руками. – Он что, ковыряется в зубах после ужина? Оставляет дверь в туалет открытой, когда писает? Носит темно-синие носки с коричневыми ботинками?
Корделия вспыхнула.
– Совсем необязательно дерзить мне, юная леди… Она замолкла, как будто каким-то образом включила радио и услышала свое старое выступление, в котором, опираясь на Библию, призывала грешников придти к Иисусу Христу. Она опустила гневно воздетый палец.
– Грейс, конечно, это не так. Нет, так, но… по-другому. Я просто не могу представить нас обоих вместе… Я имею в виду – мы так непохожи друг на друга.
– О, Боже, именно это я всегда твердила о Джеке. – Глаза у Грейс заблестели. – И смотри, к чему мы пришли. Я никогда не была так счастлива, как сейчас.
– Это не просто вопрос несхожести, – возразила Корделия, – дело в том, что… мы вращаемся в разных кругах.
– Ты хочешь сказать, что Блессинг не одобрит твоего брака с Гейбом Россом?
– Лично мне все равно, что думают другие, однако мы не можем отгородиться от общества. Во что превратится моя жизнь, если я не смогу видеть старых друзей?
– Твои настоящие друзья желают тебе счастья. И кроме того, Габриэль Росс не единственный здесь человек, который у всех на виду. Не пора ли тебе признать, какой необычной женщиной являешься ты сама? Кто из друзей сделал хоть половину того, что сделала ты? Думай обо всех сплетнях и пересудах за спиной, которые последуют за твоим замужеством, как еще об одной вершине, на которую придется взойти.
Корделия, пораженная похвалой дочери, удивила себя еще больше, признавшись:
– Он единственный мужчина из всех, кого я знала – помимо твоего отца, – который видит вещи такими, какие они есть. Но Гейб видит не только… большое. Он понимает всяческую мелочь тоже… И он… никогда бы не солгал мне. Я уверена в этом так же, как уверена, что Сисси будет запихивать в нас свой противный салат до второго пришествия Христа. – Она коротко засмеялась, хотя была ближе к тому, чтобы расплакаться.
– Тогда, ради Бога, выходи за него.
Корделия погрузилась в молчание. Грейс встала и начала бродить по комнате, дотрагиваясь то до эмалевой коробочки, то до пепельницы фирмы «Лалик», то до фотографии Сисси с мальчиками в серебряной рамке, стоявшей на подставке из вишневого дерева рядом с общей фотографией тех времен, когда они еще были одной большой семьей.
Корделии захотелось закричать: "Довольно! Прекратите рассматривать мою жизнь под микроскопом… Давайте снова станем единой семьей, как прежде". Но что это была за семья? Та семья, которая запечатлена на снимке, где она и Юджин положили руки на загорелое плечо маленькой девочки с хвостиком на голове? На фотографии, снятой в то лето, когда они арендовали домик на берегу озера Кинаваша.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126
Корделия привстала на цыпочки, когда этот необыкновенно высокий человек наклонился, чтоб поцеловать ее в щеку.
– Ну что ж, заходите, заходите, – звонко сказала она. У нее стало необычно легко на сердце, когда она проводила Грейс и Джека в залитую солнцем парадную комнату. Крис поднялся с Ханной наверх показать ей дом. – Я скажу Нетте, чтобы она принесла кувшин с охлажденным чаем. Надеюсь, что все вы проголодались и никто вас не заставлял есть в самолете эту жуткую еду. У нас будет ранний ужин с жареным цыпленком и картофельным пюре.
– Нет, мама, вооруженный человек в маске приставил «Люгер» к моей голове и приказал: "Ешь макароны с мясом или ты умрешь!" – Грейс сбросила туфли на высоких каблуках и улеглась на софе с ситцевой обивкой, стоявшей в эркере. Она делала так с четырнадцати лет.
– Плохое питание – вовсе не повод для смеха, – фыркнула Корделия, однако и сама не смогла удержаться от улыбки.
– Поддерживаю предыдущего оратора, – отозвался Джек. – Начиная с «Шарлотт», я все время слышу, что Нетта собирается нас здесь откармливать – как будто я в этом нуждаюсь.
Он похлопал себя по животу.
– Папочка! Папочка! Ты просто обязан взглянуть на это! – сияющее лицо Ханны появилось в дверях. – Настоящая башня с винтовой лестницей – ну совсем как в старом фильме!
Джек, уже направлявшийся к выходу, чтобы занести в дом багаж, покорно позволил увести себя наверх.
Корделия осталась наедине с дочерью впервые со дня ее свадьбы. Грейс твердила, что собирается навестить мать, но всегда что-то случалось и она не могла приехать. Поэтому сначала она послала сюда Криса, который всегда радовал Корделию, но все-таки не так, как если бы они приехали все вместе. Ей хотелось так много сказать Грейс – о том, как она скучала, и о том, как рада за нее и Джека… Но внезапно она почувствовала странную неловкость и даже некоторую застенчивость.
– Сисси извиняется, что не смогла приехать, – сообщила Корделия. – У мальчиков тренировка, а у нее неотложные дела. Но к ужину будет.
Грейс захихикала, зажав рот рукой.
– Ой, мама, никогда не думала… Но я действительно рада, что приехала. Здесь все так же, как было в те годы, когда мы навещали бабушку, когда я была ребенком, до того, как…
– До того, как начались осложнения между нами – ты это хотела сказать?
Грейс сидела, закинув ногу на ногу. Она изучающе взглянула на мать.
– Ты изменилась, мама.
– Да, я перестала красить волосы. У них появился какой-то забавный фиолетовый оттенок, как у старых леди. Поэтому я решила вернуться к натуральному цвету.
Она коснулась кончиков своих серебряных волос. Корделия носила прическу «паж», и ее локоны были завиты внутрь чуть ниже подбородка.
– Ты просто красавица. И прекрасно знаешь, что я имела в виду. – Опершись локтями на колени самым неаристократическим образом, Грейс добавила: – Я хотела сказать, что ты сейчас выглядишь гораздо более спокойной… более искренней. Может быть, это связано с определенным человеком в твоей жизни? – Ее глаза сверкнули.
– Что ж, если искренность – это болезнь, то она, безусловно, заразная, – Корделия зарделась, – и если хочешь знать, несерьезная.
– Что – болезнь или Гейб Росс?
– Ты насмехаешься надо мной.
– О, мама, ничуть! Я буду в восторге, если ты будешь так же счастлива с мистером Россом, как я в замужестве с Джеком. И судя по тому, что я знаю, все это довольно серьезно.
– Ты имеешь в виду мои письма? – удивилась Корделия.
Она-то думала, что была достаточно скрытной – только упоминала о Гейбе время от времени, рассказывала о его работе в саду.
– Мне хорошо удается читать между строк.
– Он просил меня выйти за него, – еще глубже вздохнула Корделия и откинулась на спинку глубокого кожаного кресла с темно-красной обивкой из плюша – любимого кресла Юджина.
– Замечательно!
– Нет, не замечательно. Потому что я скажу ему "нет".
– Ты еще не отвергла его?
– Нет, но…
– Мама, в чем дело? – Грейс вскочила, замахав в отчаянии руками. – Он что, ковыряется в зубах после ужина? Оставляет дверь в туалет открытой, когда писает? Носит темно-синие носки с коричневыми ботинками?
Корделия вспыхнула.
– Совсем необязательно дерзить мне, юная леди… Она замолкла, как будто каким-то образом включила радио и услышала свое старое выступление, в котором, опираясь на Библию, призывала грешников придти к Иисусу Христу. Она опустила гневно воздетый палец.
– Грейс, конечно, это не так. Нет, так, но… по-другому. Я просто не могу представить нас обоих вместе… Я имею в виду – мы так непохожи друг на друга.
– О, Боже, именно это я всегда твердила о Джеке. – Глаза у Грейс заблестели. – И смотри, к чему мы пришли. Я никогда не была так счастлива, как сейчас.
– Это не просто вопрос несхожести, – возразила Корделия, – дело в том, что… мы вращаемся в разных кругах.
– Ты хочешь сказать, что Блессинг не одобрит твоего брака с Гейбом Россом?
– Лично мне все равно, что думают другие, однако мы не можем отгородиться от общества. Во что превратится моя жизнь, если я не смогу видеть старых друзей?
– Твои настоящие друзья желают тебе счастья. И кроме того, Габриэль Росс не единственный здесь человек, который у всех на виду. Не пора ли тебе признать, какой необычной женщиной являешься ты сама? Кто из друзей сделал хоть половину того, что сделала ты? Думай обо всех сплетнях и пересудах за спиной, которые последуют за твоим замужеством, как еще об одной вершине, на которую придется взойти.
Корделия, пораженная похвалой дочери, удивила себя еще больше, признавшись:
– Он единственный мужчина из всех, кого я знала – помимо твоего отца, – который видит вещи такими, какие они есть. Но Гейб видит не только… большое. Он понимает всяческую мелочь тоже… И он… никогда бы не солгал мне. Я уверена в этом так же, как уверена, что Сисси будет запихивать в нас свой противный салат до второго пришествия Христа. – Она коротко засмеялась, хотя была ближе к тому, чтобы расплакаться.
– Тогда, ради Бога, выходи за него.
Корделия погрузилась в молчание. Грейс встала и начала бродить по комнате, дотрагиваясь то до эмалевой коробочки, то до пепельницы фирмы «Лалик», то до фотографии Сисси с мальчиками в серебряной рамке, стоявшей на подставке из вишневого дерева рядом с общей фотографией тех времен, когда они еще были одной большой семьей.
Корделии захотелось закричать: "Довольно! Прекратите рассматривать мою жизнь под микроскопом… Давайте снова станем единой семьей, как прежде". Но что это была за семья? Та семья, которая запечатлена на снимке, где она и Юджин положили руки на загорелое плечо маленькой девочки с хвостиком на голове? На фотографии, снятой в то лето, когда они арендовали домик на берегу озера Кинаваша.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126