За лошадьми выплыла легкая черная фигурка.
— Еще слишком рано, Шурмин, — сказал Азин. — Спал бы, я бы тебя разбудил.
— Не могу я спать в такую ночь.
Из тумана черными зеркалами проявлялись затоны извилистого озера. Начинаясь у железнодорожного полотна, озеро уходило к северной окраине оружейного завода. Там оно превращалось в непроходимое болото.
Если туман сердил Азина как неожиданная помеха, то Чевырева он радовал, словно добрый союзник. Туман позволял Четвертому полку перейти через озеро и незаметно подобраться к заводским цехам. Чевырев выслал разведчиков и, сидя на корточках, грел руки над робким, желтым, как цветок подсолнуха, костерком.
Азин и Шурмин появились из тумана бесшумными тенями.
— Озеро глубокое? — спросил Азин.
— По горло на самых мелких местах. Пулеметы над башками нести придется.
— Пора бы начинать переправу…
— Разведчиков жду, вот-вот вернутся.
— Ты не забыл, какой сегодня день?
— Пятница. А что?
— Праздник! Седьмое ноября. Годовщина революции, а не простая пятница.
— Смотри-ка ты, а я и вправду забыл, — удивился Чевырев. — Господи боже, кто-то выживет из нас в этот великий день?..
Послышались всплески воды, на берег вскарабкался полуголый разведчик. Фыркая, отряхиваясь, подпрыгивая на одной ноге, он сообщил вятским быстрым говорком:
— Прошвырнулся по тому берегу, значица. До самого до завода проколесил, чисто-начисто пусто. А на заводском дворе, значица, хоть лопатой беляков огребай. Видел своими глазами, до самого заплота доползал…
— Приготовиться к переправе, — отдал короткую команду Чевырев. По невидимым кустам прокатился настойчивый шепоток: приготовьсь, готовьсь, товьсь…
Чевырев стал раздеваться, не видя, но угадывая, что рядом разоблакаются его бойцы. Оттого что сотни людей вместе с ним войдут в студеную воду, он почувствовал себя бодрее. «Мятежники не выставили даже дозоров, уверены, что мы не полезем через озеро. А ведь в таком тумане нас можно накрыть, как перепелов».
Чевырев вошел в озеро: по телу побежали острые мурашки, озноб подобрался к горлу, ноги увязали в донном иле. Он видел только одни головы да пулеметы и винтовки, поднятые над ними.
Чевырев посмотрел на только что оставленный берег. Туман редел, выдвигая из своих глубин все новых и новых красноармейцев. Ухая от морозящей воды, они вбегали в озеро, поднимая на вытянутых руках оружие. Твердые, зоркие глаза Чевырева не смогли разыскать на берегу ни Азина, ни Шурмина.
…Часам к десяти утра туман стал расходиться. В дымном от непрекращающихся пожаров небе появилось чахлое, без золотого блеска, солнце. В его вялом, равнодушном свете особенно жалкими казались деревушки Завьялово и Пирогово, грязные холмы, голые березы на них.
За этими холмами был Ижевск.
За этими же холмами скрывались многоверстные окопы с пулеметными гнездами, опутанные колючей проволокой. Заграждения тремя ощеренными рядами с востока, юга и запада прикрывали мятежный город.
В это мокрое праздничное утро Азин, сопровождаемый Шурминым, объезжал позиции, хотя и без того знал расположение всех полков и рот. Он ехал рысью, весело поглядывая на своего юного связного, то и дело поправляя красный шерстяной шарф на груди. По широкому, бросающемуся в глаза шарфу бойцы отличали его от всех командиров.
Азин видел, как расслаивался, истаивал туман, а вместе с ним улетучивалось и недавнее беспокойство. В Азине появилась уверенность в успехе штурма. Как зародилась эта уверенность, он не мог бы объяснить даже себе, но она дала ему бодрость, ясную силу и легкую приподнятость, что так необходима в самые напряженные минуты.
Азин проехал на позицию Северихина. Красноармейцы узнали его, невыспавшиеся лица их улыбались.
— Твои бойцы измучились от одного ожидания, а, Северихин?
— Когда будет сигнал к штурму? — спросил Северихин.
— В одиннадцать часов. Жди орудийного залпа. Полчаса осталось, сказал Азин.
— Самосаду нет. Перед штурмом покурить страсть как охота.
— Держите! — подал Шурмин пачку махорки. — Мой солдатский паек, пять дней в кармане таскаю.
— Вот это подарочек, да еще в день седьмого ноября!
Северихин сразу же набил трубку. Раскуривая, наклонил голову, к чему-то прислушался.
— Ты ничего не слышишь? — внезапно спросил он Азина.
— Нет, ничего. Нет…
— Духовой оркестр где-то играет…
Теперь уже все уловили звуки оркестра. Азин приподнялся на стременах, вытянул шею, завертел головой. Лутошкин сказал:
— А я и мелодию узнаю. «Наверх же, товарищи, все по местам». Ну да, мелодия «Варяга».
За бурыми холмами росла лихорадочная волна музыкальных звуков. Она катилась к Завьялову и Пирогову, и, как бы уступая ей дорогу, смолкли все посторонние звуки.
На одном из холмов сверкнули под солнцем медные трубы, тарелки барабанов и появились музыканты. За ними возникли черные, размашисто шагающие цепи. Первая, вторая, и пятая, и десятая — шли дворянские, купеческие, кулацкие сынки. В стремительном темпе взлетающих ног была какая-то твердая механическая сила.
— Они опередили нас! — крикнул Азин. — Давай, Шурмин, скачи к Дериглазову. Пусть подпустит офицеров как можно ближе, а потом из пулеметов их!.. А хорошо, черти, идут! Пьяны, что ли? Северихин, полное спокойствие. Собьешь их с парадного шага, кавалеристы довершат дело. Азин помчался к полустанку, где находился кавалерийский полк.
Над передней цепью, шагавшей с особенным шиком, клубилось бело-зеленое знамя, открывая скорбный лик Иисуса Христа. Рядом со знаменем, вздымая над головой большой крест, шел чернобородый священник. Сбоку от него шагал офицер в кавалерийской фуражке, с маузером в руке. Северихин приметил и правофлангового: грузин в алой черкеске самозабвенно вскидывал левую ногу.
— Не страшно, Игнатий Парфеныч? — спросил Северихин, становясь на колени перед пулеметом.
— Тоскливо до боли. Может, эта тоска и есть страх?
После возвращения из плена Лутошкин стал обучаться стрельбе из винтовки. Стреляя по деревянным человеческим фигурам, он испытывал неприятное ощущение: все чудилось, что, находясь в полной безопасности, расстреливает далеких, беззащитных людей. Теперь же, когда Игнатий Парфенович видел идущих офицеров, неприятного ощущения не было. Люди в приближающихся цепях превратились в удобные подвижные мишени. Они двигались все так же равнодушно, блестя штыками, загнанно вздыхая. Игнатий Парфенович скосился на побледневшее, со сжатыми губами и удивленными глазами лицо Северихина. Командир полка, опустив бинокль, смотрел на красноармейцев, притаившихся в кустах, буераках, ноябрьской грязи, освещенных чахлым солнцем, последними облачками испарявшегося тумана.
До передней офицерской цепи оставалась какая-то сотня шагов…
— Девяносто семь, девяносто шесть, — автоматически отсчитывал шаги ротмистр Долгушин.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191
— Еще слишком рано, Шурмин, — сказал Азин. — Спал бы, я бы тебя разбудил.
— Не могу я спать в такую ночь.
Из тумана черными зеркалами проявлялись затоны извилистого озера. Начинаясь у железнодорожного полотна, озеро уходило к северной окраине оружейного завода. Там оно превращалось в непроходимое болото.
Если туман сердил Азина как неожиданная помеха, то Чевырева он радовал, словно добрый союзник. Туман позволял Четвертому полку перейти через озеро и незаметно подобраться к заводским цехам. Чевырев выслал разведчиков и, сидя на корточках, грел руки над робким, желтым, как цветок подсолнуха, костерком.
Азин и Шурмин появились из тумана бесшумными тенями.
— Озеро глубокое? — спросил Азин.
— По горло на самых мелких местах. Пулеметы над башками нести придется.
— Пора бы начинать переправу…
— Разведчиков жду, вот-вот вернутся.
— Ты не забыл, какой сегодня день?
— Пятница. А что?
— Праздник! Седьмое ноября. Годовщина революции, а не простая пятница.
— Смотри-ка ты, а я и вправду забыл, — удивился Чевырев. — Господи боже, кто-то выживет из нас в этот великий день?..
Послышались всплески воды, на берег вскарабкался полуголый разведчик. Фыркая, отряхиваясь, подпрыгивая на одной ноге, он сообщил вятским быстрым говорком:
— Прошвырнулся по тому берегу, значица. До самого до завода проколесил, чисто-начисто пусто. А на заводском дворе, значица, хоть лопатой беляков огребай. Видел своими глазами, до самого заплота доползал…
— Приготовиться к переправе, — отдал короткую команду Чевырев. По невидимым кустам прокатился настойчивый шепоток: приготовьсь, готовьсь, товьсь…
Чевырев стал раздеваться, не видя, но угадывая, что рядом разоблакаются его бойцы. Оттого что сотни людей вместе с ним войдут в студеную воду, он почувствовал себя бодрее. «Мятежники не выставили даже дозоров, уверены, что мы не полезем через озеро. А ведь в таком тумане нас можно накрыть, как перепелов».
Чевырев вошел в озеро: по телу побежали острые мурашки, озноб подобрался к горлу, ноги увязали в донном иле. Он видел только одни головы да пулеметы и винтовки, поднятые над ними.
Чевырев посмотрел на только что оставленный берег. Туман редел, выдвигая из своих глубин все новых и новых красноармейцев. Ухая от морозящей воды, они вбегали в озеро, поднимая на вытянутых руках оружие. Твердые, зоркие глаза Чевырева не смогли разыскать на берегу ни Азина, ни Шурмина.
…Часам к десяти утра туман стал расходиться. В дымном от непрекращающихся пожаров небе появилось чахлое, без золотого блеска, солнце. В его вялом, равнодушном свете особенно жалкими казались деревушки Завьялово и Пирогово, грязные холмы, голые березы на них.
За этими холмами был Ижевск.
За этими же холмами скрывались многоверстные окопы с пулеметными гнездами, опутанные колючей проволокой. Заграждения тремя ощеренными рядами с востока, юга и запада прикрывали мятежный город.
В это мокрое праздничное утро Азин, сопровождаемый Шурминым, объезжал позиции, хотя и без того знал расположение всех полков и рот. Он ехал рысью, весело поглядывая на своего юного связного, то и дело поправляя красный шерстяной шарф на груди. По широкому, бросающемуся в глаза шарфу бойцы отличали его от всех командиров.
Азин видел, как расслаивался, истаивал туман, а вместе с ним улетучивалось и недавнее беспокойство. В Азине появилась уверенность в успехе штурма. Как зародилась эта уверенность, он не мог бы объяснить даже себе, но она дала ему бодрость, ясную силу и легкую приподнятость, что так необходима в самые напряженные минуты.
Азин проехал на позицию Северихина. Красноармейцы узнали его, невыспавшиеся лица их улыбались.
— Твои бойцы измучились от одного ожидания, а, Северихин?
— Когда будет сигнал к штурму? — спросил Северихин.
— В одиннадцать часов. Жди орудийного залпа. Полчаса осталось, сказал Азин.
— Самосаду нет. Перед штурмом покурить страсть как охота.
— Держите! — подал Шурмин пачку махорки. — Мой солдатский паек, пять дней в кармане таскаю.
— Вот это подарочек, да еще в день седьмого ноября!
Северихин сразу же набил трубку. Раскуривая, наклонил голову, к чему-то прислушался.
— Ты ничего не слышишь? — внезапно спросил он Азина.
— Нет, ничего. Нет…
— Духовой оркестр где-то играет…
Теперь уже все уловили звуки оркестра. Азин приподнялся на стременах, вытянул шею, завертел головой. Лутошкин сказал:
— А я и мелодию узнаю. «Наверх же, товарищи, все по местам». Ну да, мелодия «Варяга».
За бурыми холмами росла лихорадочная волна музыкальных звуков. Она катилась к Завьялову и Пирогову, и, как бы уступая ей дорогу, смолкли все посторонние звуки.
На одном из холмов сверкнули под солнцем медные трубы, тарелки барабанов и появились музыканты. За ними возникли черные, размашисто шагающие цепи. Первая, вторая, и пятая, и десятая — шли дворянские, купеческие, кулацкие сынки. В стремительном темпе взлетающих ног была какая-то твердая механическая сила.
— Они опередили нас! — крикнул Азин. — Давай, Шурмин, скачи к Дериглазову. Пусть подпустит офицеров как можно ближе, а потом из пулеметов их!.. А хорошо, черти, идут! Пьяны, что ли? Северихин, полное спокойствие. Собьешь их с парадного шага, кавалеристы довершат дело. Азин помчался к полустанку, где находился кавалерийский полк.
Над передней цепью, шагавшей с особенным шиком, клубилось бело-зеленое знамя, открывая скорбный лик Иисуса Христа. Рядом со знаменем, вздымая над головой большой крест, шел чернобородый священник. Сбоку от него шагал офицер в кавалерийской фуражке, с маузером в руке. Северихин приметил и правофлангового: грузин в алой черкеске самозабвенно вскидывал левую ногу.
— Не страшно, Игнатий Парфеныч? — спросил Северихин, становясь на колени перед пулеметом.
— Тоскливо до боли. Может, эта тоска и есть страх?
После возвращения из плена Лутошкин стал обучаться стрельбе из винтовки. Стреляя по деревянным человеческим фигурам, он испытывал неприятное ощущение: все чудилось, что, находясь в полной безопасности, расстреливает далеких, беззащитных людей. Теперь же, когда Игнатий Парфенович видел идущих офицеров, неприятного ощущения не было. Люди в приближающихся цепях превратились в удобные подвижные мишени. Они двигались все так же равнодушно, блестя штыками, загнанно вздыхая. Игнатий Парфенович скосился на побледневшее, со сжатыми губами и удивленными глазами лицо Северихина. Командир полка, опустив бинокль, смотрел на красноармейцев, притаившихся в кустах, буераках, ноябрьской грязи, освещенных чахлым солнцем, последними облачками испарявшегося тумана.
До передней офицерской цепи оставалась какая-то сотня шагов…
— Девяносто семь, девяносто шесть, — автоматически отсчитывал шаги ротмистр Долгушин.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191