Лутошкин сидел у стола, по-бабьи подперев правую щеку ладонью. Стен стоял в картинной позе, выпятив грудь, откинув белокурую голову; татарчата, разинув рты, ухмылялись. Все слушали Шурмина, а тот, размахивая руками и подвывая, декламировал:
Мы с Камы, с берега крутова,
Тебе, буржуй, ответим снова:
— Прими, хозяин дорогой,
Поклон под задницу ногой!..
— А поклон под задницу ногой — здорово! — захохотал Азин. — Чьи стихи, Шурмин?
— Его собственного сочинения, — добродушно крякнул Лутошкин. — Мы и не подозревали, что наш Андрюша — поэт…
— Не одним буржуазам стихи писать, — насмешливые глаза Азина уставились в родниковые глаза Шурмина. — Игнатий Парфенович, дайте-ка мне пять тысяч…
— Для каких чрезвычайных надобностей? — осведомился Лутошкин.
— Деньги нужны для беды человеческой. Давайте, не кобеньтесь.
Лутошкин вытащил из-под лавки рогожный куль, вывалил на пол груду пачек. Взял одну — тугую, перевязанную голубой ленточкой.
— Держи, отец! — протянул татарину пачку ассигнаций Азин. — И черкани, ради Аллаха, расписку. Что, неграмотный? Игнатий Парфенович сам напишет, а ты крестик поставь. И не кланяйся, не я — Советская власть дает.
— Души прекрасные порывы! Словами вдохновляют, примерами воспитывают. А мне ваш поступок нравится, гражданин Азин. Лучше дать хоть что-нибудь человеку, чем отнять у него, — разглагольствовал Игнатий Парфенович, пряча расписку в кобуру от нагана.
Татарин и дети ушли, Азин присел к столу, взял из чугунка картофелину. Покатал на ладони, очистил, посыпал солью. Съел и опять рассмеялся:
— Поклон под задницу ногой! Приодеть бы тебя надо, Шурмин. Сапоги бы по мерке, гимнастерку по росту. Игнатий Парфенович, вы же хвастались, что сапоги тачать умеете?
— Я мастер по лаптям. Могу русские, могу черемисские, но для Андрюшки сапоги соображу. Может, поэтом станет.
С того часа, как Андрей Шурмин встретился с Азиным, он подпал под его влияние. Юноша старался во всем походить на своего командира: как и Азин, он высокомерно носил бурку, заламывал набекрень папаху. Он научился работать на телеграфном аппарате и молниеносно передавал азинские послания штабу Второй армии. Неожиданно для себя юноша оказался в центре стремительного перемещения человеческих масс и был уверен их движущей силой является Азин.
Еще год назад мир виделся Андрею лесными омутами, зеленой зыбью некошеных трав, конопляниками, пахнущими теплой истомой, окуневыми стаями, грибными дождями. Теперь в жизнь Шурмина ворвались атаки, штурмы, погони, разрушенные села, горящие города, «кольты», «веблеи», маузеры. Его окружали храбрецы и трусы, герои и шкурники, хорошие и дурные люди, но все они сливались в одну непостижимую, удивительную толпу бойцов революции. Все, кроме одного Азина.
— Еще проситель, командир, — доложил Стен. — Вернее, просительница. Красивая, чертовка…
— Ну, ты, жеребец!
Девушка в синем платье, высоких козловых ботинках появилась в салон-вагоне, как являются лесные цветы из сумрачной тени на утренний свет.
Азин не мог бы определить, красавица или дурнушка она, но именно такого девичьего лица вот с таким высоким белым лбом, подвижными бровями, глазами черными, словно ночное стекло, — ждал он в последние дни. Теперь оно появилось, и должно случиться что-то очень хорошее.
— Вы хотите со мной говорить? — спросил Азин, вглядываясь в встревоженное лицо девушки.
— Я пришла из Сарапула. Я хочу сообщить…
— Как вам удалось пройти через позиции белых? Они же никого не выпускают из города.
— А вот я вышла, — невесело усмехнулась девушка. — Нужда заставила…
— Ваше имя, фамилия? — Азин взял стул, поставил перед собой, уперся о спинку локтями.
— Меня зовут Евой Хмельницкой. Я хочу сообщить… — Девушка взволновалась, не находя нужных слов. — Выше Сарапула на Каме, у пристани Гольяны, стоит баржа с арестованными большевиками. Их много, несколько сот человек. Белогвардейцы решили затопить эту баржу, если красные возьмут Ижевск. Спасите арестованных!
— Откуда вам известно о барже в Гольянах? — спросил Азин, чувствуя, что напрасно повысил свой голос.
— О барже знает весь город, — недоуменно ответила Ева. — На этой барже наши отцы, братья…
— У вас кто на барже?
— Мой отец, Константин Сергеич Хмельницкий, здешний врач. Его вся губерния знает, хоть кого спросите, — с печальной гордостью сказала Ева.
— А за что арестован ваш отец?
— За укрывательство красных. — Ева испытывала разочарование. Рискуя жизнью, пробиралась она из Сарапула и была уверена, что встретит опытного и смелого командира. А столкнулась с бледным юнцом, задающим пустые, ненужные вопросы.
— Почему вы решили, что белые собираются утопить арестованных?
— Так они же приказ по всему городу расклеили. Вы что, сомневаетесь в их угрозах? — срезала она неожиданным вопросом Азина.
Он выпрямился, отставил стул, покосился на Лутошкина, на Шурмина. Негромко приказал Стену:
— Позови Северихина и Шпагина. — Повернулся к Еве, пристукнув каблуком о каблук: — Я нисколько не сомневаюсь в угрозах белых. Но я не желаю принимать на веру любое сообщение. Откуда я знаю, кто вы такая?
— Я дочь потомственного дворянина.
— Ваш отец дворянин, да еще потомственный! — отшатнулся Азин, будто его ударили ножом в спину.
— Что же тут предосудительного? — насмешливо спросила Ева. — Ленин тоже из дворян…
— Это был второй, неожиданный удар, нанесенный самолюбию Азина: он не знал, что Ленин дворянского происхождения.
— Ленин — это совсем другое дело, — возразил он не очень убедительно.
Приход Северихина и Шпагина вывел его из неловкого положения. Он объяснил, в чем дело, и как бы мимоходом заметил:
— Нет причин не доверять девушке.
— В таком возрасте еще не умеют обманывать, — согласился Шпагин.
— В подобных случаях ложь становится преступлением, — произнес Северихин, но не закончил своей сентенции, заметив выступившие на ресницах Евы слезы.
— Так что же мы предпримем? — спросил Азин. — Шпагин, что ты думаешь, а?
— Мы не сможем помочь арестованным, пока не освободим Сарапула. А спасти баржу мог бы Николай Маркин, ведь он стоит у Пьяного Бора. Надо известить Маркина, пусть подумает, как освободить арестованных.
— Хорошая идея, — похвалил Северихин.
— Хорошая идея та, что хорошо исполнена! — с жаром сказал Азин. Пошли к Маркину толкового человека. Я напишу записку.
— Толковых разведчиков я направил в Сарапул, в Ижевск. Посылать кого попало — рискованно, — возразил Шпагин.
Азин окинул взглядом уравновешенного, подтянутого от бровей до ноготков начальника штаба.
— В дивизии есть ловкие ребята. Через час я найду тебе дюжину. Надо знать, на что способны бойцы, а не воображать опасности!
— Пишите письмо, гражданин Азин, я отнесу его к Маркину.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191