– Потому что когда-нибудь настанет и твой черед!
– Если от этого тебе легче, Пол, что ж, можешь так думать!
Разоблачения, опубликованные в «Кью», были подхвачены газетами всей страны. За ними последовали парламентские запросы, заявления губернаторов штатов, петиции граждан с требованием расследования дела Миллера в Конгрессе.
Пока на Капитолийском холме царило волнение, Монк Мак-Куин вернулся в Нью-Йорк. Редакция «Кью» пребывала в атмосфере подавленности, почти в траурном настроении. Собрав всех сотрудников, Монк попытался выяснить причину. Общее мнение выразил Джимми Пирс.
– Мы считаем, что вам понадобилось невероятное мужество, чтобы сделать это, сэр. Нам хотелось бы, чтобы вы знали: каждый из нас гордится, что он работает в этом журнале. Мы будем с вами, что бы ни случилось.
Монк готов был расплакаться. Поддержка сотрудников редакции, вплоть до мальчиков-помощников корректора, значила для него очень много. Через несколько дней ему на деле пришлось убедиться, как важно это доверие.
Большинство журналистов и обозревателей финансовых газет превозносили Монка за то, что он раскрыл причины, по которым его отец отказался от расследования преступлений Пола Миллера. Они признавали, что Элистер Мак-Куин пошел на сделку с совестью и тем самым запятнал свой безупречный авторитет журналиста. Вместе с тем, по их мнению, эта единственная ошибка не могла зачеркнуть достижений Мак-Куина, дела всей его жизни.
Далеко не столь великодушными оказались бульварные газеты, падкие до скандалов. В них попадались обвинения в адрес Элистера Мак-Куина в том, что он, якобы, неплохо наживался, замалчивая грязные дела Миллера в своей газете. Кое-кто из репортеров намекал, что эти тайные доходы пополнялись и за счет других крупных мошенников, которым Мак-Куин, по их словам, оказывал скрытое покровительство. Монк возмущенно опровергал все эти обвинения, но один вопрос неизменно задевал его за живое:
– Почему вы это сделали, Мак-Куин? Что заставило вас предать вашего отца? Как вы думаете, что бы он сказал вам, если бы очутился поблизости?
– Мой отец был достойным человеком, – заявлял Монк в ответ. – Но он не был совершенным. Он делал ошибки. Я уверен, что, имей он такую возможность, он бы и сам опубликовал эти статьи.
Крики и насмешки больно ранили Монка, но он продолжал говорить.
– Я думаю, отец одобрил бы мой поступок.
– А как же, конечно, одобрил бы! – крикнул один из репортеров. – Какой отец не желает, чтобы сын нанес ему удар в спину!
Лицо Монка горело от стыда и гнева. Когда он начинал писать первую из своих статей, он был так уверен, что отец согласился бы с ним. Но теперь, когда Монк мысленно умолял об ответе, тень Элистера Мак-Куина хранила подозрительное молчание. Теперь только один человек мог облегчить его ношу.
– Монк! Ты вернулся!
Ему казалось, что Роза еще никогда не была так прекрасна. Ее густые черные волосы были уложены в высокую прическу, закрепленную тонкими бриллиантовыми шпильками, она протягивала к нему руки в белых кружевах, алые полные губы смеялись, кончики пальцев ее были прохладными.
– Хелло, Роза, – негромко сказал он.
Она взяла его за руку и повела в гостиную, где слуги под присмотром Олбани накрывали на стол к чаю.
– Если бы я знала, что ты придешь, я бы все отменила, – щебетала Роза. – С минуты на минуту сюда пожалуют тридцать членов городского комитета покровительства изящным искусствам.
– Я ненадолго, – сказал Монк. – Дел невпроворот. Но мне хотелось просто зайти к тебе…
Впервые за несколько недель он не мог найти нужных слов.
– Да, ты выглядишь совсем измотанным. И неудивительно: все эти ужасные вещи, которые пишут в бульварных газетах о твоем отце… Как это недостойно!
– Роза… – Монк запнулся. Он так много хотел сказать, ему так многое нужно было услышать! – Роза, ты читала мои статьи?
– Конечно, читала. Они просто блестящие!
– У вас все получилось с акциями? Роза победно улыбнулась.
– Они снова там, где им полагается быть.
– Тогда все в порядке?..
Роза пытливо посмотрела на него.
– Конечно. С Полом Миллером покончено, и все благодаря тебе.
Монк поморщился, но тут же простил Розе эти бесчувственные слова.
– Знаешь, я хотел бы… то есть если ты не занята… может, мы пообедаем вместе?
Роза захлопала в ладоши от радости.
– Ах, милый, милый Монк! Ты совсем такой же, как тогда, на моей свадьбе. Такой серьезный и стеснительный. Конечно же, мы можем с тобой пообедать. Франклину не терпится тебя увидеть.
– Я думал, только ты и я…
– О, Монк, прошу тебя, – проговорила Роза с ноткой отчаяния в голосе. – Ведь ты же не будешь начинать все сначала.
– Что начинать?
– Эти твои глупости насчет любви.
– Но я же действительно люблю тебя! – выпалил он.
Роза встала с места и подошла к нему совсем близко.
– Мне не везло с мужчинами, – спокойно сказала она. – Тебе, как никому другому, должно быть это известно. Я очень хорошо отношусь к тебе, Монк, и я всегда ценила твою дружбу. Но я не люблю тебя в том смысле, в котором тебе бы этого хотелось. Не знаю, смогу ли я вообще когда-нибудь полюбить снова. Я поняла, что нельзя хотеть слишком многого сразу. У меня есть моя работа, которую я ценю превыше всего, и будущее, которое я должна построить. Пока мне больше ничего не нужно, и, может быть, так будет всегда.
Монк не осмеливался поднять глаза, пока Роза говорила. Он слышал слова, но сознание почему-то отказывалось их воспринимать. Они не могли быть правдой, в них невозможно было поверить. Реальными были лишь его слезы.
Послышался звон дверных колокольчиков.
– Это, наверное, твои гости, – хрипло сказал он. – Мне надо идти. До свиданья, Роза.
– Монк!
Но он продолжал идти – не к парадной двери, но в глубину дома, по коридорам, которые он так хорошо помнил, мимо горничных и поваров, сразу уступавших ему путь. Он прошел через сад, вышел из ворот на улицу и побежал куда глаза глядят.
Разоблачения, начало которым положили статьи Монка Мак-Куина на первых полосах журнала «Кью», приковали внимание всей страны к Вашингтону. Назначенная президентом Вудро Вильсоном комиссия начала слушания и за неделю до Рождества вынесла свое решение: материалы дела Пола Миллера следовало передать в федеральный суд, а Чарлз Хамболт, чьи показания оказались решающими, был освобожден из-под следствия.
Для широкой публики дело на этом было закончено. Общественное внимание было теперь привлечено к войне в Европе. Во всей стране бушевали дебаты между изоляционистами, протестовавшими против вмешательства Америки в конфликт, и интервенционистами, считавшими необходимостью поддержать Антанту. Когда Пол Миллер был приговорен к трем годам заключения в федеральной тюрьме за взяточничество и коррупцию, пресса отозвалась на это событие коротеньким сообщением, затерянным где-то в глубине «Нью-Йорк таймс».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216
– Если от этого тебе легче, Пол, что ж, можешь так думать!
Разоблачения, опубликованные в «Кью», были подхвачены газетами всей страны. За ними последовали парламентские запросы, заявления губернаторов штатов, петиции граждан с требованием расследования дела Миллера в Конгрессе.
Пока на Капитолийском холме царило волнение, Монк Мак-Куин вернулся в Нью-Йорк. Редакция «Кью» пребывала в атмосфере подавленности, почти в траурном настроении. Собрав всех сотрудников, Монк попытался выяснить причину. Общее мнение выразил Джимми Пирс.
– Мы считаем, что вам понадобилось невероятное мужество, чтобы сделать это, сэр. Нам хотелось бы, чтобы вы знали: каждый из нас гордится, что он работает в этом журнале. Мы будем с вами, что бы ни случилось.
Монк готов был расплакаться. Поддержка сотрудников редакции, вплоть до мальчиков-помощников корректора, значила для него очень много. Через несколько дней ему на деле пришлось убедиться, как важно это доверие.
Большинство журналистов и обозревателей финансовых газет превозносили Монка за то, что он раскрыл причины, по которым его отец отказался от расследования преступлений Пола Миллера. Они признавали, что Элистер Мак-Куин пошел на сделку с совестью и тем самым запятнал свой безупречный авторитет журналиста. Вместе с тем, по их мнению, эта единственная ошибка не могла зачеркнуть достижений Мак-Куина, дела всей его жизни.
Далеко не столь великодушными оказались бульварные газеты, падкие до скандалов. В них попадались обвинения в адрес Элистера Мак-Куина в том, что он, якобы, неплохо наживался, замалчивая грязные дела Миллера в своей газете. Кое-кто из репортеров намекал, что эти тайные доходы пополнялись и за счет других крупных мошенников, которым Мак-Куин, по их словам, оказывал скрытое покровительство. Монк возмущенно опровергал все эти обвинения, но один вопрос неизменно задевал его за живое:
– Почему вы это сделали, Мак-Куин? Что заставило вас предать вашего отца? Как вы думаете, что бы он сказал вам, если бы очутился поблизости?
– Мой отец был достойным человеком, – заявлял Монк в ответ. – Но он не был совершенным. Он делал ошибки. Я уверен, что, имей он такую возможность, он бы и сам опубликовал эти статьи.
Крики и насмешки больно ранили Монка, но он продолжал говорить.
– Я думаю, отец одобрил бы мой поступок.
– А как же, конечно, одобрил бы! – крикнул один из репортеров. – Какой отец не желает, чтобы сын нанес ему удар в спину!
Лицо Монка горело от стыда и гнева. Когда он начинал писать первую из своих статей, он был так уверен, что отец согласился бы с ним. Но теперь, когда Монк мысленно умолял об ответе, тень Элистера Мак-Куина хранила подозрительное молчание. Теперь только один человек мог облегчить его ношу.
– Монк! Ты вернулся!
Ему казалось, что Роза еще никогда не была так прекрасна. Ее густые черные волосы были уложены в высокую прическу, закрепленную тонкими бриллиантовыми шпильками, она протягивала к нему руки в белых кружевах, алые полные губы смеялись, кончики пальцев ее были прохладными.
– Хелло, Роза, – негромко сказал он.
Она взяла его за руку и повела в гостиную, где слуги под присмотром Олбани накрывали на стол к чаю.
– Если бы я знала, что ты придешь, я бы все отменила, – щебетала Роза. – С минуты на минуту сюда пожалуют тридцать членов городского комитета покровительства изящным искусствам.
– Я ненадолго, – сказал Монк. – Дел невпроворот. Но мне хотелось просто зайти к тебе…
Впервые за несколько недель он не мог найти нужных слов.
– Да, ты выглядишь совсем измотанным. И неудивительно: все эти ужасные вещи, которые пишут в бульварных газетах о твоем отце… Как это недостойно!
– Роза… – Монк запнулся. Он так много хотел сказать, ему так многое нужно было услышать! – Роза, ты читала мои статьи?
– Конечно, читала. Они просто блестящие!
– У вас все получилось с акциями? Роза победно улыбнулась.
– Они снова там, где им полагается быть.
– Тогда все в порядке?..
Роза пытливо посмотрела на него.
– Конечно. С Полом Миллером покончено, и все благодаря тебе.
Монк поморщился, но тут же простил Розе эти бесчувственные слова.
– Знаешь, я хотел бы… то есть если ты не занята… может, мы пообедаем вместе?
Роза захлопала в ладоши от радости.
– Ах, милый, милый Монк! Ты совсем такой же, как тогда, на моей свадьбе. Такой серьезный и стеснительный. Конечно же, мы можем с тобой пообедать. Франклину не терпится тебя увидеть.
– Я думал, только ты и я…
– О, Монк, прошу тебя, – проговорила Роза с ноткой отчаяния в голосе. – Ведь ты же не будешь начинать все сначала.
– Что начинать?
– Эти твои глупости насчет любви.
– Но я же действительно люблю тебя! – выпалил он.
Роза встала с места и подошла к нему совсем близко.
– Мне не везло с мужчинами, – спокойно сказала она. – Тебе, как никому другому, должно быть это известно. Я очень хорошо отношусь к тебе, Монк, и я всегда ценила твою дружбу. Но я не люблю тебя в том смысле, в котором тебе бы этого хотелось. Не знаю, смогу ли я вообще когда-нибудь полюбить снова. Я поняла, что нельзя хотеть слишком многого сразу. У меня есть моя работа, которую я ценю превыше всего, и будущее, которое я должна построить. Пока мне больше ничего не нужно, и, может быть, так будет всегда.
Монк не осмеливался поднять глаза, пока Роза говорила. Он слышал слова, но сознание почему-то отказывалось их воспринимать. Они не могли быть правдой, в них невозможно было поверить. Реальными были лишь его слезы.
Послышался звон дверных колокольчиков.
– Это, наверное, твои гости, – хрипло сказал он. – Мне надо идти. До свиданья, Роза.
– Монк!
Но он продолжал идти – не к парадной двери, но в глубину дома, по коридорам, которые он так хорошо помнил, мимо горничных и поваров, сразу уступавших ему путь. Он прошел через сад, вышел из ворот на улицу и побежал куда глаза глядят.
Разоблачения, начало которым положили статьи Монка Мак-Куина на первых полосах журнала «Кью», приковали внимание всей страны к Вашингтону. Назначенная президентом Вудро Вильсоном комиссия начала слушания и за неделю до Рождества вынесла свое решение: материалы дела Пола Миллера следовало передать в федеральный суд, а Чарлз Хамболт, чьи показания оказались решающими, был освобожден из-под следствия.
Для широкой публики дело на этом было закончено. Общественное внимание было теперь привлечено к войне в Европе. Во всей стране бушевали дебаты между изоляционистами, протестовавшими против вмешательства Америки в конфликт, и интервенционистами, считавшими необходимостью поддержать Антанту. Когда Пол Миллер был приговорен к трем годам заключения в федеральной тюрьме за взяточничество и коррупцию, пресса отозвалась на это событие коротеньким сообщением, затерянным где-то в глубине «Нью-Йорк таймс».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216