О да! – Администратор вновь наполнил рюмки. – И потому ваши разговоры о пенсии – полный бред! Что же… – Он помолчал и спросил осторожно: – У Хрущева разговора не получилось?
– Получился разговор, получился… Он пообещал мне концерты только в колхозных клубах… никаких больших городов…
– Что-о?! – взревел Осип Ефремович. – Он что, с ума… – Старший администратор вовремя осекся. – А что ты ему такого сказал, Вольф?
– Успокойся… про тебя ничего не сказал, – усмехнулся Мессинг и выпил коньяк.
– А что такого особенного про меня можно сказать? – обиделся Осип Ефремович.
– Вот потому я ничего про тебя и не сказал, – повторил Мессинг и поднялся. – Спасибо за коньяк… А насчет пенсии, Осип, узнай, пожалуйста… хотя… если потребуется, буду выступать и в колхозных клубах, разница невелика… – И Мессинг вышел из кабинета.
Товарища Сталина все-таки вынесли из Мавзолея. Только произошло это некоторое время спустя, осенью 1961-го. И вновь над входом краснели только большие буквы: «ЛЕНИН», и двое часовых замерли друг напротив друга.
А Сталина захоронили совсем неподалеку, рядом с Мавзолеем, и поставили гранитный бюст на длинном постаменте… в ряду других вождей, калибром помельче, чем великий Ленин…
***
Вольф Григорьевич прошел по коридору мимо многочисленных дверей с табличками, спустился на первый этаж и, миновав просторный холл, оказался в пустом буфете. Только у окна за столиком сидела девушка в черном облегающем свитере и короткой юбчонке. Она курила, глядя в темное окно, на вечернюю улицу, и перед ней стояли бокал с красным вином и пепельница. Мессинг прошел мимо нее, остановился у прилавка, негромко поздоровался. Буфетчица, полногрудая, сорокалетняя, с травленными хной длинными волосами, собранными на затылке в некое подобие лошадиного хвоста, приветливо спросила:
– Вам кофе, Вольф Григорьевич?
Мессинг кивнул.
– Сейчас сделаю. А что Аиды Михайловны давно не видно?
– Болеет…
– Ах, боже мой, привет ей передавайте, пусть выздоравливает, – затараторила буфетчица, насыпая в чашку растворимый кофе и сахар и наливая кипятку.
– Она постарается… – Мессинг отвечал почти машинально, думая о чем-то своем.
– Привет ей передавайте. – Буфетчица протянула чашку Мессингу.
– Непременно. – Мессинг забрал кофе, повернулся и посмотрел, за какой столик сесть, и почему-то подошел к тому, за которым сидела девушка.
– Простите, к вам можно присесть?
– Конечно, Вольф Григорьевич, садитесь… – Девушка шмыгнула носом, поспешно отерла глаза.
– Вы вот меня знаете, а я вас не очень что-то… уж простите великодушно. Как вас зовут?
– Вас все знают – вы человек знаменитый, – слабо улыбнулась девушка. – А зовут меня Викой.
– Виктория, значит. Прекрасное имя. Победительница…. – Мессинг отпил глоток кофе и спросил: – У вас неприятности? Я даже догадываюсь, какие…
– Мне уже говорили, что с вами опасно разговаривать, – усмехнулась Виктория. – Вы сразу все знаете, и от вас ничего не скроешь.
– Ерунда… Я про себя-то ничего не знаю, а уж про других… – И он махнул рукой. – Ну посудите сами. Позднее время, пустой буфет, сидит в одиночестве красивая девушка и пьет вино – наверное, не от большой радости, не так ли? Значит, неприятности. Как видите, все просто, и никаких чудес.
– Я бы вам поверила, если бы не побывала на ваших психологических опытах.
– Неужели бывали?
– Несколько раз. – Девушка отпила глоток вина, затянулась сигаретой и, заметив, как недоверчиво посмотрел на нее Мессинг, прижала руку к сердцу. – Нет, правда, Вольф Григорьевич, и мне было страшно интересно. Скажите, ну а честно: как вы понимаете, о чем человек в эту минуту думает?
Мессинг долго смотрел ей в глаза, отхлебывая кофе, потом медленно сказал:
– Понимаете, Виктория… Витюша Подольский – человек прекрасный, но…
– А почему вы о нем заговорили? – выпрямилась и нахмурилась Виктория.
– Потому что вы все время о нем думаете и отчаиваетесь. Разве не так?
Она закурила новую сигарету, допила вино, оставила бокал и наконец сказала:
– Ну, пусть так… Ну и что?
– Да ничего… – пожал плечами Мессинг. – Сказал, что увидел.
– Скажите, Вольф Григорьевич… а он… любит меня? – с тревогой спросила Виктория.
– К сожалению, Виктория, он больше всего любит свои страдания… это понять можно. Когда его посадили?
– В тридцать девятом, кажется…
– Почти восемнадцать лет лагерей – это… честно говоря, я даже не могу себе представить, что это такое…
– Говорят, он был очень талантливый… Ему было всего двадцать три, а слава уже гремела на весь Союз… – с жаром заговорила Виктория. – Его все обожали, поклонницы на гастролях у гостиниц ночевали… Я фотографии тех лет видела – он такой красивый, такой… одухотворенный…
– Ну, вот видите? Ушел юным красавцем… одухотворенным, а вернулся…
– А он сейчас еще красивее! – вспыльчиво возразила Виктория. – А то, что он злой на всех, – так разве это непонятно? Вы бы посидели с его… да ни за что… Представляете? Семнадцать лет просидеть ни за что… – голос Виктории дрогнул, в глазах заблестели слезы.
– Нет… не представляю… не могу представить, – серьезно ответил Мессинг и покачал головой. – Хочу и не могу., страшно становится… честное слово, Виктория… страшно…
– Ну вот, а вы говорите, он такой озлобленный. Но это правда, что он стал много пить, и пьяный всегда старается обидеть меня побольнее… – с упреком проговорила Виктория. – Да я все от него вынесу, любые обиды, лишь бы он… любил меня…
И тут в буфете появился Витюша Подольский. Он был сильно навеселе, в углу рта закушена папироса. Его мутный осоловевший взгляд с трудом сфокусировался на сидящих вдалеке Виктории и Мессинге. Подольский остановился и долго пялился на них, потом нетвердой походкой направился к буфетчице.
Мессинг и Виктория сидели к буфету спиной и не видели Подольского. Они смотрели друг на друга, и Виктория тихо спрашивала, волнуясь и едва сдерживая слезы:
– Я много раз хотела спросить вас, но боялась… Всегда считала себя сильной и уверенной, считала.
что добьюсь всего, чего хочу. Но, кажется, силы мои кончились…
– Вы так молоды, Виктория, и говорить об этом просто глупо… Вы просто измучились и устали… – сказал Мессинг.
– Наверное… – Виктория пальцем смахнула слезу с уголка глаза. – Я знаю, вы всегда говорите правду, потому и боялась… Скажите, он любит меня? Он не бросит меня?..
Она смотрела на него страдающими глазами и ждала. Мессинг на несколько секунд прикрыл глаза, потом попросил:
– Дайте вашу руку..
Он взял ее за руку, легонько сжал и долго молчал.
– Вы будете вместе, Виктория… он любит вас… но жизнь эта принесет вам много страданий…
– Кончай врать, Мессинг – раздался над ними голос Витюши Подольского.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118