что ты рассказывал политические анекдоты… я ничего не писал…
– Но ведь вы тоже писали, Виктор Александрович, – негромко сказал Мессинг.
– Что? – Подольский резко повернулся к Мессингу. – Вы кто? А-а, догадываюсь… наслышан… гражданин Мессинг… Все видит и все знает. Вам бы следователем работать. Или прокурором… Да, писал… в тюрьме написал три доноса… Вас когда-нибудь били до полусмерти? Яйца в дверях защемляли? Пальцы ломали? – Подольский протянул прямо к лицу Мессинга руку с двумя изуродованными пальцами. – Интересно, что бы вы написали после таких экзекуций?
– Я не имел в виду обстоятельства, я только сказал о факте. Извините. – Мессинг медленно вышел из кабинета…
– Ну вас всех к чертям кошачьим! – плюхнулся в кресло Осип Ефремович.
– Почему кошачьим? – спросил Дормидонт Павлович. – Всегда говорят – к чертям собачьим.
– А мне «кошачьи» больше нравится! – рявкнул Осип Ефремович. – Что смотришь? – заорал он на Подольского. – Пиши заявление на работу!
Москва, 1960 год
Никита Хрущев в своем кабинете просматривал свежие газеты.
– Вот, пожалуйста, о чем я говорил, во всех газетах пишут! Вот письма рабочих… писателей… инженеров, понимаешь… И требование одно и то же – убрать Сталина из Мавзолея! Вот, почитайте, если еще не читали!
– Читали, Никита Сергеевич, – кивнул Подгорный, высокий мужчина в светлом костюме. Он сидел в кресле, закинув ногу на ногу.
– А я больше и читать не буду – все ясно! Выносить его нужно из Мавзолея к едрене фене! – Хрущев швырнул газеты на стол.
– Все же необходимо все взвесить… – сказал Подгорный. – Могут быть внутриполитические осложнения…
– Я не продавец в магазине, чтобы взвешивать! Осложнения! – Никита Сергеевич вскочил, забегал по кабинету. – Если бы я все осложнения учитывал, мы бы сейчас на Колыме сидели! А тут Берия заправлял бы! Никто вам гарантию в сто процентов не даст! Всегда рисковать надо, если дело большое! А тут – разве не большое дело? Искоренить до конца! Сказал «а», говори и «б»! И еще проверим, кто у нас из скрытых сталинистов в правительстве и руководстве партией засел! Уж тут они не выдержат, выскажутся при таком деле… Вот Семичастныи все время молчит! Ты не молчи, ты говори свое мнение! Я не Сталин-у нас руководство коллективное!
– Никита Сергеич, – добродушно улыбнулся Семичастныи. – Комитет госбезопасности особенных протестов со стороны общественности не ожидает! Более того, множество граждан, пострадавших при Сталине, будут приветствовать такое решение… – Семичастныи закурил папиросу, бросил спичку в большую хрустальную пепельницу, стоявшую перед ним. – А может, нам к этому делу привлечь… ну, этого… телепата знаменитого… как его, черт возьми! Мессинга. Он же на каком-то своем выступлении конец войны предсказал. И правильно дату назвал… А было это, кажется, в сорок втором году..
Да, да, да… – остановился пораженный Хрущев. – Правильно говоришь, Семичастныи…. Он и Ваську Сталина от смерти спас… Тот поездом в Свердловск поехал, а самолет разбился… Правильно мыслишь, Семичастный, правильно, голова – два уха! – Хрущев засмеялся, покрутил лысой круглой головой. – Этот Мессинг фигура известная… про него все знают – и рабочие, и ученые…
– Вот и я про то, Никита Сергеич! Он же по всему Союзу со своими концертами ездит. Если он, к примеру, объявит где-нибудь принародно, что ему., ну, приснилось, что ли… что Сталина требуют вынести из Мавзолея…
– Кто требует? – спросил Подгорный.
– Да, кто требует? – повторил вопрос Хрущев.
– Да не знаю… ну высшие силы, что ли… – пожал плечами Семичастный, затягиваясь папиросой.
– Марксизм-ленинизм высшие силы отрицает, Семичастный, ты тут религиозный дурман не наводи… – вновь покачал головой Хрущев и невольно посмотрел в сторону Суслова.
Суслов сидел в дальнем углу кабинета у края стола и сосредоточенно смотрел в окно.
– Михал Андреич… что ты думаешь по этому поводу?
– По поводу чего? – спросил Суслов, не отрывая взгляд от окна, за которым видна была Старая площадь, свободная от машин, и милицейские патрули недалеко от здания ЦК партии.
– По поводу Мессинга, конечно!
– А что вы хотите от этого Мессинга? – глядя в окно, скрипучим фальцетом ответил Суслов. – Обыкновенный шарлатан… фокусник… чем он лучше Кио?
– Но Кио – он, как это?.. – Хрущев глянул на Подгорного, и тот подсказал:
– Иллюзионист…
– Все они… иллюзионисты… – с каменным выражением лица заявил Суслов и поправил чуб надо лбом
– Так что, с Кио поговорить советуешь? – уже неуверенно спросил Хрущев и сам себя оборвал: – Да какой Кио? У Мессинга авторитет среди зрителя… Телепат! Мысли чужие, как свои, читает! Мне многие рассказывали…
– За его голову в тридцать восьмом году Гитлер обещал двести пятьдесят тысяч марок, – сказал скромно сидевший в углу аккуратно причесанный молодой человек в темном костюме.
– Гитлер? Двести пятьдесят тысяч? За что? – вскинулся Хрущев.
– Мессинг предсказал ему поражение, если он пойдет на восток, и насильственную ужасную смерть, – таким же безучастным голосом сообщил молодой человек.
– Мне помощники докладывали – он все какие-то записки мне писал…
– Какие записки? – насторожился Семичастный.
– Какую-то лабораторию предлагал создать, – усмехнулся Хрущев. – Для изучения его чудесных способностей… Хе, черт, такое самомнение – не приведи Господи! Лабораторию целую – вот ведь наглость какая у людей бывает!
Воцарилось молчание. Семичастный снова закурил и сказал:
– Да, да… в Комитете есть такие сведения… Он и в Германии какую-то лабораторию создавал. По изучению телепатии и парапсихологии. Вместе с неким Ганусеном – приближенным к Гитлеру и ко всей фашистской верхушке доктором-телепатом. Тоже занимался предсказаниями.
– Ты слышишь, Михал Андреич, слышишь? – вновь воодушевился Хрущев.
– Слышу… – скрипуче отозвался Суслов. – Продолжайте, пожалуйста.
– Вроде Гитлеру это не понравилось, эти игры с лабораторией. Он приказал Ганусена и Мессинга ликвидировать. Ганусена ликвидировали, а Мессингу удалось бежать сначала в Польшу, а потом в Советский Союз. Семья вся погибла в варшавском гетто… Не уверен, что все сведения точны, но… это все, что у нас есть по Мессингу, – развел руками Семичастный.
– Откровенно говоря, товарищи, я не вижу такой уж настоятельной необходимости сейчас убирать Сталина из Мавзолея. Куда спешим? Нельзя идти на поводу у толпы, – тем же скрипучим фальцетом проговорил Суслов и посмотрел на Хрущева: – Впрочем, Никита Сергеич. если ты настаиваешь, я не возражаю…
Хрущев переглянулся с Подгорным и Семичастным, и все трое с облегчением улыбнулись. Но Суслов успел перехватить эту «переглядку» и проговорил:
– Я слышал, он вышел с Лубянки от Берии без документов?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118