Каллахан снова стал вышагивать по аудитории.
— Ладно, спасибо, мистер Сэллинджер. Я всегда получаю удовольствие от ваших комментариев. Вы, как обычно, изложили нам точку зрения на законодательство непрофессионала.
Смех усилился. Сэллинджер вспыхнул и сел на место.
Каллахан больше не улыбался.
— Мне хотелось бы поднять эту дискуссию на интеллектуальный уровень, о’кей? Итак, ответьте вы, мисс Шоу. Почему Розенберг симпатизирует Нэшу?
— Вторая поправка предоставляет людям право хранить и носить оружие. Для судьи Розенберга это буквально и абсолютно. Ничто не должно запрещаться. Если Нэш хочет иметь АК-47, или ручную гранату, или реактивный противотанковый гранатомет, штат Нью-Джерси не может принять закон, запрещающий это.
— Вы согласны с ним?
— Нет, и я не одинока. Это решение “восемь-к-одному”. Никто не поддержал его.
— В чем заключается логическое обоснование остальных восьми?
— Это очевидно, на самом деле. Штаты выдвигают причины для запрета торговли и приобретения определенных видов оружия. Интересы штата Нью-Джерси выше прав мистера Нэша, дарованных ему Второй поправкой. Общество не может позволить частным лицам иметь в собственности современные виды оружия.
Каллахан внимательно смотрел на нее. Привлекательные студентки-юристочки редкость в Тьюлане, но если он обнаруживал такую, то сразу же переходил в наступление. В последние восемь лет успех сопутствовал ему. Девушки приходят в юридическую школу свободными и раскрепощенными. Дарби была совсем другой. Он впервые увидел ее в библиотеке во втором семестре первого учебного года, и месяц ушел у него на то, чтобы просто пригласить ее на обед.
— Кто записал мнение большинства? — спросил он ее.
— Раньян.
— Вы согласны с ним?
— Да, это простой случай, действительно.
— Тогда скажите, в чем заключается позиция Розенберга?
— Мне кажется, он ненавидит всех остальных членов суда.
— Значит, он выражает несогласие с мнением других просто ради собственного удовольствия?
— Зачастую, да. Его мнения все чаще не могут считаться оправданными. Возьмите дело Нэша. Для либерала, каким является Розенберг, вопрос контроля за оружием совсем прост. Он должен был записать мнение большинства, и десять лет назад он так и поступил бы. Что касается дела “Фордайс против Орегона”, относящегося к 1977 году, то там он дал интерпретацию Второй поправки в более узком смысле. Его непоследовательность, можно сказать, смущает.
Каллахан уже забыл дело Фордайса.
— Вы полагаете, что судья Розенберг состарился? Как и большинство бойцов, впавших в шок, Сэллинджер как в воду бросился в финальный раунд:
— Он сумасшедший, как черт, и вы знаете это. Вы не можете защищать его взгляды.
— Не всегда, мистер Сэллинджер, но, по крайней мере, он все еще там.
— Его тело там, но разум мертв.
— Он дышит, мистер Сэллинджер.
— Да, дышит с помощью машины. Они должны закачивать ему кислород черев нос.
— Не это главное, мистер Сэллинджер. Он последний из великих судебных деятелей, и он по-прежнему дышит.
— Вы бы лучше позвонили и проверили, — произнес Сэллинджер, когда преподаватель умолк.
Он сказал достаточно. Нет, он сказал слишком много. И опустил голову, когда профессор уставился на него. Он рухнул на свое место рядом с лежащей там тетрадью, сам пораженный, зачем он все это сказал.
Каллахан заставил его опустить глаза, затем снова зашагал по аудитории. Все было действительно как после тяжелого похмелья.
Глава 3
Он выглядел по меньшей мере как старик фермер, в соломенной шляпе, чистом рабочем комбинезоне, опрятной обтягивающей грудь рабочей рубашке цвета хаки, сапогах. Он жевал табак и сплевывал в черную воду за волноломом. Он жевал как настоящий фермер. Его пикап, хотя и последней модели, основательно подвергся воздействию дождя и солнца и выглядел так, как будто только что проехал по пыльной дороге. Номера неверной Каролины. Машина стояла в сотне ярдов в стороне отсюда, с зарывшимися в песок колесами, на другом конце пирса.
Понедельник, полночь. Первый понедельник в октябре, и следующие тридцать минут он должен ждать в темной прохладе пустынного пирса, меланхолично жевать табак, облокотившись о перила и пристально вглядываясь в море. Он был один, как, по его сведениям, и должно быть. Так было заранее запланировано. Этот пирс всегда безлюден в этот час. Лишь фары случайного автомобиля могли осветить береговую линию, но никогда ни одна машина не останавливалась здесь в это время.
Он смотрел на красные и синие канальные огни, горящие далеко от берега. Посмотрел на часы, не поворачивая головы. Облака нависали темной толстой тучей, и было трудно различить его, пока он не приблизится к пирсу. Так было запланировано.
Пикап приехал не из Северной Каролины, и фермер не был фермером. Законные номера были сняты с потерпевшего аварию грузовика, находящегося на свалке под Даремом. Пикап увели из Батон-Ружа. Фермер не был из ниоткуда и не совершил ни одной кражи. Он был профессионалом и вполне естественно, что кто-то другой вершил за него небольшие грязные делишки.
Через двадцать минут ожидания со стороны моря появился темный силуэт, двигающийся к пирсу. Прежде спокойный, приглушенный двигатель зарокотал, и шум стал усиливаться. Объект превратился в небольшое судно с каким-то закамуфлированным силуэтом почти сливающегося с водой механизма и работающим мотором. Фермер в ожидании не сдвинулся ни на дюйм. Рокот прекратился, и черная резиновая лодка-плот закачалась на спокойной воде футах в тридцати от пирса. Не было проезжающих мимо машин, и их фары не освещали безлюдное побережье.
Фермер аккуратно зажал сигарету губами, зажег ее, дважды затянулся и шумно зашагал к плоту.
— Что за сигареты? — подал голос человек на воде, когда фермер прошел примерно полпути.
Он мог различить очертания фермера, стоящего у перил, но не его лицо.
— “Лакки Страйк”, — ответил фермер. Эти слова пароля делали игру такой глупой. Разве можно было предполагать, что какие-то другие черные резиновые лодки будут плыть по течению из Атлантики и пунктом прибытия точно в этот час определят этот древний пирс? Глупо, но это не так уж и важно.
— Люк? — послышалось из лодки.
— Сэм, — ответил фермер. Его звали Хамел, не Сэм, но он будет Сэмом в течение последующих пяти минут, пока не припаркует плот.
Хамел не ответил, что и не требовалось, но быстро запустил двигатель и направил плот вдоль пирса к берегу. Люк следил за ним сверху. Они встретились возле пикапа и даже не обменялись рукопожатием. Хамел положил черную спортивную сумку фирмы “Адидас” на сиденье между ними, и машина тронулась в путь вдоль береговой линии.
Люк вел машину, а Хамел курил, и каждый прекрасно справлялся со своим делом, абсолютно не замечая друг друга.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103