Когда он часом позже приехал в гуверовское здание, алкоголь улетучился, но появилась боль. Он проклинал себя и проклинал Каллахана, который, вне всякого сомнения, будет спать до обеда и проснется свежим, бодрым и готовым лететь в Новый Орлеан. Они ушла из ресторана в полночь, когда тот закрывался. Потом заглянули еще в несколько баров и пошутили насчет посещения “подводного” кино, но, так как любимый ими кинотеатр взорвали, они не могли этого сделать. Поэтому они просто пили до трех или четырех часов.
В одиннадцать у него была назначена встреча с директором Войлсом и следовало появиться трезвым и бодрым. Это было невозможно. Он попросил секретаршу закрыть дверь и объяснил ей, что подхватил противный вирус, может быть, грипп, и его нужно оставить одного, если только не появится что-нибудь чертовски важное. Она изучала его глаза и, казалось, хмыкала еще более неодобрительно, чем обычно. Запах пива не всегда испаряется во время сна.
Она вышла и закрыла за собой дверь. Он запер ее. Чтобы уравнять положение, позвонил Каллахану, но никто не ответил.
Что за жизнь. Его лучший друг зарабатывал почти столько же, сколько и он, но был занят работой тридцать часов в неделю и имел богатый выбор сговорчивых молодых студенточек лет на двадцать моложе. Потом он вспомнил их грандиозные планы насчет недельного отдыха на Сент-Томасе, и в воображении возникла Дарби, прогуливающаяся по пляжу. Он поедет туда, даже если придется уйти в отставку.
Волна тошноты поднимается вверх, подкатывает к горлу, и он быстро ложится на пол. На дешевый правительственный ковер. Он дышит глубоко, и где-то вверху в голове начинает стучать. Оштукатуренный потолок не закружился, и это придавало силы. Через три минуты стало ясно, что рвоты не будет, по крайней мере, в данный момент.
Его портфель находился в пределах досягаемости, и он осторожно подтянул его к себе. Нашел внутри конверт, лежащий рядом с утренней газетой. Вскрыл его, развернул сложенные вместе листы и держал их обеими руками на расстоянии шести дюймов от лица.
Всего было тринадцать страниц компьютерной распечатки обычного размера, как для письма. Текст набран через два интервала, широкие поля. Он мог читать. На полях от руки были сделаны небрежные примечания, целые абзацы шли с пометками. Слово “черновик” было написано фломастером наискось вверху. Ее фамилия, адрес и номер телефона напечатаны на обложке.
Он бегло, за несколько минут, пока лежит на полу, просмотрит страницы, потом, возможно, найдет в себе силы сесть за стол и вновь почувствует себя важным правительственным юристом. Он подумал о Войлсе, и стук в голове усилился.
* * *
Она писала хорошо. Стандартный, как тому учат в юридической школе, образец из больших предложений, состоящих из длинных слов. Но мысли она излагала четко. Избегала повторов и специального, понятного лишь юристам, жаргона, к которому обычно прибегает большинство студентов. Она никогда не будет писать так, как юридический служащий, работающий в правительстве Соединенных Штатов.
Гэвин никогда не слышал о ее подозреваемом, и, определенно, его фамилии не было ни в одном списке.
В узком смысле слова это не было дедом, больше похоже на статью о судебном процессе в Луизиане. Она излагала факты кратко и делала их интересными. Увлекательно, на самом деле. Он уже не просматривал, а внимательно читал.
Изложение фактов заняло четыре страницы, потом на трех страницах давались краткие справки о сторонах. Здесь текст был несколько растянутым, но он продолжал читать. Он заглотнул крючок. На восьмой странице — само дело, или, иначе, резюме судебного разбирательства. На девятой упоминалась апелляция, а на последних трех страницах прослеживалась невероятная мысль: речь шла об исключении Розенберга и Дженсена из состава суда. Каллахан сказал, что она уже отвергла эту теорию и, по-видимому, в конце концов выпустила пар.
Но читать было в высшей степени интересно. На какой-то миг он забыл о головной боли и прочитал тринадцать страниц материалов дела, излагаемых студенткой юридической школы, лежа на полу на грязном ковре, в то время как у него было много другой работы.
Раздался слабый стук в дверь. Он медленно сел, затем осторожно встал и направился к двери.
— Да.
Это была секретарша.
— Ненавижу беспокоить. Но директор хочет видеть вас у себя в кабинете через десять минут. Верхик открыл дверь.
— Что?
— Да, сэр. Десять минут.
Он протер глаза и быстро вздохнул.
— Зачем?
— Я лишусь должности, если буду задавать такие вопросы, сэр.
— У вас есть что-нибудь для полоскания рта?
— Да, сэр. Думаю, что есть. Вы хотите воспользоваться?
— Я не спрашивал бы, если бы не хотел. Принесите мне. Кстати, у вас есть жевательная резинка?
— Жевательная резинка?
— Жевательная резинка.
— Да, сэр. Она вам тоже нужна?
— Просто принесите мне полоскание для рта, жевательную резинку и аспирин, если у вас есть.
Он направился к столу и сел, обхватив голову руками и потирая виски. Он слышал, как она выдвигала ящики, и вот она уже стоит перед ним со всем заказанным.
— Спасибо. Извините, что я раздражен.
Он показал на дело, лежащее в кресле у двери.
— Передайте это дело Эрику Исту, он работает на пятом этаже. Приложите записку от меня. Попросите его просмотреть материалы, когда у него будет минутка свободного времени.
Она вышла с делом.
* * *
Флетчер Коул открыл дверь в Овальный кабинет, с серьезным видом обращаясь к К. О. Льюису и Эрику Исту. Президент находился в Пуэрто-Рико, знакомясь с последствиями урагана, а директор Войлс отказался встретиться с Коулом наедине. Он послал своих сотрудников рангом пониже.
Коул проводил их к дивану, а сам сел напротив, за кофейным столиком. Пиджак застегнут на все пуговицы, галстук завязан по всем правилам. Он никогда не позволял себе небрежности в одежде. Ист слышал целые истории о его привычках. Он работал по двадцать часов в день, семь дней в неделю, не пил ничего, кроме воды, а ел в основном пищу из торговых автоматов, находящихся в цокольном этаже здания. Он мог читать подобно компьютеру и целыми часами ежедневно просиживал за просмотром письменных сообщений, докладов, корреспонденции и гор находящихся на рассмотрении в данный момент законов. У него была отличная память. Всю последнюю неделю они ежедневно составляли доклады о ходе расследований и вручали их Коулу, который впитывал в себя материал и помнил все до следующей встречи. Если они делали что-то неправильно, он терроризировал их. Его ненавидели, но не уважать его было невозможно. Он был сообразительнее их и работал больше их. И он прекрасно знал это.
Он чувствовал себя самоуверенно в пустоте Овального кабинета. Его босса не было, он работал перед камерами, но реальная власть оставалась в тени, чтобы управлять страной.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103
В одиннадцать у него была назначена встреча с директором Войлсом и следовало появиться трезвым и бодрым. Это было невозможно. Он попросил секретаршу закрыть дверь и объяснил ей, что подхватил противный вирус, может быть, грипп, и его нужно оставить одного, если только не появится что-нибудь чертовски важное. Она изучала его глаза и, казалось, хмыкала еще более неодобрительно, чем обычно. Запах пива не всегда испаряется во время сна.
Она вышла и закрыла за собой дверь. Он запер ее. Чтобы уравнять положение, позвонил Каллахану, но никто не ответил.
Что за жизнь. Его лучший друг зарабатывал почти столько же, сколько и он, но был занят работой тридцать часов в неделю и имел богатый выбор сговорчивых молодых студенточек лет на двадцать моложе. Потом он вспомнил их грандиозные планы насчет недельного отдыха на Сент-Томасе, и в воображении возникла Дарби, прогуливающаяся по пляжу. Он поедет туда, даже если придется уйти в отставку.
Волна тошноты поднимается вверх, подкатывает к горлу, и он быстро ложится на пол. На дешевый правительственный ковер. Он дышит глубоко, и где-то вверху в голове начинает стучать. Оштукатуренный потолок не закружился, и это придавало силы. Через три минуты стало ясно, что рвоты не будет, по крайней мере, в данный момент.
Его портфель находился в пределах досягаемости, и он осторожно подтянул его к себе. Нашел внутри конверт, лежащий рядом с утренней газетой. Вскрыл его, развернул сложенные вместе листы и держал их обеими руками на расстоянии шести дюймов от лица.
Всего было тринадцать страниц компьютерной распечатки обычного размера, как для письма. Текст набран через два интервала, широкие поля. Он мог читать. На полях от руки были сделаны небрежные примечания, целые абзацы шли с пометками. Слово “черновик” было написано фломастером наискось вверху. Ее фамилия, адрес и номер телефона напечатаны на обложке.
Он бегло, за несколько минут, пока лежит на полу, просмотрит страницы, потом, возможно, найдет в себе силы сесть за стол и вновь почувствует себя важным правительственным юристом. Он подумал о Войлсе, и стук в голове усилился.
* * *
Она писала хорошо. Стандартный, как тому учат в юридической школе, образец из больших предложений, состоящих из длинных слов. Но мысли она излагала четко. Избегала повторов и специального, понятного лишь юристам, жаргона, к которому обычно прибегает большинство студентов. Она никогда не будет писать так, как юридический служащий, работающий в правительстве Соединенных Штатов.
Гэвин никогда не слышал о ее подозреваемом, и, определенно, его фамилии не было ни в одном списке.
В узком смысле слова это не было дедом, больше похоже на статью о судебном процессе в Луизиане. Она излагала факты кратко и делала их интересными. Увлекательно, на самом деле. Он уже не просматривал, а внимательно читал.
Изложение фактов заняло четыре страницы, потом на трех страницах давались краткие справки о сторонах. Здесь текст был несколько растянутым, но он продолжал читать. Он заглотнул крючок. На восьмой странице — само дело, или, иначе, резюме судебного разбирательства. На девятой упоминалась апелляция, а на последних трех страницах прослеживалась невероятная мысль: речь шла об исключении Розенберга и Дженсена из состава суда. Каллахан сказал, что она уже отвергла эту теорию и, по-видимому, в конце концов выпустила пар.
Но читать было в высшей степени интересно. На какой-то миг он забыл о головной боли и прочитал тринадцать страниц материалов дела, излагаемых студенткой юридической школы, лежа на полу на грязном ковре, в то время как у него было много другой работы.
Раздался слабый стук в дверь. Он медленно сел, затем осторожно встал и направился к двери.
— Да.
Это была секретарша.
— Ненавижу беспокоить. Но директор хочет видеть вас у себя в кабинете через десять минут. Верхик открыл дверь.
— Что?
— Да, сэр. Десять минут.
Он протер глаза и быстро вздохнул.
— Зачем?
— Я лишусь должности, если буду задавать такие вопросы, сэр.
— У вас есть что-нибудь для полоскания рта?
— Да, сэр. Думаю, что есть. Вы хотите воспользоваться?
— Я не спрашивал бы, если бы не хотел. Принесите мне. Кстати, у вас есть жевательная резинка?
— Жевательная резинка?
— Жевательная резинка.
— Да, сэр. Она вам тоже нужна?
— Просто принесите мне полоскание для рта, жевательную резинку и аспирин, если у вас есть.
Он направился к столу и сел, обхватив голову руками и потирая виски. Он слышал, как она выдвигала ящики, и вот она уже стоит перед ним со всем заказанным.
— Спасибо. Извините, что я раздражен.
Он показал на дело, лежащее в кресле у двери.
— Передайте это дело Эрику Исту, он работает на пятом этаже. Приложите записку от меня. Попросите его просмотреть материалы, когда у него будет минутка свободного времени.
Она вышла с делом.
* * *
Флетчер Коул открыл дверь в Овальный кабинет, с серьезным видом обращаясь к К. О. Льюису и Эрику Исту. Президент находился в Пуэрто-Рико, знакомясь с последствиями урагана, а директор Войлс отказался встретиться с Коулом наедине. Он послал своих сотрудников рангом пониже.
Коул проводил их к дивану, а сам сел напротив, за кофейным столиком. Пиджак застегнут на все пуговицы, галстук завязан по всем правилам. Он никогда не позволял себе небрежности в одежде. Ист слышал целые истории о его привычках. Он работал по двадцать часов в день, семь дней в неделю, не пил ничего, кроме воды, а ел в основном пищу из торговых автоматов, находящихся в цокольном этаже здания. Он мог читать подобно компьютеру и целыми часами ежедневно просиживал за просмотром письменных сообщений, докладов, корреспонденции и гор находящихся на рассмотрении в данный момент законов. У него была отличная память. Всю последнюю неделю они ежедневно составляли доклады о ходе расследований и вручали их Коулу, который впитывал в себя материал и помнил все до следующей встречи. Если они делали что-то неправильно, он терроризировал их. Его ненавидели, но не уважать его было невозможно. Он был сообразительнее их и работал больше их. И он прекрасно знал это.
Он чувствовал себя самоуверенно в пустоте Овального кабинета. Его босса не было, он работал перед камерами, но реальная власть оставалась в тени, чтобы управлять страной.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103