Кто-то, вероятно, Флетчер Коул, хотел, чтобы весь мир знал, что Хамел всплыл в качестве подозреваемого, что он был, надо же, арабом, что у него тесные связи с Ливией, Ираном и Ираком, со странами, где правят полные идиоты, которые ненавидят Америку. Кто-то в Белом Доме Дураков хотел, чтобы история попала на первые страницы.
Но это была адская история и это были новости для первых страниц. Они со Смитом Кином закончили к девяти. Они нашли два старых снимка человека, который, как широко считали, был Хамелом, но они были так непохожи, что казались фотографиями разных людей. Кин сказал, что пойдут оба. Дело Хамела было тощим. Много сплетен и легенд, но мало “мяса”. Грентэм упомянул Папу Римского, британского дипломата, немецкого банкира и засаду израильских солдат. И теперь, в соответствии с конфиденциальным источником из Белого дома, наиболее надежным источником, на который можно положиться, Хамел был подозреваемым в убийстве сотрудников Министерства правосудия Розенберга и Дженсена.
* * *
Через двадцать четыре часа после того, как полетела на бетон дороги, она еще была жива. Если бы она могла перенести это на утро, то начала бы новый день с новыми идеями о том, что делать и куда идти. А сейчас она слишком устала. Она находилась в номере на пятнадцатом этаже отеля “Мариотт”, с дверью, запертой на задвижку, со включенным светом и с увесистой банкой “Мэйс”, лежащей на постели. Ее густые, темно-рыжие волосы теперь лежали в бумажном мешке в стенном шкафу. В последний раз, когда она стригла волосы, ей было три года, и мать помогала ей заплести хвост.
Два мучительных часа ушло у нее на то, чтобы отрезать их тупыми ножницами и придать какую-то видимость прически. Она будет держать их под кепкой или шляпой один бог знает сколько. Еще два часа ушло на то, чтобы перекрасить их в черный цвет. Она могла бы их отбелить и стать блондинкой, но это было бы слишком очевидно. Она предполагала, что имеет дело с профессионалами, и по каким-то непостижимым причинам, находясь в аптеке, решила, что они могут ожидать от нее этого и готовы к тому, что она станет блондинкой. И потом, какого черта! Краситель во флаконе, и если завтра она проснется с растрепанными волосами, то сможет стать блондинкой. Стратегия хамелеона. Менять цвет каждый день и сводить их с ума. У “Клейрол” было по крайней мере восемьдесят пять оттенков.
Она была полумертвой от усталости, но боялась спать. Днем она не видела друга из “Шератона”, но чем больше она перемещалась в окрестностях, тем более знакомыми казались лица. Его, здесь не было, знала она. Но у него были друзья. Если они смогли убить Розенберга и Дженсена и убрать Томаса Каллахана, то с ней не будет проблем.
Она не могла подойти к своей машине, но и не хотела брать напрокат. Когда берешь машину, то остаются записи. А они наверняка следят. Она могла бы улететь самолетом, но они контролируют аэропорты. Уехать на автобусе? Но она никогда не покупала билет на автобус и не была внутри “Грейхаунда”.
После того, как они поймут, что она пропала, они будут ждать, что она побежит. Она была всего лишь любителем, маленькой студенткой, у которой разорвалось сердце, когда она увидела, как ее мужчина был разорван на мельчайшие кусочки и заживо изжарен. Она должна была бы броситься очертя голову куда-нибудь, уехать из города, и они бы ее накрыли.
В этот момент город ей даже нравился. В нем был миллион гостиничных номеров, почти так же много аллей и погребков и баров, и в нем всегда толпы людей, прогуливающихся по Бурбону, Шартре, Дофину и Роялю. Она его хорошо знала, особенно Квартал, жизнь которого находилась на расстоянии пешего хода. Она будет перемещаться из отеля в отель несколько дней, до тех пор пока... Пока что? Она не знала что. Она не знала почему. В сложившихся обстоятельствах передвигаться казалось разумным. По утрам она постарается не бывать на улицах. Она будет менять одежду, шляпы и солнечные очки. Она начнет курить и держать сигарету в губах. Она будет передвигаться, пока не устанет, а затем она, возможно, уедет. Она испугана, но все о’кей. Надо думать. Она выживет.
Она подумала о том, чтобы позвонить в полицию, но не сейчас. Они спрашивают фамилию и делают записи, и они могут оказаться опасными. Она подумала о том, чтобы позвонить брату Томаса в Мобил, но в этот момент не было решительно ничего, в чем бедняга мог бы ей помочь. Она подумала о том, чтобы позвонить декану, но как бы она могла объяснить дело, Гэвина Верхика, ФБР, бомбу в автомашине, Розенберга и Дженсена, ее побег и сделать так, чтобы это все звучало правдоподобно. Забудь декана. Кроме того, он ей не нравился. Она подумала о том, чтобы позвонить паре друзей из университета, но люди говорят и слушают, и они могут быть и там, слушая, что говорят о бедном Каллахане. Она хотела поговорить с Алисой Старк, ее лучшей подругой. Алиса взволнована, Алиса пойдет в полицию и скажет, что ее друг Дарби Шоу пропала. Она позвонит Алисе завтра.
Она позвонила в обслуживание, заказала мексиканский салат и бутылку красного вина. Она выпьет его все, затем сядет в кресло с “Мэйс” и будет наблюдать за дверью, пока не заснет.
Глава 18
Лимузин Гмински выехал на Канал, развернулся на полной скорости и резко остановился перед “Шератоном”. Обе передние дверцы распахнулись. Гмински выскочил из автомобиля и устремился внутрь, сопровождаемый тремя личными помощниками с сумками и портфелями, семенившими за ним.
Было почти два часа ночи и было очевидно, что Директор спешит. Он не остановился перед стойкой регистрации, а направился прямо к лифтам. Помощники, бежавшие за ним, придержали для него дверцу, и, пока они поднимались на шестой этаж, никто не промолвил ни слова.
Три его личных агента ждали в угловой комнате. Один из них открыл дверь, и Гмински ввалился внутрь без какого-либо приветствия. Помощники свалили сумки и портфели на кровать. Директор сорвал с себя пиджак и швырнул на стул.
— Где она? — рявкнул он агенту по имени Хутен.
Агент, которого звали Сванк, приоткрыл шторы. Гмински подошел к окну.
Сванк показал на “Мариотт”, который находился через улицу на расстоянии одного квартала:
— Она на пятнадцатом этаже, третья комната с улицы, свет еще включен.
Гмински уставился на “Мариотт”:
— Ты уверен?
— Да. Мы видели, как она входила и расплачивалась кредитной карточкой.
— Бедный ребенок, — сказал Гмински, прохаживаясь около окна. — Где она была прошлой ночью?
— “Холидей Инн” на Рояль. Расплатилась кредитной карточкой.
— Вы заметили кого-нибудь, следящего за ней? — спросил Директор.
— Нет.
— Дайте воды, — сказал он помощнику. Тот немедленно бросился к корзине со льдом и загрохотал кубиками.
Гмински присел на край кровати, сжал пальцы и методично прощелкал каждым суставом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103
Но это была адская история и это были новости для первых страниц. Они со Смитом Кином закончили к девяти. Они нашли два старых снимка человека, который, как широко считали, был Хамелом, но они были так непохожи, что казались фотографиями разных людей. Кин сказал, что пойдут оба. Дело Хамела было тощим. Много сплетен и легенд, но мало “мяса”. Грентэм упомянул Папу Римского, британского дипломата, немецкого банкира и засаду израильских солдат. И теперь, в соответствии с конфиденциальным источником из Белого дома, наиболее надежным источником, на который можно положиться, Хамел был подозреваемым в убийстве сотрудников Министерства правосудия Розенберга и Дженсена.
* * *
Через двадцать четыре часа после того, как полетела на бетон дороги, она еще была жива. Если бы она могла перенести это на утро, то начала бы новый день с новыми идеями о том, что делать и куда идти. А сейчас она слишком устала. Она находилась в номере на пятнадцатом этаже отеля “Мариотт”, с дверью, запертой на задвижку, со включенным светом и с увесистой банкой “Мэйс”, лежащей на постели. Ее густые, темно-рыжие волосы теперь лежали в бумажном мешке в стенном шкафу. В последний раз, когда она стригла волосы, ей было три года, и мать помогала ей заплести хвост.
Два мучительных часа ушло у нее на то, чтобы отрезать их тупыми ножницами и придать какую-то видимость прически. Она будет держать их под кепкой или шляпой один бог знает сколько. Еще два часа ушло на то, чтобы перекрасить их в черный цвет. Она могла бы их отбелить и стать блондинкой, но это было бы слишком очевидно. Она предполагала, что имеет дело с профессионалами, и по каким-то непостижимым причинам, находясь в аптеке, решила, что они могут ожидать от нее этого и готовы к тому, что она станет блондинкой. И потом, какого черта! Краситель во флаконе, и если завтра она проснется с растрепанными волосами, то сможет стать блондинкой. Стратегия хамелеона. Менять цвет каждый день и сводить их с ума. У “Клейрол” было по крайней мере восемьдесят пять оттенков.
Она была полумертвой от усталости, но боялась спать. Днем она не видела друга из “Шератона”, но чем больше она перемещалась в окрестностях, тем более знакомыми казались лица. Его, здесь не было, знала она. Но у него были друзья. Если они смогли убить Розенберга и Дженсена и убрать Томаса Каллахана, то с ней не будет проблем.
Она не могла подойти к своей машине, но и не хотела брать напрокат. Когда берешь машину, то остаются записи. А они наверняка следят. Она могла бы улететь самолетом, но они контролируют аэропорты. Уехать на автобусе? Но она никогда не покупала билет на автобус и не была внутри “Грейхаунда”.
После того, как они поймут, что она пропала, они будут ждать, что она побежит. Она была всего лишь любителем, маленькой студенткой, у которой разорвалось сердце, когда она увидела, как ее мужчина был разорван на мельчайшие кусочки и заживо изжарен. Она должна была бы броситься очертя голову куда-нибудь, уехать из города, и они бы ее накрыли.
В этот момент город ей даже нравился. В нем был миллион гостиничных номеров, почти так же много аллей и погребков и баров, и в нем всегда толпы людей, прогуливающихся по Бурбону, Шартре, Дофину и Роялю. Она его хорошо знала, особенно Квартал, жизнь которого находилась на расстоянии пешего хода. Она будет перемещаться из отеля в отель несколько дней, до тех пор пока... Пока что? Она не знала что. Она не знала почему. В сложившихся обстоятельствах передвигаться казалось разумным. По утрам она постарается не бывать на улицах. Она будет менять одежду, шляпы и солнечные очки. Она начнет курить и держать сигарету в губах. Она будет передвигаться, пока не устанет, а затем она, возможно, уедет. Она испугана, но все о’кей. Надо думать. Она выживет.
Она подумала о том, чтобы позвонить в полицию, но не сейчас. Они спрашивают фамилию и делают записи, и они могут оказаться опасными. Она подумала о том, чтобы позвонить брату Томаса в Мобил, но в этот момент не было решительно ничего, в чем бедняга мог бы ей помочь. Она подумала о том, чтобы позвонить декану, но как бы она могла объяснить дело, Гэвина Верхика, ФБР, бомбу в автомашине, Розенберга и Дженсена, ее побег и сделать так, чтобы это все звучало правдоподобно. Забудь декана. Кроме того, он ей не нравился. Она подумала о том, чтобы позвонить паре друзей из университета, но люди говорят и слушают, и они могут быть и там, слушая, что говорят о бедном Каллахане. Она хотела поговорить с Алисой Старк, ее лучшей подругой. Алиса взволнована, Алиса пойдет в полицию и скажет, что ее друг Дарби Шоу пропала. Она позвонит Алисе завтра.
Она позвонила в обслуживание, заказала мексиканский салат и бутылку красного вина. Она выпьет его все, затем сядет в кресло с “Мэйс” и будет наблюдать за дверью, пока не заснет.
Глава 18
Лимузин Гмински выехал на Канал, развернулся на полной скорости и резко остановился перед “Шератоном”. Обе передние дверцы распахнулись. Гмински выскочил из автомобиля и устремился внутрь, сопровождаемый тремя личными помощниками с сумками и портфелями, семенившими за ним.
Было почти два часа ночи и было очевидно, что Директор спешит. Он не остановился перед стойкой регистрации, а направился прямо к лифтам. Помощники, бежавшие за ним, придержали для него дверцу, и, пока они поднимались на шестой этаж, никто не промолвил ни слова.
Три его личных агента ждали в угловой комнате. Один из них открыл дверь, и Гмински ввалился внутрь без какого-либо приветствия. Помощники свалили сумки и портфели на кровать. Директор сорвал с себя пиджак и швырнул на стул.
— Где она? — рявкнул он агенту по имени Хутен.
Агент, которого звали Сванк, приоткрыл шторы. Гмински подошел к окну.
Сванк показал на “Мариотт”, который находился через улицу на расстоянии одного квартала:
— Она на пятнадцатом этаже, третья комната с улицы, свет еще включен.
Гмински уставился на “Мариотт”:
— Ты уверен?
— Да. Мы видели, как она входила и расплачивалась кредитной карточкой.
— Бедный ребенок, — сказал Гмински, прохаживаясь около окна. — Где она была прошлой ночью?
— “Холидей Инн” на Рояль. Расплатилась кредитной карточкой.
— Вы заметили кого-нибудь, следящего за ней? — спросил Директор.
— Нет.
— Дайте воды, — сказал он помощнику. Тот немедленно бросился к корзине со льдом и загрохотал кубиками.
Гмински присел на край кровати, сжал пальцы и методично прощелкал каждым суставом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103