-- Послушайте, -- не сдаюсь я, -- вы у Ляхиной, у Ираиды Прокофьевны, вы у нее
справьтесь. Она же меня вот с таких лет знает. Ну ей Богу -- М. моя настоящая
фамилия, потому и псевдоним такой -- Эмский... Ее что -- нет?.. Ускакала?
И опять они молчат.
Бьют часы. Одиннадцать раз подряд. Гражданин майор Бесфамильный устало
раздергивает шторы. Там, на воле уже почти рассвело.
О, что стало с вами, глаза мои, глазоньки бедные, вечно видящие не то, что
положено, проклятые очи мои! Вы уже и не слезитесь, почти и не моргаете уже,
как этот рассвет, серые мои, заплывшие от ежедневных "корректировок"...
За спиной пронзительно скрипит дверь. Тяжелые шаги, сопение. Это он -- мой
третий. Генерал-адьютант А. Ф. Дронов, тутошний заплечных дел мастер. Я уже
начинаю узнавать его затылком!..
Люди, неужели я любил вас?!
-- Что у вас с челюстью?.. Выбита?! Ах, Афедронов, Афедронов, ведь могут
подумать, что потому и ударник!.. Ну-с, продолжим... Так кто, вы говорите, к
вам постучался после визита к Резиденту? Рабочий, солдат и?..
-- И ма...фрос, -- с трудом ворочая языком, отвечаю я.
-- Имя, фамилия, кличка.
-- Э омню... ажется, Швандя.
Гражданин майор Бесфамильный, потирая руки, поднимается. Сегодня он, похоже, в
настроении.
За окном, в блеклом потустороннем небе висят допотопные аэростаты.
Гражданин майор подходит к самодельному календарю с загадочной надписью: "До
третьего марта осталось...". Он меняет цифры и теперь остается уже 72 дня.
Когда началось следствие, оставалось на триста больше.
-- И ничего не попишешь! -- весело восклицает гражданин майор. -- Ни-че-го! И
знаете почему, Дудай Шамилевич? Да потому что -- диалектика! Вы истмат
изучали?.. Вот и плохо! Вот и чувствуется!..
И насмешливо глядя поверх своих черных очков, он садится за рабочий стол --
моложавый, как все высшее начальство, весь в скрипучих ремнях.
Над его головой поясной портрет товарища Маленкова. Портрет как портрет, с
одной, правда, странной поправочкой: глаза у незабвенного Георгия
Максимилиановича закрыты...
Почему?! Зачем?!
Но я теперь уже и спрашивать боюсь. Долгим, немигающим взглядом я смотрю на
ползущую по портрету муху. Все смотрю, смотрю и она не "плывет", не
смазывается, не исчезает. Как ни в чем ни бывало сучит ножками на
государственном лбу!
Кабинет большой, светлый, с окнами на Литейный проспект.
Слева от гражданина майора сейф. Над сейфом прикноплен плакат под названием --
"ЛИЧИНА ВРАГА". Вот уж это, как говорится, в самую точку! Ну, просто вылитый
враг! В шляпе, в очках, при галстуке, да еще -- бороденка, такая, знаете ли,
троцкистско- бухаринская, клинышком. Помню. Видел в начале пятидесятых. Они --
эти самые враги народа -- так и шастали по улицам послевоенного Ленинграда.
Они, вражины, так и шастали, а мы, юные чекисты, бдительно следили за ними и,
ежели что, сломя голову бежали к телефончику. И вот помню, как один такой вышел
из парадной у кинотеатра "Искра". При этой самой бороденке, в шляпе, в очках да
еще в бухгалтерских сатиновых нарукавниках. Они-то, помню, больше всего и
поразили. "Да у него же, гада, руки по локоть в крови!" -- ужаснулся догадливый
Совушка...
-- Так кого, вы сказали, напоминает вам этот субъект? -- кивая на плакат,
спрашивает мой следователь. По особо важным делам, разумеется. -- Да вы не
нервничайте, не нервничайте!.. Повторяю вопрос: где и при каких обстоятельствах
вы, Тюхин-Эмский-Кац-Пулатов, встречали изображенного на плакате человека?.. Ну
живенько-живенько, я жду...
И я -- а что еще остается делать?! -- говорю им: так, мол, и так -- на сто
процентов не уверен, но, кажется, это он -- Ричард Иванович Зоркий, мой
связник, каковой с другим моим сообщником по кличке Кузя-Кот, поджидал меня в
условленном месте.
-- Нет, Тюхин, все-таки вы талантливый человек! -- расцветает гражданин майор.
-- Неужто не оценили?.. Не-ет?! Мелкие завистники! Дерьмо народец!.. Это,
Кузявкин, не для протокола... Что вы говорите?.. Муха?! Господи, а это еще
откуда?!
И теперь уже в шесть глаз мы следим за ползающим по стеклу казенного портрета
потусторонним существом по имени Муха.
-- Тюхин, -- задумчиво спрашивает гражданин майор, -- а вам, Тюхин, случайно
ничего не говорит такая странная на первый взгляд фамилия --
Вовкин-Морковкин?
Нет, эта фамилия мне пока еще ничего не говорит.
-- А вы, Эдуард Михаилсергеевич, не торопитесь! Вы подумайте, подумайте. Только
хорошенечко, крепенько! Подумайте, а потом поделитесь со мной. -- Он склоняется
к моему уху: -- Как демократ с демократом...
И он нажимает кнопочку под столом.
Скрипит дверь.
Господи, Господи!..
Афедронов моет руки.
-- Слышь ты, как тебя, -- говорит он, не оборачиваясь, -- а Дудай, ежели
по-простому, это уж не Додик ли?
Он в прозекторском фартуке, в резиновых перчатках.
Изо всех своих сил, изо всей своей тюхинской мочи я таращу глаза, силясь не
зажмуриться от ужаса. О, только не это -- только б не провалиться во времени,
не очутиться где-нибудь в 37-м!..
-- А Шамиль -- это Шмуль?.. Да, поц?..
-- Повторите фамилию, не понял!
-- ...ун...у...ов...
-- Дундуков?.. Сундуко-ов?! -- гражданин майор аж поперхивается, Кузявкин
вскакивает. -- Да уж не старшина ли?! Эвон вы куда метнули, господа хорошие!..
Та-ак!.. Так-так-так!.. Да тут, Кузявкин, на попытку государственного
переворота тянет!.. А?!..
-- Так точно, товарищ майор! -- берет руки по швам исполнительный младший
подполковник.
-- Садитесь-садитесь. Садитесь и протоколируйте!.. Славненькое тут у нас
сочиненьице получается!.. Так вот вы зачем к нам с кавказских вершин
припожаловали, господин... господин...
Я мычу.
-- Господи, да что это с вами, Давид Шлемазлович?! Что за дикция? Да нет же, у
вас с некоторых пор совершенно невозможный, решительно не наш выговор! Вам что
-- зубы мешают, что ли?.. Афедро-онов!..
Силы небесные!..
И опять раннее-раннее -- еще и двенадцати нет -- утро.
Гражданин майор товарищ Бесфамильный ходят по кабинету, помешивая крепкий чаек
звонкой серебряной ложечкой.
-- И вот ведь какая ерунда получается, дорогой вы наш Ли Харви Освальд, --
философствует гражданин майор, -- мертвый, от того, что ему пулю в лоб влепешь,
мертвее не станет. Нонсенс, как говорится! А главное -- почему именно вы?..
-- ?!
-- Да что ваши хозяева совсем уж с ума посходили?! Пятьдесят третий год. Не
сегодня-завтра мы начнем беспощадную борьбу с безродным космополитизмом, а они
-- на тебе -- Соломон Михоэлсович!
-- Осип Мандельштамович, -- робко поправляю я.
-- А-а, да какая разница, голубчик! -- морщится он, выуживая лимон. -- Все
равно -- глупо! Глупо-глупо-глупо!.. Кстати, а почему вы, Тюхин,
необрезанный?.. А может, не так и глупо?.. Может в этой вот фантастической дури
и есть весь тайный цимес?! А-а, Кузявкин?..
Я не выдерживая:
-- Гражданин начальник, как перед Богом!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60