Скажу честно, когда она вынула из кобуры свою "пушку", сердце у меня
встрепыхнулось. Я уже начал было: "Отче наш, иже еси...", но Идея Марксэновна
почему-то вдруг передумала и, горестно вздохнув, поднесла дуло к собственному
рту. "Неужто застрелится? Как Гадюка, толстовская?" -- с сочувствием подумал я.
Но в эту ночь хорошая моя стреляться была, по всей видимости, не расположена.
Точно опытный охотник, Идея Марксэновна Шизая дунула в дуло. Глуховатый,
похожий на крик ночной птицы, условный сигнал разнесся по дремучим закоулкам
режимной территории. Прошла секунда, другая... И вдруг в ответ отгукнулось.
Только не из кустов, как я ожидал, а откуда-то сверху, с неба.
Я поднял голову. Нечто смутно-голубоватое, светящееся, обезьяньими скачками
спустилось по веткам дуба и, радостно ухнув, спрыгнуло на руки Идеи
Марксэновны.
-- Ну вот, Тюхин, -- нежно гладя это напрочь лишенное формы энергетическое,
судя по всему, образование, сказала Шизая. -- Вот, Тюхин, -- сказала она, --
прошу любить и жаловать: это мой бедный папа Марксэн Трансмарсович...
Милые мои, дорогие, хорошие! Думаю, даже Богоматерь с младенцем, доведись мне,
окаянному, лицезреть ее в яви, не так бы потрясла меня, как это ночное видение
под древом иной жизни. Моя Мадонна стояла с Небесным Сиянием на руках и оно
искрилось и электрически потрескивало, и волосы мои от него торчали дыбом!
И вот в голубом запульсировала серебризна. Зазвучал голос -- тот самый,
ненароком подслушанный мной, ни мужской, ни женский, да и, судя по всему,
нечеловеческий:
-- Ерраре хуманум эст, -- прожужжало Видение и само же перевело, -- Тюхиным
свойственно заблуждаться.
Идея счастливо засмеялась:
-- Тюхиным свойственно!..
-- Но если Тюхиным это простительно, то для нас, Марксэнов, любая ошибка в
нынешнем положении -- смерть, -- вот так он, шутник, и сказал, просто и очень
убедительно, до того убедительно, что я вдруг встал по стойке смирно, как мои
волосы, и весь обратился в слух!..
-- Эрго, то есть -- из этого следует, -- прострекотало Нечто, как в насмешку
нареченное кем-то Вовкиным-Морковкиным, -- из этого следует, Тюхин, что вы и
только вы, поскольку вам сходило с рук и не такое, только вы, Тюхин, в данный
момент и при данных обстоятельствах, способны выполнить миссию, которую, без
боязни впасть в преувеличение, можно квалифицировать как
Всемирно-Историческую... Готовы ли вы?
Он еще спрашивал!
-- Это самое... ну это, елки... ну, вобщем, так точно! -- шалея, как это всегда
бывало со мной в присутствии любимых женщин, решился я, тем паче, что терять
мне, Тюхину, было решительно нечего.
-- Исходные данные: меня ищут...
-- Ищут! Еще как ищут, Мохнатенький! Прямо аж с ног сбились, -- подтвердила
гордая Идея Марксэновна.
-- То есть, -- скрипуче рассмеялся Фантом, -- то есть из этого следует, что дух
поиска, при всем его катастрофическом дефиците в обществе прогрессирующего
мандулизма -- жив, милостивые государи! На здешних знаменах следовало бы
начертать: Мы ищем, следовательно -- существуем. Выводы: примо -- не все еще
потеряно, секондо -- возможны варианты, тертио -- один из этих вариантов,
причем самый для меня предпочтительный, вы, Тюхин!
Испуганно всхохотнула сова. С соседнего дуба, чуть ли не свалившись с ветки,
торопливо откаркнулась огромная, с человека величиной, ворона в маскхалате.
Туманный Свидетель и Очевидец засветился недобрым красноватым свечением.
-- Снять? -- щелкнув застежкой кабуры, спросила Идея Марксэновна.
-- Это Профартилов, -- просвиристел Гость Небесный, -- мы с ним тут играем в
русскую рулетку. Он стреляет, он же и падает, особенно, когда выпьет... У нас
тут весело, -- поголубев, добавил он. -- Итак, на чем мы остановились, Тюхин?..
Положеньице, в которое я угодил по милости известного вам майора, скажу прямо,
архискверное. Некая дверь, сами понимаете, -- не совсем обычная, но в то же
время с обыкновенным, самозащелкивающимся замком, взяла да и захлопнулась. Что
в условиях задачки? Жизненно необходимо проникнуть в помещение за сей дверью и
вынуть из ящика письменного стола некий интересующий меня предмет. Назовем его
-- коробок... Вы следите за моей мыслью? Так вот, коробочек на вид самый что ни
на есть заурядный, спичечный, с истребителем МИГ-29 на этикетке. Откроюсь: в
коробочке нечто такое, что в ближайшее время станет мне нужнее всего на этом
свете. Впрочем, когда откроете, сами поймете... Сложности? Пожалуй, одна: без
ключа в это столь волнующее товарищей из Учреждения помещение не попала еще ни
одна живая душа. И, смею заверить вас, -- никогда не попадет. Почему я
обращаюсь с этой просьбой именно к вам, Тюхин? А вы подумайте, только
хорошенечко подумайте, как любит говаривать хорошо знакомый нам обоим гражданин
майор, и вы непременно поймете... Ду ю андестенд ми?
-- Йез, -- сказал я и, подумав, зачем-то добавил, -- ит из.
Живое светящееся облачко на руках моей цыпочки присвистнуло. Моросящая ночная
тьма тотчас же отозвалась свистками -- слева, справа, сверху и даже, как мне
показалось, из пруда, где лежал Брюкомойников.
-- Голубчик, -- вздохнув, прошелестело газообразное чудо природы, -- там, на
столе початая пачка сигарет "Мальборо". Не в службу, а в дружбу -- прихватите
ее к чертям собачьим... Зачем? -- справедливо спрашиваете вы. А затем, Тюхин,
что очень уж курить хочется. Особенно перед смертью... Ву компронэ?
-- Уа... то есть -- уи, -- только и вымолвил я.
И тут взлетели сразу три ракеты. На крыше дворца вспыхнул и суматошно зашарил
по кустам прожектор. Завыла сирена.
Мы распрощались.
Обратную дорогу помню смутно, фрагментами. Вопреки моим ожиданиям, к
строительному вагончику мы с Идусиком не вернулись. "Назад не получится", --
кратко и загадочно объяснила Шизая. Все мои попытки выяснить -- почему,
наткнулись на упорное молчание.
Вспоминаются выстрелы, мечущиеся по зарослям тени. Навеки в сердце моем волевое
личико моей возлюбленной -- две упрямых, как ручки пулемета "максим", складочки
на лбу, неподвижный, устремленный вперед взгляд ее стеклянных, вынимаемых на
ночь, как моя челюсть, глаз, -- решительные шаги по центральной аллейке. И я
чуть сзади, и моя рука в ее руке -- и выстрелы, выстрелы...
У выхода на Таврическую, перед будкой КПП она показала двум встрепенувшимся
было олухам в габардине небольшую, с золотым тиснением, книжечку, они встали
навытяжку, а мы с Идусиком беспрепятственно покинули строго охраняемую
территорию Военно-Таврического, как его здесь называли, объекта.
Шел дождик. С трудом поспевая за маленькой Идеей Марксэновной, я задирал голову
и ловил языком редкие капли. Они были непривычно крупные, теплые с тем уже
привычным для меня горьковатым привкусом, назвать который химическим было бы
заурядным, типично тюхинским кощунством.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60