— По основным предметам.у меня были пятерки, а... Подошел Бозыдин; он все это время неприязненно прислушивался к нашей беседе. Наморщив узкий лоб, он с досадой произнес:
— Э, чему там в гимназии учат? Пустые теории. Все одно потом житейскую мудрость им приходится вбивать заново. Даже моя Лидочка... Зазову иной раз в магазин, в контору. Вертится, как коза... Знай, грызет конфеты. Гимна-азия... — протянул он презрительно.— Только и учат, что танцевать и кокетничать, А этот паршивец.. .— Внезапно он захлебнулся яростью. — Ремеслу тебе надо учиться, а не лезть в гимназию! Портные нужны, кузнецы, сапожники... Пойдем, Илья Степанович!
— Андрей Егорович, — засмеялся Крысов, — обществу необходимы и конторщики, и письмоводители, и телеграфисты, и телефонисты...
В затянувшейся беседе, может быть, решалась моя судьба, и я не чувствовал холода. Рабочие как раз возвращались из чайной. Проходя мимо, один из них крикнул:
— Молодой человек, ухо отморозили... белое!
— Пустяки, — пробормотал я, растирая ухо варежкой.
Крысов еще раз с любопытством оглядел меня:
— Что ж вы так легко одеты... В самом деле больше ничего нет?
— В городе больше и не нужно. Шуба — это дело моды и вкуса.
— А в лесу необходимы валенки, теплый полушубок, теплые варежки, ушанка... Н-да!
В смятении я заметил ему:
— Тогда, Илья Степанович, вам надо искать другого табельщика.
— Ничего, и этот будет хорош. Где вы живете? Я невольно замешкался с ответом. В гимназии Неруша мою квартиру знал один Толя Радкевич. По дороге домой я всегда отделялся от товарищей, а те не напра-
шивались и не разузнавали, где живет бедняк, питающийся крохами от подачек «дамского комитета».
— В Двинском переулке... Но лучше... где вы?..— запинаясь, спросил я.
— Мой адрес знают только банки. Да-с! — Лесопромышленник прищелкнул языком. — Не беспокойтесь. Я нашел вас в необычном положении и почему-то решил стать вашим благодетелем. Благодетелем — с большой буквы. Разумеется, в военное время филантропией не занимаются. Вещи я вам не буду дарить, сами их отработаете. Да-с.
— Если так, то заодно заплатите, пожалуйста, господину Бозыдину за эти четыре полена... нет-нет, за весь мешок! — Растерев старой варежкой ухо, щеки и подбородок, я наполнил мешок и еще несколько поленьев сунул под мышку.
Оба дельца вышли. По улице, тихо бренча бубенчи» ками, медленно ехал извозчик. Бозыдин крикнул:
— Извозчик!
Можно было и не кричать. Старичок на козлах заметил бы и мановение руки. Но голос Бозыдина в чистом холодном воздухе прогремел, как пожарный колокол.Господа не спеша усаживались в сани, а я, чтоб хоть немного согреться, кинулся домой бегом.
У покосившейся деревянной церквушки лошадь поравнялась со мной. Андрей Егорович снял каракулевую шапку, не спеша, торжественно и важно перекрестился.
— Это церковь заступника моего склада — святого Николая-чудотворца. Я ему за год сжигаю целый ящик свечей.
— Н-да...
— Илья Степанович, какого каприза ради вам понадобился этот молокосос-гимназист? Вы солидный предприниматель... так сказать, князь лесов—и вдруг этакая чувствительность!
Сани сильно накренились. Крысов бесцеремонно ткнул Бозыдина в бек.
— В большом хозяйстве и ржавый гвоздик сгодится,— донесся до меня его приглушенный голос.
Глава III
Жениховский наряд. — «Этот в жизни далеко не пойдет».
— Где ваш топорик, пани Ядвига? — задорно спросил я, входя в нашу квартиру.
— Целый вагон дров!.. — Поспешно приведя в порядок волосы, женщина в восторге хлопнула ладонью по дверному косяку: — Паныч, да будет с вами милость божья!
— На этот раз, пожалуй, надо благодарить дьявола,— мрачно ответил я.
Когда в чугунной печурке загудело пламя и дети, примостившись у края сгола, начали весело болтать ногами, швея заговорила;
— О, пан Роберт, без бога жизнь была бы невыносимой Жить и знать, что никто о тебе не заботится, не думает... что ты в мире как лист, подхваченный ветром... От этого с ума сойти можно! Сколько я пережила на своем веку! Неужели все даром, неужели мне не воздастся? Нет-нет, паныч, это было бы несправедливо... Совсем несправедливо! Как так — нет бога!—Она начала возмущаться: —Скажите, разве вы сами не заслужили царства божия?
В ответ я махнул рукой и вернулся в свой угол. Тепло проникало и сюда. Можно было почитать, да ведь скоро явится «благодетель» в великолепной шубе. Надо оглядеться, прибраться...
Окинув внимательным взором пространство от окна до дверей, я особенно остро почувствовал бедность окружавшей обстановки. На кровати — плоский, как лепешка, матрасик. Простыню вчера я сам выстирал. Она еще сушится на чердаке. На лампе стекло с отбитым верхом... Как принарядить комнату, чтобы эти облупившиеся глиняные стены, закоптелый потолок и неровный пол не отпугнули будущего работодателя? Скажет — обитатель такой подозрительной дыры и сам может оказаться опасным, ненадежным...
Пока в голове медленно проплывали мысли, в сердне просыпалось упрямство. Не бежать же в оранжерею за цветами! Что мог сделать веник, сделано с самого утра, А может, «благодетель» уже давно и забыл о всех договорах...
Чтобы отделаться от тягостного раздумья, я раскрыл книжку стихов Генриха Гейне. Но глаза рассеянно скользили по строкам, а мысли назойливо возвращались к годам, прожитым в Витебске...
— Что, сынок, заждался? — Илья Степанович Кры-сов фамильярно похлопал меня по плечу.
Вслед за ним вошел извозчик с большими узлами.
— Заждаться можно только на вокзале у билетной кассы. А у себя в комнате... Прошу, садитесь! — раздумчиво процедил я.
— Молодец! Мне нравятся люди, не теряющие духа даже в сточной канаве. Н-да... — Предприниматель окинул взглядом комнату и покачал головой. — Ох, живем-то мы в дырявом сарае!
— Был бы такой сарай сейчас у солдат на фронте... — возразил я.
— Что нам до солдат! На них во все времена ездили. Мы с тобой чином повыше. Ты — по меньшей мере прапорщик, я — генерал. А у офицера, сынок, везде коврик, подушка, фабра для усов, вино. Ну, примеряй свое приданое. — Он вынул часы из кармана жилетки.— Не спросил я, откуда ты родом?
— Из Рогайне, на пути между Витебском и Оршей.
— Великолепно! Свою карьеру начнешь на полпути между Витебском и отцовским имением. Слыхивал о Ло-патовских лесах?
— Да.
— Брависсимо! Что сегодня у нас?.. Среда. Завтра будь на месте!
Разъяснив подробно, куда и как надо ехать, Крысов собственноручно развязал узлы. В них было все, как договорились: валенки, полушубок, шапка, варежки.
— Илья Степанович, мне вроде не хватает на дорогу... не выходит... — Я густо покраснел и осекся. В денежных делах я всегда был до нелепости застенчив. В гимназии эту слабость не раз использовали барчуки, которым я помогал в математике или языках.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116