Согнув руки, я с силой потер локти о бока.Вот беда! И мороз донимает, и думы —мрачнейшие думы вдруг больно сжали голову. Что же дальше? Из кармана уже последние медяки выкатываются... Да, не повезло и рабочему кружку и мне. Занимались с месяц... И вдруг ни с того ни с сего налетает хозяин, слюной брызжет: «Что-о? Знаем мы ваши кружки: с азбуки начинаются, листовками кончаются! Раз не по закону, значит, против закона! Прекратить — и все! Чтобы спокойней было и вам, и мне, и царю-батюшке!»
Тихон отменил занятия, а мне на ухо: «Выяснить надо, кто язык распустил. А потом опять начнем, только на другой квартире».Времена суровые. Все кругом шатается-колышется, Кто теперь надеется на «потом»?
Ноги сами понесли меня к высокому дощатому забору, на котором чернели большие, угловатые буквы: «Склад дров и прочих лесных материалов Андрея Егоровича Бозыдина».
Большие въездные ворота на замке, а вход в маленькую калитку был чем-то вроде лотереи для «посторонних лиц». Дворник — еще куда ни шло. Тот только ворчал: «Пошли вон, чертенята! Придет управляющий — задаст и мне и вам». Зато дворничиха, долговязая, как городовой у собора, хватала, не говоря ни слова, метлу и норовила попасть по икрам. Хотя дровяной склад Бозыдина и был местом, полным опасностей, мальчишки и девчонки с корзинками и мешками в руках всегда мечтали прорваться туда. Здесь постоянно пилили, кололи и складывали в красивые поленницы осиновые, еловые и березовые дрова, распиливали бревна на доски, обтесывали столбы, строгали рубанками дверные косяки и оконные рамы. Много находилось охотников набрать хотя бы корзину стружек и кусков коры. Часто за это попадали в переплет, зарабатывали тумаки и оплеухи, лишались своих мешков и корзинок. Некоторые рабочие и то покрикивали на добытчиков опилок и стружек. Ведь и у них дома дети, больные матери ютились в промозглых и холодных каморках.
Я протиснулся в калитку. Словно броня, покрывала меня сизая гимназическая шинель. В ушах не смолкали всхлипывания бледного Владека и писк худенькой Фра-ни: «Лампоцка пустая... лупкам холодно...»
Двор был тих и пуст, как будто все вымерло. Когда выдавался день потеплее, рабочие торопливо поедали свой обед здесь же, на досках или чурбаках, а на скамейке у бочки с водой жадно затягивались папироской. Но в такой холод все попрятались в чайную или в трактир за углом.
Быстро обежал я весь двор. Ну конечно, дровяной склад точно выметен. Ни кусочка дерева, ни одной стружки.Что делать? Медленно побрел обратно к калитке. Вот на снегу бурые пятна; согнул ногу, ударил каблуком, точно мотыгой. Из-под снега брызнул мусор, опилки, маленькие кусочки коры... Ничего такого, что могло бы пригодиться на топливо, только потертая деревянная ложка с обгрызенными краями. Усмехнувшись, я бросил ее в мешок.
Куда же теперь? До следующего дровяного склада не меньше версты. И разве там ждет меня что-нибудь другое? А кругом штабеля дров, Чего долго раздумы-
вать? Бозыдин — тот самый богач, что сжег прошлым летом несколько своих деревянных домишек в погоне за громадной страховой суммой. Там, на квартире у старого каменщика Зайцева, сгорел и весь мой скарб.
«Лампоцка пустая...» — пронеслось в голове. Не думая, не размышляя больше, я схватил с поленницы четыре полена и сунул в мешок. Как раз в эту минуту из складской конторы вышел солидный господин в фетровых валенках, длинной шубе с таким большим воротником, что шапка казалась совершенно лишней. За ним почтительно семенил сам Бозыдин.
С лета купец-поджигатель почти нисколько не изменился: та же острая козлиная бородка и большие волосатые уши. Другими стали только глаза они бегали, как у агента тайной полиции, быстро ощупывая все вокруг. Бозыдин сразу заметил мешок с поленьями.
— Господин гимназист. .... — Он втиснулся в калитку и повернулся ко мне лицом. Это выглядело недвусмысленно— вору не сбежать!
У меня сильнее забилось сердце. Я чувствовал себя как доведенный до крайности нестерпимой нищетой крестьянин, который, уже не думая о наказании, отправляется в господский лес или рощу.
— Что же вы остановились, Андрей Егорович Поджигателей?
Торговец понял намек. Он окинул презрительным взглядом мою тщедушную фигуру в потертой, дурно сшитой гимназической шинели. Но вызывающая дерзость, с какой я бросил эти слова, все же смутила его. Он был не один, и это явно сковывало, принуждало держаться в рамках приличия.
— Я позабочусь, чтобы гимназическое начальство оценило по достоинству ваши... забавные проделки! — сказал, запинаясь, владелец лесного склада.
Только сейчас я вспомнил, что на форменной фуражке все еще остались инициалы гимназии Неруша. Сорвав их, я с досадой переломил белые металлические веточки.
— Это вам не поможет! — Торговец терял самообладание.
— Вполне с вами согласен, — ответил я с каким-то мне самому непонятным спокойствием. — Позовите горо-дового, составьте протокол и запрячьте меня в кутузку.
— Друзья... — Незнакомый важный господин чихнул. — Порешите дело добром. Так будет лучше. Н-да...
— Разумеется, так было бы лучше, — усмехнулся я.— Но, к сожалению, у меня в кармане всего тридцать пять копеек.
Незнакомец с любопытством посмотрел на бывшего гимназиста.
— У вас, наверное, двойка по поведению? Или, быть может, волчий паспорт?
— Нет, просто у меня не хватило денег, чтобы удовлетворить прожорливую гимназию.
— Что же вы думаете делать?
— Сейчас? Унести эти четыре полена, чтобы согреть несчастных детей.
— Чем же вы живете? В Витебске жареные гуси не ходят по улицам. Н-да... Где вы работаете?
— Пока только ищу работу. Но я почему-то никому не нравлюсь, видимо..,
— Ага! — улыбнулся незнакомец. — Разрешите представиться: Илья Степанович Крыссв. Лесопромышленник.
Я, в свою очередь, назвал имя и фамилию и слегка поклонился. У меня и в мыслях не было принимать всерьез это знакомство. Денежному тузу, вероятно, захотелось позабавиться.
Крысов поднял выброшенную мною кокарду, осмотрел ее и недоверчиво спросил:
— Вы действительно учились в гимназии Неруша?
В городе было известно, что в казенную Александровскую гимназию изредка попадали всякие... так называемые кухаркины дети. Но в аристократической гимназии Неруша плата за обучение была непомерно высока. Эту гимназию посещали благородные, главным образом дети польских панов.
Я коротко рассказал о себе.
— Кажется, ты толковый и бойкий парень. Это мне нравится. Н-да... — проронил Крысов тихо, будто про себя. Затем, переходя снова на «вы», громко произнес: — Скажите, почтеннейший, не поедете ли вы ко мне в лес табельщиком?
Это было уже серьезное предложение. — Табельщиком?.. А работа сложная?
— Как для кого, — прищурился Крысов.— Вы чему-нибудь научились в гимназии?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116
Тихон отменил занятия, а мне на ухо: «Выяснить надо, кто язык распустил. А потом опять начнем, только на другой квартире».Времена суровые. Все кругом шатается-колышется, Кто теперь надеется на «потом»?
Ноги сами понесли меня к высокому дощатому забору, на котором чернели большие, угловатые буквы: «Склад дров и прочих лесных материалов Андрея Егоровича Бозыдина».
Большие въездные ворота на замке, а вход в маленькую калитку был чем-то вроде лотереи для «посторонних лиц». Дворник — еще куда ни шло. Тот только ворчал: «Пошли вон, чертенята! Придет управляющий — задаст и мне и вам». Зато дворничиха, долговязая, как городовой у собора, хватала, не говоря ни слова, метлу и норовила попасть по икрам. Хотя дровяной склад Бозыдина и был местом, полным опасностей, мальчишки и девчонки с корзинками и мешками в руках всегда мечтали прорваться туда. Здесь постоянно пилили, кололи и складывали в красивые поленницы осиновые, еловые и березовые дрова, распиливали бревна на доски, обтесывали столбы, строгали рубанками дверные косяки и оконные рамы. Много находилось охотников набрать хотя бы корзину стружек и кусков коры. Часто за это попадали в переплет, зарабатывали тумаки и оплеухи, лишались своих мешков и корзинок. Некоторые рабочие и то покрикивали на добытчиков опилок и стружек. Ведь и у них дома дети, больные матери ютились в промозглых и холодных каморках.
Я протиснулся в калитку. Словно броня, покрывала меня сизая гимназическая шинель. В ушах не смолкали всхлипывания бледного Владека и писк худенькой Фра-ни: «Лампоцка пустая... лупкам холодно...»
Двор был тих и пуст, как будто все вымерло. Когда выдавался день потеплее, рабочие торопливо поедали свой обед здесь же, на досках или чурбаках, а на скамейке у бочки с водой жадно затягивались папироской. Но в такой холод все попрятались в чайную или в трактир за углом.
Быстро обежал я весь двор. Ну конечно, дровяной склад точно выметен. Ни кусочка дерева, ни одной стружки.Что делать? Медленно побрел обратно к калитке. Вот на снегу бурые пятна; согнул ногу, ударил каблуком, точно мотыгой. Из-под снега брызнул мусор, опилки, маленькие кусочки коры... Ничего такого, что могло бы пригодиться на топливо, только потертая деревянная ложка с обгрызенными краями. Усмехнувшись, я бросил ее в мешок.
Куда же теперь? До следующего дровяного склада не меньше версты. И разве там ждет меня что-нибудь другое? А кругом штабеля дров, Чего долго раздумы-
вать? Бозыдин — тот самый богач, что сжег прошлым летом несколько своих деревянных домишек в погоне за громадной страховой суммой. Там, на квартире у старого каменщика Зайцева, сгорел и весь мой скарб.
«Лампоцка пустая...» — пронеслось в голове. Не думая, не размышляя больше, я схватил с поленницы четыре полена и сунул в мешок. Как раз в эту минуту из складской конторы вышел солидный господин в фетровых валенках, длинной шубе с таким большим воротником, что шапка казалась совершенно лишней. За ним почтительно семенил сам Бозыдин.
С лета купец-поджигатель почти нисколько не изменился: та же острая козлиная бородка и большие волосатые уши. Другими стали только глаза они бегали, как у агента тайной полиции, быстро ощупывая все вокруг. Бозыдин сразу заметил мешок с поленьями.
— Господин гимназист. .... — Он втиснулся в калитку и повернулся ко мне лицом. Это выглядело недвусмысленно— вору не сбежать!
У меня сильнее забилось сердце. Я чувствовал себя как доведенный до крайности нестерпимой нищетой крестьянин, который, уже не думая о наказании, отправляется в господский лес или рощу.
— Что же вы остановились, Андрей Егорович Поджигателей?
Торговец понял намек. Он окинул презрительным взглядом мою тщедушную фигуру в потертой, дурно сшитой гимназической шинели. Но вызывающая дерзость, с какой я бросил эти слова, все же смутила его. Он был не один, и это явно сковывало, принуждало держаться в рамках приличия.
— Я позабочусь, чтобы гимназическое начальство оценило по достоинству ваши... забавные проделки! — сказал, запинаясь, владелец лесного склада.
Только сейчас я вспомнил, что на форменной фуражке все еще остались инициалы гимназии Неруша. Сорвав их, я с досадой переломил белые металлические веточки.
— Это вам не поможет! — Торговец терял самообладание.
— Вполне с вами согласен, — ответил я с каким-то мне самому непонятным спокойствием. — Позовите горо-дового, составьте протокол и запрячьте меня в кутузку.
— Друзья... — Незнакомый важный господин чихнул. — Порешите дело добром. Так будет лучше. Н-да...
— Разумеется, так было бы лучше, — усмехнулся я.— Но, к сожалению, у меня в кармане всего тридцать пять копеек.
Незнакомец с любопытством посмотрел на бывшего гимназиста.
— У вас, наверное, двойка по поведению? Или, быть может, волчий паспорт?
— Нет, просто у меня не хватило денег, чтобы удовлетворить прожорливую гимназию.
— Что же вы думаете делать?
— Сейчас? Унести эти четыре полена, чтобы согреть несчастных детей.
— Чем же вы живете? В Витебске жареные гуси не ходят по улицам. Н-да... Где вы работаете?
— Пока только ищу работу. Но я почему-то никому не нравлюсь, видимо..,
— Ага! — улыбнулся незнакомец. — Разрешите представиться: Илья Степанович Крыссв. Лесопромышленник.
Я, в свою очередь, назвал имя и фамилию и слегка поклонился. У меня и в мыслях не было принимать всерьез это знакомство. Денежному тузу, вероятно, захотелось позабавиться.
Крысов поднял выброшенную мною кокарду, осмотрел ее и недоверчиво спросил:
— Вы действительно учились в гимназии Неруша?
В городе было известно, что в казенную Александровскую гимназию изредка попадали всякие... так называемые кухаркины дети. Но в аристократической гимназии Неруша плата за обучение была непомерно высока. Эту гимназию посещали благородные, главным образом дети польских панов.
Я коротко рассказал о себе.
— Кажется, ты толковый и бойкий парень. Это мне нравится. Н-да... — проронил Крысов тихо, будто про себя. Затем, переходя снова на «вы», громко произнес: — Скажите, почтеннейший, не поедете ли вы ко мне в лес табельщиком?
Это было уже серьезное предложение. — Табельщиком?.. А работа сложная?
— Как для кого, — прищурился Крысов.— Вы чему-нибудь научились в гимназии?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116