И в выражении лица Асты, в ее взгляде, прикованном к картине, Ааге почудилось что-то удивительно знакомое. Но внимание его было поглощено ее спутником, и когда тот, слегка приподняв шляпу, пошел своей дорогой, как совсем чужой ей человек, Ааге был очень доволен таким оборотом дела.
Тут от другой витрины подошла к Асте какая-то молодая девушка и стала теребить ее за рукав, приговаривая со смехом:
— Ради бога, Аста, долго ли ты будешь на нее молиться! Тут ведь есть еще и другие! Да пора нам наконец и дальше идти!
А молодой Рольстед завернул за угол и понес свою несколько утихшую, но не совсем еще унявшуюся тревогу в ближайшее кафе, где играла музыка.
Нет, ошибиться тут невозможно, решил Ааге через несколько дней, после тщательных наблюдений. Аста смотрит на него, Аста связана с ним, как и прежде. А от этого утешительного вывода до дверей Асты было совсем недалеко.
Дверь эта, конечно, оказалась запертой. Но и дверь Николины сперва тоже бывала заперта. Не может же дверь в комнату молодой девушки быть широко, призывно распахнута! И Ааге постучался. Один раз... другой.., Он прижался ухом к холодной доске. Но когда он собирался постучать и в третий раз, вдруг что-то скрипнуло в совсем другой части дома и послышался кашель профессора.
В своей комнате, выпив холодной воды, юный Рольстед подумал: «Она сегодня спала. Несомненно, она сегодня спала. Спала первым сладким сном». А забравшись под одеяло, закончил свою мысль: «Молодая она, да и устает за день».
Но спал Ааге в эту ночь неспокойно и утром поднялся необычно рано. Аста оказалась в гостиной. Кроме нее, никого в доме еще не было слышно.
— Аста,— пробормотал Ааге,— я вчера стучался к вам... а вы, соня этакая, и не слышали.
— Слышала,— прошептала Аста, виновато краснея.
— Слышали?
— Слышала ясно. Я ведь тогда еще и не ложилась.
— И не открыли мне!
— Как же я могла — я была уже в одной сорочке!
Ааге почувствовал необходимость обо что-нибудь опереться. Он присел на край табурета у рояля, прикрыл рот рукой и только спустя несколько минут, задумчиво глядя себе под ноги, произнес, запинаясь:
— Ну да, тогда вы, разумеется, не могли...
Так он и сидел, молча наблюдая, как Аста опять принимается орудовать пылесосом на большом персидском ковре, покрывающем почти весь пол. Один круг следовал за другим, пестрые узоры, выходя из-под аппарата, ярко улыбались. Светило солнце, и руки у Асты были голы до локтей. И на голове у нее сияла белоснежная кружевная наколка, и русая прядь на лбу выглядела по-детски наивно. А шея у Асты была белая, такая белая... Ааге Роль-стед вдруг встал, шагнул к девушке, обнял ее за талию
- и поцеловал. Сперва он целовал ей шею, и руки, потом губы — горячо, несколько раз. й Аста, поборов свое смущение, выпустила рукоятку пылесоса, положила руки Ааге на млечи, поглядела на него, точно любуясь игрушкой, и ответила на его поцелуй.
Из этого молодой Рольстед сделал для себя поучительный вывод, а именно — что существуют проблемы, которые нельзя решать по одной и той же схеме. Не все женщины — Николины. Некоторых надо воспитывать, гнуть по-своему постепенно, а кроме того — надо немножко потерпеть.
Но тут наступила неделя, когда у Ааге — увы! — не стало ни времени, ни охоты исследовать эти столь привлекательные проблемы — ни по-новому, ни по-старому методу. Некое мучительно-неприятное дело поглотило его настолько, что он перестал замечать Асту; это дело рождало в нем тревожные мысли, заставляло его и днем надолго отлучаться из дому, а вечера и ночи проводить в более чем аскетическом настроении. И когда он однажды после обеда, увидев Асту в вестибюле, подозвал ее, лицо у него было серо-бледное, а взгляд какой-то странный. Его шепот и движения пальцев говорили о том, что разговор должен быть секретного свойства.
— Зайдите ко мне в комнату,— шепнул он,— но сперва прислушайтесь, заснул ли профессор.— И, идя обратно к
- двери, Ааге показал, что он и в башмаках умеет ходить неслышно.
Когда девушка вошла, он заговорил не сразу. Он стоял к ней боком и, глядя себе под ноги, поглаживал свой кадык. Аста же дрожала, точно готовая к прыжку молодая нервная легавая.
— Спит?
— Да-
— Аста...— Ааге вдруг глотнул.—- Есть у вас деньги?
— Деньги? Сколько? — Взволнованное выражение лица Асты и напряженность ее позы составляли контраст с ее деловитым, спокойным тоном.
— Сто двадцать крон,— сказал Ааге.
Аста подняла брови, потом улыбнулась с сожалением и покачала головой.
— У меня есть только девять крон, господин Рольстед. Позавчера я отослала матери все, что у меня было*
— Может быть, у вас есть друзья?..
— У меня в Копенгагене есть один-единственный друг, Оливия Эттрупп, а у нее,— Аста опять сочувственно улыбнулась,— у нее никогда не бывает денег.
К такому ответу Ааге, по-видимому, был подготовлен. Он перестал щипать себя за горло и сделал Асте знак, чтобы она села. Сам уселся на другом конце кожаного диванчика и несколько раз проглотил слюну, так что кадык его упруго задвигался снизу вверх.
— Мама еще не вернулась из города? Аста отрицательно покачала головой.
— Мне нужно на днях платить по крупному векселю,— вдруг начал Ааге довольно сухим тоном.— Кредитор пристал как с ножом к горлу, собрался даже к моему отцу идти. О том, чтоб еще раз пролонгировать, и слышать не желает. Я обошел всех знакомых... бегал несколько дней с утра до вечера... и всей суммы не собрал...
— Что значит — пролонгировать? —- спросила Аста.
— Отсрочить,— объяснил Ааге и погладил себя по колену.— Если бы он хоть сколько-нибудь был на человека похож, этот кровопийца, он согласился бы взять эту сумму, а на остальную я бы ему дал новую бумажку. Так нет же — он, видите ли, хочет получить все свои деньги сполна!.. И вот... тогда...
Аста молчала, выжидая.
— У папы в письменном столе... вы, может быть, знаете... есть такая маленькая денежная шкатулка... такой отдельный ящичек... Папа иногда забывает ключи в замке...— Побледневшее, серое лицо Ааге Рольстеда вдруг до самых ушей залилось краской.— Я сегодня утром уплатил по векселю...
— О о, как это нехорошо!
У Ааге нижняя челюсть как будто чуть отвисла.
— И если он увидит... а он обязательно сегодня же увидит...
вы признайтесь ему
Юный Рольстед глядит на губы, с которых сорвалась эта необдуманная фраза, и несколько секунд безмолвствует.
— Да как же это можно, Аста! Вы только подумайте!
— Но... он ведь ваш отец.
— Вот в том-то и дело! Я всю жизнь не смел бы на него глаза поднять!.. Не может же у профессора Рольстеда, у знаменитого профессора Рольстеда быть такой сын, который... Это ведь было бы ужасно!
— А если вы скажете госпоже Рольстед... Чтобы госпожа положила туда деньги взамен?..
— Моя мать упадет в обморок!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38
Тут от другой витрины подошла к Асте какая-то молодая девушка и стала теребить ее за рукав, приговаривая со смехом:
— Ради бога, Аста, долго ли ты будешь на нее молиться! Тут ведь есть еще и другие! Да пора нам наконец и дальше идти!
А молодой Рольстед завернул за угол и понес свою несколько утихшую, но не совсем еще унявшуюся тревогу в ближайшее кафе, где играла музыка.
Нет, ошибиться тут невозможно, решил Ааге через несколько дней, после тщательных наблюдений. Аста смотрит на него, Аста связана с ним, как и прежде. А от этого утешительного вывода до дверей Асты было совсем недалеко.
Дверь эта, конечно, оказалась запертой. Но и дверь Николины сперва тоже бывала заперта. Не может же дверь в комнату молодой девушки быть широко, призывно распахнута! И Ааге постучался. Один раз... другой.., Он прижался ухом к холодной доске. Но когда он собирался постучать и в третий раз, вдруг что-то скрипнуло в совсем другой части дома и послышался кашель профессора.
В своей комнате, выпив холодной воды, юный Рольстед подумал: «Она сегодня спала. Несомненно, она сегодня спала. Спала первым сладким сном». А забравшись под одеяло, закончил свою мысль: «Молодая она, да и устает за день».
Но спал Ааге в эту ночь неспокойно и утром поднялся необычно рано. Аста оказалась в гостиной. Кроме нее, никого в доме еще не было слышно.
— Аста,— пробормотал Ааге,— я вчера стучался к вам... а вы, соня этакая, и не слышали.
— Слышала,— прошептала Аста, виновато краснея.
— Слышали?
— Слышала ясно. Я ведь тогда еще и не ложилась.
— И не открыли мне!
— Как же я могла — я была уже в одной сорочке!
Ааге почувствовал необходимость обо что-нибудь опереться. Он присел на край табурета у рояля, прикрыл рот рукой и только спустя несколько минут, задумчиво глядя себе под ноги, произнес, запинаясь:
— Ну да, тогда вы, разумеется, не могли...
Так он и сидел, молча наблюдая, как Аста опять принимается орудовать пылесосом на большом персидском ковре, покрывающем почти весь пол. Один круг следовал за другим, пестрые узоры, выходя из-под аппарата, ярко улыбались. Светило солнце, и руки у Асты были голы до локтей. И на голове у нее сияла белоснежная кружевная наколка, и русая прядь на лбу выглядела по-детски наивно. А шея у Асты была белая, такая белая... Ааге Роль-стед вдруг встал, шагнул к девушке, обнял ее за талию
- и поцеловал. Сперва он целовал ей шею, и руки, потом губы — горячо, несколько раз. й Аста, поборов свое смущение, выпустила рукоятку пылесоса, положила руки Ааге на млечи, поглядела на него, точно любуясь игрушкой, и ответила на его поцелуй.
Из этого молодой Рольстед сделал для себя поучительный вывод, а именно — что существуют проблемы, которые нельзя решать по одной и той же схеме. Не все женщины — Николины. Некоторых надо воспитывать, гнуть по-своему постепенно, а кроме того — надо немножко потерпеть.
Но тут наступила неделя, когда у Ааге — увы! — не стало ни времени, ни охоты исследовать эти столь привлекательные проблемы — ни по-новому, ни по-старому методу. Некое мучительно-неприятное дело поглотило его настолько, что он перестал замечать Асту; это дело рождало в нем тревожные мысли, заставляло его и днем надолго отлучаться из дому, а вечера и ночи проводить в более чем аскетическом настроении. И когда он однажды после обеда, увидев Асту в вестибюле, подозвал ее, лицо у него было серо-бледное, а взгляд какой-то странный. Его шепот и движения пальцев говорили о том, что разговор должен быть секретного свойства.
— Зайдите ко мне в комнату,— шепнул он,— но сперва прислушайтесь, заснул ли профессор.— И, идя обратно к
- двери, Ааге показал, что он и в башмаках умеет ходить неслышно.
Когда девушка вошла, он заговорил не сразу. Он стоял к ней боком и, глядя себе под ноги, поглаживал свой кадык. Аста же дрожала, точно готовая к прыжку молодая нервная легавая.
— Спит?
— Да-
— Аста...— Ааге вдруг глотнул.—- Есть у вас деньги?
— Деньги? Сколько? — Взволнованное выражение лица Асты и напряженность ее позы составляли контраст с ее деловитым, спокойным тоном.
— Сто двадцать крон,— сказал Ааге.
Аста подняла брови, потом улыбнулась с сожалением и покачала головой.
— У меня есть только девять крон, господин Рольстед. Позавчера я отослала матери все, что у меня было*
— Может быть, у вас есть друзья?..
— У меня в Копенгагене есть один-единственный друг, Оливия Эттрупп, а у нее,— Аста опять сочувственно улыбнулась,— у нее никогда не бывает денег.
К такому ответу Ааге, по-видимому, был подготовлен. Он перестал щипать себя за горло и сделал Асте знак, чтобы она села. Сам уселся на другом конце кожаного диванчика и несколько раз проглотил слюну, так что кадык его упруго задвигался снизу вверх.
— Мама еще не вернулась из города? Аста отрицательно покачала головой.
— Мне нужно на днях платить по крупному векселю,— вдруг начал Ааге довольно сухим тоном.— Кредитор пристал как с ножом к горлу, собрался даже к моему отцу идти. О том, чтоб еще раз пролонгировать, и слышать не желает. Я обошел всех знакомых... бегал несколько дней с утра до вечера... и всей суммы не собрал...
— Что значит — пролонгировать? —- спросила Аста.
— Отсрочить,— объяснил Ааге и погладил себя по колену.— Если бы он хоть сколько-нибудь был на человека похож, этот кровопийца, он согласился бы взять эту сумму, а на остальную я бы ему дал новую бумажку. Так нет же — он, видите ли, хочет получить все свои деньги сполна!.. И вот... тогда...
Аста молчала, выжидая.
— У папы в письменном столе... вы, может быть, знаете... есть такая маленькая денежная шкатулка... такой отдельный ящичек... Папа иногда забывает ключи в замке...— Побледневшее, серое лицо Ааге Рольстеда вдруг до самых ушей залилось краской.— Я сегодня утром уплатил по векселю...
— О о, как это нехорошо!
У Ааге нижняя челюсть как будто чуть отвисла.
— И если он увидит... а он обязательно сегодня же увидит...
вы признайтесь ему
Юный Рольстед глядит на губы, с которых сорвалась эта необдуманная фраза, и несколько секунд безмолвствует.
— Да как же это можно, Аста! Вы только подумайте!
— Но... он ведь ваш отец.
— Вот в том-то и дело! Я всю жизнь не смел бы на него глаза поднять!.. Не может же у профессора Рольстеда, у знаменитого профессора Рольстеда быть такой сын, который... Это ведь было бы ужасно!
— А если вы скажете госпоже Рольстед... Чтобы госпожа положила туда деньги взамен?..
— Моя мать упадет в обморок!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38