..
— Ну да — ради охоты.
— Почему ты нам хоть какого-нибудь домой не прислал? — бурчал отец.— Я бы продал в городе. И в шкуре дырку от пули смастерил бы.
— Барышня после охоты пришла ко мне на конюшню, на голове еще шляпа с заячьими хвостами, и говорит: «А что, Йоозеп, красиво было смотреть, как их отделывала?» — «Нет, отвечаю, совсем не красиво».
— Нужно же тебе было так барышне отвечать! — заворчал старик.
А Мари погладила шершавую руку брата, которой он подпирал голову.
— Еще в одном деле наша барышня была мастерица; кошки боялись ее как огня...
— Кошки?
— Да. Она держала у себя трех комнатных собак. Одна —- белая лохматая, другая — с черной-пречерной мордой, курносая и бесхвостая, а третья — с длиннющим туловищем, коротконогая, как скамеечка, точь-в-точь как скамеечка у нашей матери... Она играла с ними в «цирк» — так сама называла. В господском доме была пустая комната. Туда она выпускала собак и одну кошку. Собак науськивала на кошку. Окна и двери закрыты, комната пустая — кошке некуда спрятаться. Вот и натравливает собак на кошку, а сама с хлыстом тут же. Если кошка отбивается от собак, барышня ее рукояткой хлыста. Собаки рвут кошку, аж клочья летят, а барышня ее хлыстом по голове, пока не сдохнет. Чем жалобнее кричит кошка, тем пуще барышня натравливает на нее собак. Сама визжит от удовольствия, хлопает в ладоши, прыгает... Вот какой цирк у нашей барышни...
Лицо Мари пожелтело. Она крепко схватила брата за руку.
— Потому ты и не принял ее любовь? Йооаеп не ответил и продолжал:
— ...Когда кошки перевелись на мызе, она велела мне доставать их где-нибудь. Обещала платить по рублю за штуку.
— И ты доставал?
— Ни одной.
— Иисус-Марпя,— ужаснулся старик,— да я бы ей по дюжине добывал каждую неделю!
Мари опять погладила руку брата.
— А потом? — спросила она.
— Потом я ушел с мызы, вот и все.
— Я, брат, я бы на твоем месте тоже ушла,— сказала Мари глухим голосом.
Старик и старуха молчали.
ТЕСТЬ
Шебольшой загородный ресторан. Крещенский вечер. Хотя санный путь еще не установился, посетителей в ресторане довольно много. Я сижу один в углу зала, пью черный кофе, наблюдаю за публикой и прислушиваюсь к разговорам.
Большинство посетителей — торговцы, хозяева и приказчики и их дамы. Я их всех знаю — если не по фамилии, то, во всяком случае, в лицо. Они хорошо одеты и говорят по-немецки. По национальности это бывшие эстонцы, кем, конечно, не хотят быть. Господа помоложе старательно причесаны и экипированы по моде — с носков ботинок до стоячего воротничка и пестрого галстука. Особенно «господа конторские». Это «львы» торгового города. К приказчикам они относятся чуть презрительно. Те, в свою очередь, смотрят свысока на других, кого они считают ниже себя, например ремесленников. В обществе необходимы ступени, а то у многих не будет значения и веса. О дамах ничего особенного не скажешь; одеты они богато, но не совсем элегантно: платья, драгоценности, прически ~~ все отдает мещанством. Золотые карманные часики на длинной золотой цепочке, браслеты, брошки, кольца. Больше всего кольца. Их слишком много. На двух пальцах одной дамы я насчитал шесть штук. Но чему удивляться. Ведь она недавно вышла замуж за владельца колбасной фабрики.
Публика занята разговорами на самые разнообразные темы. Больше говорят все же о соседях, знакомых, о компаньонах по торговым делам и конкурентах. Один поступил хорошо, другой — плохо. Дольше всего обсуждают поступки тех, кто сделал что-нибудь дурное. Вот, например, один господин — его супруга имела шляпный магазин и недавно обанкротилась. Это случилось потому, что муж слишком часто заглядывал в ресторан. Он был на иждивении жены. Несчастная жена, несчастные дети! Некоторых из присутствующих нередко видели в обществе этого скверного мужа» Сейчас они осуждают его больше всех. А почему бы и нет — ведь обанкротился-то он, а не они.
Господа помоложе, сидя группками по двое, по трое, разговаривают о женщинах. О девушках. О девушках известного рода. И об артистках городского театра. О кутежах. О веселых попойках и танцульках. Говорят также о ссорах и драках. О езде на велосипеде и карточной игре. При этом они немало веселятся и пьют рижское пиво стакан за стаканом. Иногда они встают и выпивают у стойки по рюмке водки.
За одним столом обсуждается вопрос русско-японской войны. Господа знают наверняка, что война будет. У них-де из Петербурга достоверные сведения. Сам министр сказал. Уже завтра из нашего гарнизона отправится такой-то и такой-то полк. Объявлена мобилизация.
Кто победит?
Конечно, русские.
Кое-кто сомневается. Ведь Япония заказала у англичан такие пушки, снаряды которых, разорвавшись, валят с ног целый корпус. Снаряды наполнены ядовитым газом. Только один снаряд может уложить десять тысяч человек. Что стоит после этого вражеской кавалерии и пехоте перебить одурманенных людей, как крыс!
— Все это не поможет,— возражают им.— Японии не попасть на материк. Это гарантируют новейшие русские мины. Вы ведь должны знать, что в море, между Японией и материком, повсюду спущены торпеды. Они соединены между собой — точно телеграфная сеть, а главный провод тянется в Порт-Артур, прямо в комнату адмирала Алексеева. Как только японский флот выйдет из гавани, русский адмирал нажмет кнопку — и весь флот взлетит на воздух.
— Это ужасно! — восклицают две дамы и хватаются руками за щеки.
А господа, с серьезными лицами, раскрасневшиеся, продолжают спорить, все больше входя в раж. Их пунш стынет, сигары потухли —- но им не до этого. Ведь решается судьба двух великих держав.
Из всей публики меня больше всего интересуют купец Ваас со своей супругой и маленьким сыном и их двое приятелей, один из которых с женой. Я знаю купца Ваа-са — мепя он, кажется, нет. Мы учились с ним в одной школе, но мало соприкасались: когда он был в старших классах, я был в младших. Ваас — лысый мужчина с черной бородой; один глаз у него чуть косит. Я видел его лет двадцать назад, когда он еще был учеником, а потом приказчиком в одном железоскобяном магазине. Теперь у него своя бойкая торговля, так что сравнительно за короткое время он стал богатым человеком. Такие расчетливые, старательные, неутомимые дельцы, как Ваас, всегда становятся богатыми. Еще учеником он видел сквозь туман будущего яркий свет, свою цель, свой идеал: стать хозяином, преуспеть в жизни. Ни днем, ни ночью не давала покоя все та же мысль и приказчику Ваасу, но уже более оформленная, более смелая: не только преуспеть в жизни, но и разбогатеть, стать как можно богаче. Он берег каждую копейку, из копеек складывались рубли, из рублей — сотни. Аккуратный, вызывающий к себе доверие, усердный в торговом деле, он был трезвым, воздержанным, благоразумным в частной жизни.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38
— Ну да — ради охоты.
— Почему ты нам хоть какого-нибудь домой не прислал? — бурчал отец.— Я бы продал в городе. И в шкуре дырку от пули смастерил бы.
— Барышня после охоты пришла ко мне на конюшню, на голове еще шляпа с заячьими хвостами, и говорит: «А что, Йоозеп, красиво было смотреть, как их отделывала?» — «Нет, отвечаю, совсем не красиво».
— Нужно же тебе было так барышне отвечать! — заворчал старик.
А Мари погладила шершавую руку брата, которой он подпирал голову.
— Еще в одном деле наша барышня была мастерица; кошки боялись ее как огня...
— Кошки?
— Да. Она держала у себя трех комнатных собак. Одна —- белая лохматая, другая — с черной-пречерной мордой, курносая и бесхвостая, а третья — с длиннющим туловищем, коротконогая, как скамеечка, точь-в-точь как скамеечка у нашей матери... Она играла с ними в «цирк» — так сама называла. В господском доме была пустая комната. Туда она выпускала собак и одну кошку. Собак науськивала на кошку. Окна и двери закрыты, комната пустая — кошке некуда спрятаться. Вот и натравливает собак на кошку, а сама с хлыстом тут же. Если кошка отбивается от собак, барышня ее рукояткой хлыста. Собаки рвут кошку, аж клочья летят, а барышня ее хлыстом по голове, пока не сдохнет. Чем жалобнее кричит кошка, тем пуще барышня натравливает на нее собак. Сама визжит от удовольствия, хлопает в ладоши, прыгает... Вот какой цирк у нашей барышни...
Лицо Мари пожелтело. Она крепко схватила брата за руку.
— Потому ты и не принял ее любовь? Йооаеп не ответил и продолжал:
— ...Когда кошки перевелись на мызе, она велела мне доставать их где-нибудь. Обещала платить по рублю за штуку.
— И ты доставал?
— Ни одной.
— Иисус-Марпя,— ужаснулся старик,— да я бы ей по дюжине добывал каждую неделю!
Мари опять погладила руку брата.
— А потом? — спросила она.
— Потом я ушел с мызы, вот и все.
— Я, брат, я бы на твоем месте тоже ушла,— сказала Мари глухим голосом.
Старик и старуха молчали.
ТЕСТЬ
Шебольшой загородный ресторан. Крещенский вечер. Хотя санный путь еще не установился, посетителей в ресторане довольно много. Я сижу один в углу зала, пью черный кофе, наблюдаю за публикой и прислушиваюсь к разговорам.
Большинство посетителей — торговцы, хозяева и приказчики и их дамы. Я их всех знаю — если не по фамилии, то, во всяком случае, в лицо. Они хорошо одеты и говорят по-немецки. По национальности это бывшие эстонцы, кем, конечно, не хотят быть. Господа помоложе старательно причесаны и экипированы по моде — с носков ботинок до стоячего воротничка и пестрого галстука. Особенно «господа конторские». Это «львы» торгового города. К приказчикам они относятся чуть презрительно. Те, в свою очередь, смотрят свысока на других, кого они считают ниже себя, например ремесленников. В обществе необходимы ступени, а то у многих не будет значения и веса. О дамах ничего особенного не скажешь; одеты они богато, но не совсем элегантно: платья, драгоценности, прически ~~ все отдает мещанством. Золотые карманные часики на длинной золотой цепочке, браслеты, брошки, кольца. Больше всего кольца. Их слишком много. На двух пальцах одной дамы я насчитал шесть штук. Но чему удивляться. Ведь она недавно вышла замуж за владельца колбасной фабрики.
Публика занята разговорами на самые разнообразные темы. Больше говорят все же о соседях, знакомых, о компаньонах по торговым делам и конкурентах. Один поступил хорошо, другой — плохо. Дольше всего обсуждают поступки тех, кто сделал что-нибудь дурное. Вот, например, один господин — его супруга имела шляпный магазин и недавно обанкротилась. Это случилось потому, что муж слишком часто заглядывал в ресторан. Он был на иждивении жены. Несчастная жена, несчастные дети! Некоторых из присутствующих нередко видели в обществе этого скверного мужа» Сейчас они осуждают его больше всех. А почему бы и нет — ведь обанкротился-то он, а не они.
Господа помоложе, сидя группками по двое, по трое, разговаривают о женщинах. О девушках. О девушках известного рода. И об артистках городского театра. О кутежах. О веселых попойках и танцульках. Говорят также о ссорах и драках. О езде на велосипеде и карточной игре. При этом они немало веселятся и пьют рижское пиво стакан за стаканом. Иногда они встают и выпивают у стойки по рюмке водки.
За одним столом обсуждается вопрос русско-японской войны. Господа знают наверняка, что война будет. У них-де из Петербурга достоверные сведения. Сам министр сказал. Уже завтра из нашего гарнизона отправится такой-то и такой-то полк. Объявлена мобилизация.
Кто победит?
Конечно, русские.
Кое-кто сомневается. Ведь Япония заказала у англичан такие пушки, снаряды которых, разорвавшись, валят с ног целый корпус. Снаряды наполнены ядовитым газом. Только один снаряд может уложить десять тысяч человек. Что стоит после этого вражеской кавалерии и пехоте перебить одурманенных людей, как крыс!
— Все это не поможет,— возражают им.— Японии не попасть на материк. Это гарантируют новейшие русские мины. Вы ведь должны знать, что в море, между Японией и материком, повсюду спущены торпеды. Они соединены между собой — точно телеграфная сеть, а главный провод тянется в Порт-Артур, прямо в комнату адмирала Алексеева. Как только японский флот выйдет из гавани, русский адмирал нажмет кнопку — и весь флот взлетит на воздух.
— Это ужасно! — восклицают две дамы и хватаются руками за щеки.
А господа, с серьезными лицами, раскрасневшиеся, продолжают спорить, все больше входя в раж. Их пунш стынет, сигары потухли —- но им не до этого. Ведь решается судьба двух великих держав.
Из всей публики меня больше всего интересуют купец Ваас со своей супругой и маленьким сыном и их двое приятелей, один из которых с женой. Я знаю купца Ваа-са — мепя он, кажется, нет. Мы учились с ним в одной школе, но мало соприкасались: когда он был в старших классах, я был в младших. Ваас — лысый мужчина с черной бородой; один глаз у него чуть косит. Я видел его лет двадцать назад, когда он еще был учеником, а потом приказчиком в одном железоскобяном магазине. Теперь у него своя бойкая торговля, так что сравнительно за короткое время он стал богатым человеком. Такие расчетливые, старательные, неутомимые дельцы, как Ваас, всегда становятся богатыми. Еще учеником он видел сквозь туман будущего яркий свет, свою цель, свой идеал: стать хозяином, преуспеть в жизни. Ни днем, ни ночью не давала покоя все та же мысль и приказчику Ваасу, но уже более оформленная, более смелая: не только преуспеть в жизни, но и разбогатеть, стать как можно богаче. Он берег каждую копейку, из копеек складывались рубли, из рублей — сотни. Аккуратный, вызывающий к себе доверие, усердный в торговом деле, он был трезвым, воздержанным, благоразумным в частной жизни.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38