Но, на самом деле, Мордор — пустыня серая. Здесь очень лёгкие серые почвы, и малейший ветерок метёт над землёй клубы серой пыли, всё вокруг засыпано этой серой мягкой порошей. Стоит чуть вспотеть, и лицо и волосы покрываются ломкой коркой грязи. Здесь невозможно поесть или попить, чтобы не проглотить заодно полфунта, или больше, этой ненавистной пылюги. Ртом лучше не дышать. Лучше его совсем не открывать, если нет особой повязки-пыльника.
У нас, понятное дело, их не было, и Гхажш отхватил ножом две широкие ленты от низа моего стрелкового плаща.
Ночью я об этом пожалел. Ночи в Мордоре холодны настолько же, насколько жарки дни. Или даже холоднее. Нагревшийся за день воздух ночью поднимается вверх, и с гор начинает дуть промозглый, пронизывающий до костей ветер, заставляющий зубы клацать, а мышцы дрожать. Сколько мы с Гхажшем не кутались в куцый остаток плаща, как не прижимались друг к другу, пытаясь сохранить хоть малую толику тепла и уснуть, выспаться толком не удалось. Лишь под утро усталые глаза сомкнулись, кажется лишь для того, чтобы труднее было вставать. Вдобавок ко всему за ночь плащ пропитался росистой влагой и стал не то что бы сырым, а каким-то воглым, когда и воды из ткани не выжмешь, и сухости нет. Тепла тем более. Так что, когда мы снова тронулись в путь, я ощутил даже удовольствие, чувствуя, как на ходу согревается продрогшее тело.
По пустыне мы уже не бежали, а шли, и Гхажш постоянно оглядывался, выбирая направление.
— Гхажш, — спросил я его в запылённую спину, — а почему мы пешком идём? То бежали, как на пожар, то не торопимся.
— Если побежим, пыль столбом поднимется, — ответил он. — Дорогу потеряем.
— Дорогу? — я огляделся. Ничего, хотя бы отдалённо напоминавшего дорогу, в пределах моего взгляда не было. — Шутишь, наверное. Я никакой дороги не вижу
— Приглядись, — он приостановился на мгновение и повёл рукою. — Колючки видишь?
— Колючки вижу, — кивнул я. — Ну и что?
— На них внимательно посмотри, — посоветовал Гхажш.
Я пригляделся, подумал и сообразил, что вижу ряд чахлых колючек, удаляющихся к окоёму. На первый взгляд они были такие же, как и множество других вокруг, но если приглядеться, то отличие всё же было. Эти колючки были не серо-зелёные, как большинство остальных, а буро-зелёные. Неподалёку от первого ряда вился второй, такой же. Между ними мы и шли.
— Понял, — сказал я. — Хитро придумано. Если бы ты не сказал, я бы ни за что не догадался. Колючки и колючки, подумаешь, цветом немного отличаются.
— Отличаются, — подтвердил Гхажш. — Это не здешние колючки. Их с юга привезли когда-то, от оазисов Нурнона. Поэтому и цвет разный.
— И как мы их потерять можем? — спросил я недоумённо. — Теперь даже я два ряда вижу.
— В пыли можем поворот пропустить, — ответил Гхажш, — или, просто, запутаться. За этими путями давно никто не ухаживает, колючки кое-где сами разрослись, как попало. Да и всё равно бежать нам нельзя.
— Почему?
— Воды мало. Будем быстро бежать — вся вода с потом уйдёт, и упадём от жары и сухости. А ближайший источник — в деревне, в которую идём. Ближе нет.
— Тут ещё и живёт кто-то? — изумился я. — Прямо в пустыне?
— Конечно, — подтвердил Гхажш. — Орки мордорские живут.
— Урр-уу-гхай? — я решил уточнить.
— Нет, настоящие орки, которые солнца боятся. Та деревня, в которую мы идём, принадлежит буурзу, тоже решившему стать урр-уу-гхай. Но пока они ещё орки. Внуки нынешних смогут смотреть на свет, а эти пока днём прячутся. У них глаза солнечного света не терпят, и кожа тоже.
— А есть ещё другие? — я непроизвольно оглянулся. — Совсем настоящие, я имею ввиду? Такие, которые урр-уу-гхай быть не хотят?
— Есть, — кивнул Гхажш. — Но ты не бойся, они в этот край пустыни редко забредают. Их буурзы ближе к Паучьему перевалу живут, там с водой легче. Ещё в Мрачных горах, на юге, и в Итилиэне. Мы их пока не уговорили, но уговорим, мы народ терпеливый. Старухи у них твёрдо за старое стоят, а молодые уу-гхой начинают подумывать, что для их внуков будет лучше. И давай лучше помолчим, от разговоров рот сохнет, воду в пустыне надо беречь.
Деревня появилась после полудня и совершенно неожиданно. Пустыня, при взгляде в даль, кажется ровной, как стол, но впечатление это обманчиво. В ней встречаются обширные котловины, которые не увидишь, пока не окажешься на самом краю. Нужная нам деревенька и была расположена в такой ямине. Я её заметил, когда чуть ли не под самыми моими ногами обнаружилась крыша прижавшегося к склону дома. Другие дома, такие же серые и неприметные, сложенные из камня-плитняка, были разбросаны по всему пространству котловины, по дну и по склонам, в полном беспорядке и кажущемся отсутствии смысла. Лишь в самом низу огромной ямы теснящиеся дома разбегались в стороны, образуя пустое пространство вокруг каменного строения, в котором я угадал колодец.
— Гхажш, — спросил я, оглядываясь. — А чего так пусто вокруг? Нет никого, даже сторожей.
— Сторожа есть, — ответил он, — они нас видели, только они предупреждены о нашем приходе и потому нас не останавливали. Все остальные сейчас спят, я же тебе сказал, что они света боятся. Ближе к закату повылезают.
Колодец пустынной деревни оказался совсем непохож на колодец Сторожевой деревни города на болоте. Прежде всего, он был не деревянный, а каменный и накрыт просторным глинобитным куполом, к моему удивлению, не имевшим никакой внутренней опоры. Кроме того, колодец был окружён стеной из плитняка изрядной высоты и толщиной шага в четыре, на самом верху которой чернели узкие бойницы. Внутрь огороженного пространства можно было попасть только через узкую щель в стене, да и то приходилось протискиваться боком.
После полуденной жары в полумраке надколодезного купола было прохладно и влажно. Рядом с обложенным камнем отверстием в земле, сложив босые ноги калачиком, сидел небольшого роста, меньше меня, орк непонятного возраста в висящем мешком просторном балахоне из коричневой шерсти. Лицо у орка было тёмным и морщинистым, словно спечённым от жары, а глаза такими узкими, что даже белков не было видно. Они казались чёрными проёмами на лице. Он не был уродлив, но вид его для меня, привыкшего к совсем другим лицам, казался странным. Руки его — ширококостные, натруженные, хваткие лапы с плоскими ногтями на коротких пальцах — напомнили мне о дрягвинском кузнеце. У того были такие же кисти, раздавшиеся вширь от ежедневной тяжкой работы.
Гхажш сказал орку несколько слов на Тёмном наречии, из которых я уловил только «Гхажш», «Чшаэм» и «Угхлуук». Орк задумчиво кивнул и разразился в ответ длинной скороговоркой, в которой я совсем ничего не понял. Гхажш, видимо тоже понял не всё, поскольку несколько раз переспрашивал орка о чём-то. Орк слегка замедлил быстроту своей речи и начал что-то показывать руками.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108